Виктор Черняк - Выездной !

• Название: Выездной !
• Автор: Виктор Черняк
• Жанр: Детектив

---

Что в пакете?

Для него вопрос носил бытийный характер и лишить себя радости исчерпывающего ответа да и обладания содержимым Колодец не мог. К тому же за спиной Шпына замаячит неизвестный тип, как видно в годах, и выкрутасы Мордасова заставят приезжего ворочать башкой, тыкая глазенками по сторонам то в бочку с малосолом, то в парники, то в обрезки шлангов, то в клумбы, чтобы не выдать ненароком смятение или ярость или еще что неизвестное, распирающее нежеланного пришельца.

Мордасов подоткнул бабке подушки под спину, вытер губы.

- Ты как, ба?

Старушка из последних сил оторвалась от подушечной горки, прильнула к внуку, полушепот-полустон послужил ответом.

Мордасов разрывался, физически ощущая приближение Шпына, как живность чует извержение или землятресение загодя, как старики глубокие и уставшие жить, вроде его бабули, предчувствуют приближение кончины.

Бабка глянула на пол, на коврик чахлый, истертый у кровати, сухо выкашляла:

- Подмети, Сань. Все ж людей ждем...

Мордасов послушно поплелся за веником и совком и тут же понял, что принял решение, иначе зачем бы ему возиться с веником.

Смочил кустистую солому в бочке с дождевой водой, стряхнул и поплелся в дом: бабка отвернулась к стене, чтобы не дышать пылью. Мордасов мел любовно, короткими несильными махами, чтоб пыль не поднималась выше колен, не оседала на лоскутном одеяле и подушках в кружевных оборках.

Сор на совке Мордасов вынес во двор, зашагал к забору, заросшему кустами ежевики, к кучам мусора, собранного на участке в прошлое воскресенье. Сквозь штакетины, мотающиеся на ржаво-сопливых гвоздях, разглядел цветное пятно, медленно перемещающееся от перекрестка и понял, что едет Шпын. Мордасов в сердцах швырнул совок и направился к воротам, не выпуская веник, будто с грозным оружием наизготовку. Хотел открыть ворота да собственная четырехколеска занимала все свободное место; Шпыну парковаться выпало прямо на улице, поджав машину ближе к покосившимся разновысоким доскам шаткой ограды.

Шпын долго елозил колесами взад-вперед, пока не упокоил двигатель. Колодец только раз глянул на человека рядом со Шпыном: начальничек! тут ошибки быть не могло, их порода - рожа мучнистая, кожа безвоздушно живущего кабинетного царька, брезгливый изгиб губ - все-то он видел-слышал, все-то он знает-умеет...

Лиходей, решил сразу Мордасов, клейкий, ушлый, поднаторевший дурить людей, забивать чужие уши газетным горохом, овладевший в совершенстве балансировкой меж сильными над ним и слабыми под ним. Кой черт бабке понадобится облегчать участь таковскому, транжируя крохи отпущенных силенок. Шпын вылез из машины первым. Мордасов сразу приметил пакет, объемный, щедро набитый доверху. Шпын оббежал машину и распахнул дверцу: пассажир с переднего правого сидения выбрался тяжело, будто преодолел канаву или, ступая на неверные мостки, перешагнул ревущий ручей. Жирные руки, как у слепого, искали поддержки, слабо трепеща, как издыхающая рыба, пока не поймали плечо Шпына.

Мордасов решительно выступил вперед, взмахнул веником приветственно, увидел страх и удивление на лице дружка. Получилось хуже не придумаешь, будто грозил. Колодец забросил веник, раскинул хлебосольно руки, заулыбался, выкрикнул дурашливо, как привечая пьянчужек-должников:

- Здрастьица вам!

Филин вдохнул воздух пригорода, блаженно потянулся: вот и его дачке купаться в пахучих воздусях, пропитанных деревенскими запахами, целительными, по глубокому убеждению Филина, особенно в старости.

- Здрастьица вам! - Колодец распахнул калитку, отшвырнул обломок кирпича с дорожки, ведущей в дом, перекосился от неожиданной боли.

Шпын суетливо колдовал у замков машины, пока Мордасов в раздражении не бросил:

- Оставь! Тут красть некому.

Филин барственно ступил на дорожку, потрепал Мордасова по плечу, как собачонку.

Сволочь! Мордасов, вскипая, все ж выкроил любезную улыбку, не мог, не научился не изгибаться перед наделенными властью, пусть и далекой от его сфер. Шпын пробормотал имя-отчество прибывшего на излечение, Мордасов его тут же забыл и то ли от смущения, то ли толком не понимая, что же ему делать, предложил Филину отведать малосольный. Филин жевал вдумчиво, чмокая, охая, закатывая глаза, похлопывая себя по бедрам. Вышло, что съедение огурца - целая эпопея, будто государственное дело провернул Филин у всех на глазах. Так и работает, гад, из ничего столько разных разностей напредставляет окружающим - спектакль, куда там. Филин по-хозяйски запустил руку в бочку за вторым огурцом, чем возмутил Мордасова до крайности. Пришлось терпеть, утешала только набитость пакета, но и смущало кое-что: например, Шпын приладился завертывать капелюшное подношение в комок разноцветной бумаги и когда очищаешь дар от бумажной кожуры, ничего не остается, так финтифлюшка бездельная - ни пользоваться, ни толкнуть.

Филин второй огурец запустил в пасть целиком и тут же нацелился на третий. Мордасов предупредил желание - нечего руки мыть в рассоле! ухватил миску, набросал огурцов доверху. Филин грузно оседлал скамью под навесом, умял еще пару огурчиков и принялся смолить беломором.

Мордасову показалось, что в оконце мелькнуло лицо бабки. Он смущенно бормотнул извинения и скрылся в доме.

- Хорош дружок у тебя, - Филин мечтательно разглядывал Шпындро. Совестливый, работящий, без затей живет, небось душу в целости сохранил...

- Сохранил, - поддакнул Шпындро, не понимая, шутит Филин или преисполнен серьезности, хитер, часто не разберешь прикидывается или подлинное высказывает, тем более, что всегда, если вдуматься, говорит мелкое, стертое и не ухватить, что именно хотел внушить, похоже, просто язык гимнастикой разминал.

Филин заел папиросу огурцом, вытер липкие пальцы о несвежее полотенце, наброшенное поперек скамьи, глянул на пакет в дарами.

- Ему?

Шпындро кивнул. Филин зашевелил ноздрями, шумно выдохнул: мол, такая жизнь, мазать надо всех от мала до велика, да может не так и страшна беда эта, все одно творится сотни лет и повсюду, а движение вперед неоспоримо.

- Спасибо... возишься со мной, - неожиданно проникновенно заключил Филин и признательность его зазвенела в ушах Шпындро сладкой песней, однозначно сообщающей: ты поедешь! ты, не Кругов!

Радостное волнение охватило Шпындро, бойко заработал разум, может зажигалку, что отнял у жены и вознамерился отдать Мордасову, как сверхурочную, тут же, сейчас же отдарить Филину или получится нарочито? Рука сама скользнула в пакет, расковыряла в бумаге плоский квадратик.

- Зажигалочка-то у вас не по рангу, - хохотнул Шпын и всучил Филину дар, тот важно щелкнул, опустил в карман не без удовольствия, оглядел небеса ласкающим взором и - напрасно изводили страхи Игоря Ивановича важно поблагодарил, - что ж... и за малость приятную благодарствую.

За малость? аж взмок Шпындро, случайно обмолвился или намекнул, что задаривать понадобится основательно, или вовсе ничего особенного в виду не имел. Шпындро тоже отведал огурец и, проглотив его, сменил тему:

- Славные огурчики. За хорошим столом да с ерофеичем...

- Про горюее теперь надо забыть. - Филин отрубил веско, даже сумеречно, будто ему в этой части было известно нечто, сокрытое от большинства, снова напустил на себя начальственность: знахарки да огурцы одно, да дистанцию, брат, соблюдай, не то врежешься да шею свернешь.

Гости отдыхали после дальней дороги, ожидая команды на вход. Колодец по указанию бабки принес воды в бидонах и оставил старушку заговаривать питье. Вышел во двор, скомандовал Шпыну тащить бутылки с завертывающимися пробками, а через минуту велел Филину заходить одному. Начальник, низко пригнувшись, нырнул в комнатенку бабки, неодобрительно сверкнув на иконы в углу.

- День добрый, мамаша, - Филин придвинул скрипучий стул, с опаской, не дожидаясь приглашения, сел. Первый вопрос бабки ошарашил.

- Деньги любишь, сынок? - Вырвалось из сухих губ.

- А кто ж их не любит, мамаша, только дитя малое да скот тупой. - Ишь завернул ответец, порадовался Филин и уселся поудобнее. Не понятно, как соотносятся любовь к деньгам и его самочувствие... А, бабуся-хитруся, прикидываешь, как одарит клиент? Филин довольно улыбнулся: хорошо, когда понятно, все по правилам игры; удивительного мало, старушенция обретается в тех же пределах, что и Филин: товарно-денежные отношения плещутся у ног каждого бескрайним морем и прежде, чем отправиться в плавание, всяк норовит прознать, где рифы, где балуют штормы, а где умучает покоем мертвый штиль.

Старушечьи руки потянулись к Филину, подрагивающие пальцы замерли, почти касаясь лица, рот-черточка в вертикальных засечках глубоких, будто давние швы, морщин не разжимался. Филин сообразил - нелишне изложить хлопоты, описать невзгоды.

- Тревога не покидает, мамаша... сплю чутко, чуть кто торкнется, глаза на караул... тело чаще вроде не мое... - Филин оглянулся, будто вознамерился крамольное сообщить, - нет радости от жизни, хотя вроде все при всем... семья здоровая, - толстый палец согнулся в подсчете, достаток внушительный, но вот мысли паскудные, торопливые, шершавые, обдирающие внутри, похоже с шипами. Людей не понимаю, вижу насквозь и... не понимаю... крутят все, комбинируют, норовят обойти и урвать...