Диана Удовиченко - Семь камней радуги

• Название: Семь камней радуги
• Автор: Диана Удовиченко
• Жанр: Фэнтези

Что делать, если вместо заслуженного летнего отдыха после удачного поступления в университет вас вынуждают спасать мир? Да еще не свой, а какой-то непонятный, где не действуют привычные законы, а все вокруг пропитано волшебством. Вдруг выяснилось, что Макс - не просто Макс, а наследник старинного магического рода, Мама - не бухгалтер, а ведьма, а любимый пес, погибший два года назад, вернулся и умеет разговаривать. Что бы выбрали вы: отдых, или такой вот сумасшедший тур по Второй грани реальности?

---

– Вот, хозяйка на дорогу сунула.

Пережевывая пирог с капустой, Макс подумал, что неотразимость, пожалуй, может быть иногда полезна. Его нагрудный карман вдруг зашевелился, и из него вылез Михалыч, привлеченный запахом пирога. Он взобрался на плечо Макса и ткнулся колючей мордочкой ему в ухо. Снизу в колено уперся собачий нос, издавая обиженное сопение. Макс рассмеялся и поделил свой кусок на три части.

– Ты похож на бродячего циркача, - усмехнулась Виктория.

Бутыль с вином пошла по кругу. Макс всегда был равнодушен к спиртному, но сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. Дом действовал на него угнетающе, и он хорошо приложился к бутылке, надеясь, что это поможет прогнать тягостные ощущения.

К шуму льющейся воды прибавились завывания ветра. Начиналась буря. Трещали деревья, под ударами дождевых струй содрогались стекла на втором этаже, огонь в камине тревожно заколыхался.

– Пойдемте спать, - предложила Виктория, - Все равно сегодня никуда поехать не сможем.

Комнат хватало на всех, но никто не захотел ночевать в одиночестве. Решили расположиться на ночлег по трое. Девушки отправились в комнату, где Макс нашел крепкую кровать под балдахином. Мужчины разыскали еще одну вполне приличную спальню, в которой стояло широченное ложе. Прогнивший матрац скинули и улеглись поперек кровати. Макс подстелил под себя плащ и укрылся льняным пледом. Роки, сопя, вклинился между ним и Гольдштейном, который дружески приобнял пса. Михалыч долго суетился, выбирая место для ночлега, затем улегся на теплую собачью спину. Вопреки ожиданиям Макса, Роки не стал протестовать. Он лишь поднял голову, осмотрел незваного гостя, и снова закрыл глаза.

– Ноев ковчег! - засмеялся Гольдштейн.

Через минуту в комнате раздавался дружный храп. Макс не мог уснуть. Он лежал с открытыми глазами, смотрел на потоки дождя, причудливо искаженные оконным стеклом и вспоминал родной Владивосток. Дальневосточника не удивишь дождем и бурей: сколько раз, выходя утром из дома, он видел вырванные с корнем деревья. А какие летом бывают тропические ливни! Один раз Макс по пути из соседнего подъезда в свой умудрился вымокнуть насквозь. Но дома все не так. Хорошо в бурю сидеть в тепле и уюте, пить горячий чай и читать интересную книгу. Хорошо чувствовать свою защищенность, знать, что завтра все будет благополучно, не оглядываться по сторонам в поисках опасности. Максу вдруг ужасно захотелось очутиться дома, позвонить в дверь, и чтобы мама заохала: "Как же ты промок!", и чтобы бегала вокруг с полотенцем, а потом принесла горячего чаю с конфетами, и села рядом, и расспрашивала, как прошел день. И чтобы отец ходил мимо и ворчал, как всегда: "Нечего шляться допоздна!" И чтобы позвонил Тема, или Вовка, и рассказал что-нибудь смешное. И телевизор чтобы показывал какое-нибудь дурацкое реалити-шоу. "Ничего этого больше не будет", - сказал вкрадчивый голос, - "Ты останешься здесь, и на твоих глазах погибнет смелая Виктория, и нежная Аня, а потом придет черед ироничного Гольдштейна, забавной Миланы, и обаятельного Эдика. Ты будешь стоять на коленях над холодеющим тельцем своего пса, и потеряешь даже Михалыча. Крысы тоже умирают. А потом ты вернешься в свой город и увидишь развалины родного дома. Под ними будут похоронены твои мать и отец, и все друзья. Ты останешься один, потеряешь всех своих близких. Один, один, один…"

Макс сел на кровати и обхватил голову руками, пытаясь заглушить этот непонятно откуда идущий шепот. Он оглядывался вокруг, но не видел никого, кроме спящих рядом товарищей. А голос не умолкал, он нашептывал ему страшные слова: "Ты ничего не сможешь сделать, ты не сумеешь им помочь, и будешь одинок вечно, вечно, вечно…" Из глаз полились слезы, Макс даже не пытался их остановить. Он сжался в комок и забился в угол кровати, бессмысленно глядя в одну точку. Тело сотрясала лихорадочная дрожь. Так он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, пытаясь справиться с болью, охватившей все его существо. "Да, ведь есть же еще бабушка, дядя, тети", - продолжал голос, - "Ты не увидишь даже их тел, потому что они очень далеко. Но ты можешь быть уверен: в живых не останется никого. И все потому, что ты не сумеешь выполнить свою миссию. Ты будешь вечно испытывать чувство вины. Так может быть, не нужно ждать этой боли? Зачем так мучиться? Есть хороший способ прекратить страдания. Надо просто перестать жить. Это так легко! Нужно выйти из комнаты и броситься с галереи на каменный пол. Ты даже не почувствуешь, как умрешь. А можно взять меч и пронзить им свою грудь…"

Во сне тревожно завозился Эдик. Он тихо застонал и сел, забившись в противоположный угол кровати, глядя на Макса невидящими глазами и шепча про себя: "Нет, нет, я не хочу". Гольдштейн вдруг как-то по-детски захныкал, сполз на каменный пол и свернулся в позе эмбриона, прикрыв голову руками. Макс не мог им помочь, он пытался справиться со своим ужасом. Голос продолжал нашептывать: "Твои близкие умерли. Или скоро умрут. Так зачем же тебе жить? Умри, умри, умри…" От звуков этого шепота темнело в глазах, и вскоре Макс перестал видеть окружающий мир. Исчез Гольдштейн, Эдик, пропали звуки дождя за окном, осталась лишь темнота, в которой он был один на один с шепотом. Макс летел за ним в глухом черном пространстве, зная, что он совершенно одинок, что никогда больше не увидит ни одного человеческого лица. Его одиночество было абсолютным, и душу разрывало сознание смерти всех близких ему людей. "Умри", - шептал голос, - "Умри, и ты больше не будешь страдать". А потом он увидел. Увидел себя, стоящего среди искалеченных тел тех, кто был ему дорог. Сердце, казалось, взорвалось от боли, и через секунду пришло единственно возможное решение, которое могло прекратить его муку.

Рука Макса медленно потянулась мечу, он не мог больше терпеть эту всепоглощающую боль. Он вытянул клинок из ножен и приставил к своей груди, слева, туда, где гулко колотилось измученное сердце. Макс перехватил меч поудобнее, чтобы нанести всего один удар… Руку обожгла резкая боль, вслед за этим правое ухо запылало огнем. Макс дернулся и очнулся. Шепот растаял. Перед ним сидел Роки и заливался истерическим лаем.

– Ты что, с дуба рухнул? - завопил пес, - Я проснулся, а вы тут все валяетесь! А ты еще собрался себя проткнуть!

На руке отпечатался след собачьих зубов, а на правом плече сидел Михалыч и грыз Максу ухо. Роки, увидев, что Макс пришел в себя, спрыгнул на пол и принялся кусать Гольдштейна. Затем он вновь заскочил на кровать и злобно набросился на Эдика.

– Хватит, Михалыч, спасибо! - сказал Макс, отрывая крыса от своего уха.

Несколько секунд он приходил в себя, пытаясь понять, что же с ним было, но потом шепот вернулся: "Это лишь сон. А когда ты проснешься, всех их не будет в живых. Умри, умри, умри…"

– А вот хрен тебе! - воскликнул Макс и вскочил на ноги.

На полу зашевелился Гольдштейн. Он сел и обвел комнату безумными глазами.

– Что это? - хрипло спросил он.

– Не знаю. Надо девчонок посмотреть, - ответил Макс и, стараясь не слушать, что шепчет ему голос, вышел из комнаты.

Первое, что он увидел, выйдя на галерею - хрупкий девичий силуэт рядом с каменными перилами. Девушка некоторое время стояла, обессиленно прислонившись к перилам, затем начала медленно наклоняться вниз.

– Стой, дура! - завопил Макс, забыв на секунду о своих страхах.

Он успел подбежать и схватить девушку за тонкую руку, но она уже перекинулась через перила, и теперь висела, удерживаемая Максом за запястье. Макс почувствовал, как ее рука начинает выскальзывать из его пальцев. Он протянул вторую руку и крикнул:

– Хватайся за меня!

Девушка подняла голову, и Макс увидел искаженное безумием лицо Миланы. Из широко раскрытых глаз текли слезы.

– Я не хочу жить, отпусти меня, - сказала она.

– Возьми меня за руку! Пожалуйста! - взмолился Макс, - Все хорошо!

Он обеими руками вцепился в запястье Миланы и пытался подтянуть ее наверх.

– Я никому не нужна, мне лучше умереть!

– Не блажи! Ты мне нужна! - пропыхтел Макс, стараясь вытащить девушку.

Сзади подбежал Гольдштейн и, перегнувшись через перила, схватил Милану за шиворот. Общими усилиями они втащили ее назад и, отдуваясь, присели на пол.

– Эдик совсем плох, - сообщил Гольдштейн.

– Надо убираться отсюда, - ответил Макс и направился в комнату девушек.

Виктория забилась в угол комнаты и тихо выла, глядя в пространство полными ужаса глазами. Аня держалась лучше, ее взгляд был осмысленным, но тело стрясала крупная дрожь. Она обессиленно прислонилась к стене. Макс обнял девушку и спросил:

– Ты как?

– Я чувствую ваш страх, - ответила она, - И еще чей-то гнев. Здесь есть еще кто-то, кроме нас.

– Собирайся, мы уходим, - сказал Макс и подошел к Виктории.

Он принялся трясти ее за плечи, но это не помогло. Виктория принялась царапать себе лицо, ее взгляд оставался отрешенным. В отчаянии Макс не нашел ничего лучше, чем залепить девушке пару звонких оплеух. Как ни странно, Виктория очнулась.