Публий Вергилий - Буколики. Георгики. Энеида

• Название: Буколики. Георгики. Энеида
• Автор: Публий Вергилий
• Жанр: Античная литература
• Год: 1979

В книгу великого римского поэта Публия Вергилия Марона (70 – 19 гг. до н. э.) вошли его известные произведения: сборник пастушеских стихов «Буколики», дидактическая поэма «Георгики», эпос «Энеида».

---

Вергилий Буколики. Георгики. Энеида

Буколики

ЭКЛОГА I

Мелибей, Титир
Мелибей

Титир, ты, лежа в тени широковетвистого бука,

Новый пастуший напев сочиняешь на тонкой свирели, –

Мы же родные края покидаем и милые пашни,

Мы из отчизны бежим, – ты же учишь леса, прохлаждаясь,

5 Имени вторить своей красавицы Амариллиды.

Титир

О Мелибей, нам бог спокойствие это доставил[1] –

Ибо он бог для меня, и навек, – алтарь его часто

Кровью будет поить ягненок из наших овчарен.

Он и коровам моим пастись, как видишь, позволил,

10 И самому мне играть, что хочу, на сельской тростинке.

Мелибей

Нет, не завидую я, скорей удивляюсь: такая

Смута повсюду в полях. Вот и сам увожу я в печали

Коз моих вдаль, и одна еле-еле бредет уже, Титир.

В частом орешнике здесь она только что скинула двойню,

15 Стада надежду, и – ах! – на голом оставила камне.

Помнится, эту беду – когда бы я бы поумнее! –

Мне предвещали не раз дубы, пораженные небом.[2]

Да, но кто же тот бог, однако, мне, Титир, поведай.

Титир

Глупому, думалось мне, что город, зовущийся Римом,

20 С нашим схож, Мелибей, куда – пастухи – мы обычно

Из году в год продавать ягнят народившихся носим.

Знал я, что так на собак похожи щенки, а козлята

На матерей, привык, что с большим меньшее схоже.

Но меж других городов он так головою вознесся,

25 Как над ползучей лозой возносятся ввысь кипарисы.

Мелибей

Рим-то тебе увидать что было причиной?

Титир

Свобода.[3]

Поздно, но все ж на беспечность мою она обратила

Взор, когда борода уж белее при стрижке спадала.

Все– таки взор обратила ко мне, явилась, как только,

30 Амариллидой пленен, расстался я с Галатеей.

Ибо, пока, признаюсь, Галатея была мне подругой,

Не было ни на свободу надежд, ни на долю дохода.

Хоть и немало тельцов к алтарям отправляли загоны,

Мы хоть и сочный творог для бездушного города жали,

35 С полной пригоршней монет не случалось домой воротиться.

Мелибей

Что, я дивился, богам ты печалишься, Амариллида,

И для кого ты висеть оставляешь плоды на деревьях?

Титира не было здесь! Тебя эти сосны, о Титир,

Сами тебя родники, сами эти кустарники звали.

Титир

40 Что было делать? Никак не выйти б иначе из рабства.

Столь благосклонных богов я в месте ином не узнал бы.

Юношу видел я там,[4] для кого, Мелибей, ежегодно

Дней по дважды шести алтари наши дымом курятся.[5]

Вот какой он ответ просящему дал, не помедлив:

45 «Дети, пасите коров, как прежде, быков разводите!»

Мелибей

Счастье тебе, за тобой под старость земля остается –

Да и довольно с тебя, хоть пастбища все окружает

Камень нагой да камыш, растущий на иле болотном.

Не повлияет здесь корм непривычный на маток тяжелых,

50 И заразить не сможет скота соседское стадо.

Счастье тебе, ты здесь на прибрежьях будешь знакомых

Между священных ручьев наслаждаться прохладною тенью.

Здесь, на границе твоей, ограда, где беспрестанно,

В ивовый цвет залетя, гиблейские трудятся пчелы,[6]

55 Часто легким ко сну приглашать тебя шепотом будет.

Будет здесь петь садовод под высокой скалой, на приволье.

Громко – любимцы твои – ворковать будут голуби в роще,

И неустанно стенать на соседнем горлинка вязе.

Титир

Ранее станут пастись легконогие в море олени,

60 И обнажившихся рыб на берег прибой перебросит,

Раньше, в скитаньях пройдя родные пределы, изгнанник

К Арару[7] парф испить подойдет, а к Тибру германец,

Чем из груди у меня начнет исчезать его образ.

Мелибей

Мы же уходим – одни к истомленным жаждою афрам,

65 К скифам другие; дойдем, пожалуй, до быстрого Окса[8]

И до британнов самих, от мира всего отделенных.

Буду ль когда-нибудь вновь любоваться родными краями,

Хижиной бедной моей с ее кровлей, дерном покрытой,

Скудную жатву собрать смогу ли я с собственной нивы?

70 Полем, возделанным мной, завладеет вояка безбожный,

Варвар – посевами. Вот до чего злополучных сограждан

Распри их довели! Для кого ж мы поля засевали!

Груши теперь, Мелибей, прививай, рассаживай лозы!

Козы, вперед! Вперед, – когда-то счастливое стадо!

75 Не полюбуюсь теперь из увитой листвою пещеры,

Как повисаете вы вдалеке на круче тернистой,

Песен не буду я петь, вас не буду пасти, – без меня вам

Дрок зацветший щипать и ветлу горьковатую, козы!

Титир

Все ж отдохнуть эту ночь ты можешь вместе со мною

80 Здесь на зеленой листве: у меня творога изобилье,

Свежие есть плоды, созревшие есть и каштаны.

Уж в отдаленье – смотри – задымились сельские кровли,

И уж длиннее от гор вечерние тянутся тени.

ЭКЛОГА II

Страсть в Коридоне зажег прекрасный собою Алексис.

Был он хозяину люб – и пылал Коридон безнадежно.

Он что ни день уходил под частые буки, в прохладу

Их густолиственных крон, и своих неотделанных песен

5 Жалобы там обращал к лесам и горам, одинокий.

"Песням моим ты не внемлешь, увы, жестокий Алексис!

Иль не жалеешь ничуть? Доведешь ты меня до могилы!

Даже и скот в этот час под деревьями ищет прохлады,

Ящериц даже укрыл зеленых терновник колючий,

10 И Тестиллида уже для жнецов, усталых от зноя,

К полднику трет чабер и чеснок, душистые травы.

Вторя мне громко, пока я слежу за тобою прилежно,

Пеньем цикад кустарник звенит под солнцем палящим.

Иль не довольно того, что гнев я Амариллиды

15 Либо презренье терпел, выносил и упреки Меналка? –

Хоть черномазый он был, а ты белолицый, Алексис!

Не доверяй чересчур, прекрасный юноша, цвету:

Мало ли белых цветов, но темных ищут фиалок.

Ты презираешь меня; откуда я, кто – и не спросишь,

20 Сколько скота у меня, молока белоснежного сколько.

Тысячи бродят овец у меня по горам сицилийским,

Нет в парном молоке ни в зной недостатка, ни в стужу.

Те же я песни пою, которые, стадо сгоняя,

Пел Амфион у Диркэ на том Аракинфе Актейском.[9]

25 Я уж не так некрасив: недавно себя я увидел

С берега в глади морской; суди нас – так Дафнис, пожалуй,

Не устрашил бы меня, если только не лгут отраженья.

О, лишь бы ты захотел со мною в скудости сельской,

В хижинах низеньких жить, стрелять на охоте оленей

30 Или же коз погонять хворостиной из мальвы зеленой.

Вместе со мною в лесах подражал бы пением Пану.

Первым Пан изобрел скрепленные воском тростинки,

Пан, предводитель овец и нас, пастухов, повелитель.

Так не жалей же о том, что натер себе губы свирелью.

35 Чтобы сравняться с тобой, как только Аминт не старался!

Есть свирель у меня из семи тростинок цикуты

Слепленных, разной длины, – Дамет ее, умирая,

Передал мне и сказал: вторым ей станешь владельцем.

Так сказал мне Дамет – и Аминт завидует глупый.

40 Двух еще горных козлят с трудом достал я в ущелье

Небезопасном, их шерсть пока еще в крапинах белых.

Вымя овцы они два раза в день осушают – тебе я

Их берегу, хоть давно у меня Тестиллида их просит, –

Да и получит, коль ты от нас презираешь подарки.

45 Мальчик прекрасный, приди! Несут корзинами нимфы

Ворохи лилий тебе; для тебя белоснежной наядой[10]

Сорваны желтый фиоль и высокие алые маки;

Соединен и нарцисс с душистым цветом аниса;

С благоуханной травой сплела она и лаванду;

50 Нежных фиалок цветы ноготки желтизной оживляют.

Бледных плодов для тебя нарву я с пуховым налетом,

Также каштанов, моей излюбленных Амариллидой.

Слив восковых прибавлю я к ним, – и сливы уважу!

Лавр, тебя я сорву, вас, мирты, свяжу с ним теснее.

55 Благоуханья свои вы все воедино сольете!..

Ты простоват, Коридон! К дарам равнодушен Алексис.

Если ж дарами борьбу затевать, – Иолл не уступит

Горе! Что я натворил? В своем я безумии Австра[11]

Сам напустил на цветы, кабанов в прозрачные воды…

60 Что, безрассудный, бежишь? И боги в лесах обитали,

Да и дарданец Парис. Пусть, крепости строя, Паллада[12]

В них и живет, – а для нас всего на свете милее

Наши пусть будут леса. За волком гонится львица,

Волк – за козой, а коза похотливая тянется к дроку, –

65 А Коридон, о Алексис, к тебе! У всех свои страсти.