Алексей Калугин - Полет мотылька

• Название: Полет мотылька
• Автор: Алексей Калугин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01655-4

Все происходящее вокруг нас – это реальность или бесконечный сон, который мы видим? А может, мы сами персонажи чьих-то грез, марионетки, подвешенные на ниточки чужих сновидений? Тогда кто тот кукловод, который заставляет плясать нас под свою дудку и меняет декорации, когда ему вздумается? Ерунда – скажет кто-то. Но именно от ответов на эти вопросы зависит судьба Геннадия Калихина, на первый взгляд обычного безработного, одного из миллионов жителей мегаполиса. Ответить на них – значит вспомнить свое прошлое, остаться в живых и выйти из чудовищного эксперимента, который когда-то поставил он сам. Только удастся ли?

---

Геннадий Павлович чувствовал себя так, будто всю ночь пролежал, не сомкнув глаз. Голова – словно ватой набита. Именно ощущение этой ватной бесформенности и мягкости не давало возможности собраться с мыслями и начать наконец что-то делать. Казалось, достаточно сделать самое незначительное, лишенное какого-либо смысла движение – просто чуть приподнять кисть левой руки или повернуть голову, – и это приведет к тому, что тело медленно сдвинется с места и поплывет, подобно зыбкому облаку, влекомому едва ощутимыми токами воздуха. От одной только мысли об этом к горлу подкатывал вязкий комок кисловатой тошноты.

Геннадий Павлович попытался избавиться от наваждения, подумав о чем-то хорошем. Самым приятным воспоминанием за последнее время была встреча в «Поджарке», мысль о которой хотя и грела душу, но не вселяла покоя и уверенности. И виной всему – Геннадий Павлович упорно не желал себе в этом признаваться, но так оно и было – разговор о программе генетического картирования. Или – генетической чистки. Юлику не понравился этот термин, но, кажется, даже он разок употребил его. Странный какой-то разговор получился – рваный, неопределенный. Когда Геннадий Павлович пытался припомнить его во всех подробностях, ему начинало казаться, что каждый говорил меньше, чем знал. Или меньше того, что хотел сказать, – это касалось в первую очередь самого Геннадия Павловича. К тому моменту, когда Геннадий Павлович вошел в кафе, странная атмосфера уже окутывала столик, подобно кокону, не видимому для глаз, но ощутимому всеми фибрами души. И дело было даже не в словах, что были или не были произнесены. Тон встрече задавала некая неопределенная напряженность, – не в общении, а в желании понять друг друга. Все равно как если бы разговор происходил у кровати безнадежно больного. Близкие друзья и родственники, пришедшие навестить его, быть может, в последний раз, стараются вести себя раскованно и непринужденно, – говорят о пустяках, натянуто улыбаются, строят планы о том, куда они все вместе махнут, когда больной встанет на ноги. И при этом все, включая самого больного, знают, что он обречен. Так зачем же они делают вид, что все в порядке? Кому от этого легче? А никому! Просто людям всегда, в любой ситуации удобнее оставаться в рамках обычного поведения. Тем самым они бессознательно пытаются убедить себя в безусловной стабильности своего существования. Что может со мной случиться, если день прошел так же, как вчера? Я шел обычным путем, встречался с хорошо знакомыми мне людьми, говорил с ними на привычные темы. Кажется, я даже не сделал сегодня ни одного лишнего движения. Все было так же, как вчера, а завтра все будет в точности, как сегодня. И так – изо дня в день, из года в год. Сохранять стабильность собственного положения в пространстве – вот главная заповедь для того, кто хочет жить вечно!

Чувствуя, что лицо начинает покрываться испариной, Геннадий Павлович приподнял руку, чтобы провести ладонью по лбу. И в тот же миг его вновь захлестнуло тошнотворное ощущение не то полета, не то бесконечного падения в бездну. Продолжив уже начатое движение руки, лишь слегка изменив направление, Геннадий Павлович скинул с себя одеяло, да так и остался лежать на спине, вытянув руки вдоль туловища и глядя в потолок. Большое серое пятно в левом дальнем углу осталось после того, как прорвало трубу отопления у соседей сверху. Поперек потолка проходит трещина шириною в два пальца. Пенсионер Сивкин, в комнату которого тянется потолочная трещина, твердил, что все дело в том, что дом строили на скорую руку, да к тому же не настоящие рабочие, а стройбатовцы. Спустя год после сдачи дом начал оседать, вот по нему и прошли трещины. Еще год-другой – и дом вовсе завалится, похоронив жильцов под руинами. Ну так то ж Сивкин, – если его послушать, можно решить, что конец света уже наступил, только никто этого не заметил. Впрочем, Геннадию Павловичу и самому трещина не нравилась. Он раз пять пытался замазать ее, но штукатурка неизменно осыпалась с этого заколдованного места.

Как ни странно, тупое, бессмысленное созерцание потолка позволило Геннадию Павловичу обрести душевные силы для того, чтобы вновь окунуться в реальность. Медленно, боясь снова почувствовать тошноту, причиной которой были не проблемы с пищеварением, а странные процессы, протекавшие в голове, Геннадий Павлович сначала чуть приподнялся, затем оперся на руки и наконец сел на кровати. Проведя ладонями по бедрам от пояса до коленей и обратно, Геннадий Павлович понял, что обрел прежнюю уверенность в себе и своем теле. На здоровье он не жаловался, – спасибо сеансам энзимотерапии, которые он в свое время удосужился пройти. Хотя, помнится, многие тогда отговаривали – дело, мол, новое, непроверенное, неизвестно, чем все это обернется лет через десять. И кто же оказался прав? Геннадий Павлович не без самодовольства похлопал себя ладонью по груди. Вот он, пятьдесят два годика от роду, а выглядит не старше тридцатилетнего. Если и есть у него проблемы, так только с зубами, – старые пломбы понемногу выпадают, а на то, чтобы новые поставить, денег нет.

Сунув ноги в тапки, Геннадий Павлович бодро поднялся с кровати. Накинув на плечи старый халат с продранным на локте левым рукавом, Геннадий Павлович глянул на себя в зеркало, висевшее слева от двери, и, оставшись вполне доволен своим отражением, двумя быстрыми движениями ладоней пригладил растрепавшиеся за ночь волосы. Заглянув в холодильник, Геннадий Павлович обнаружил там помимо традиционных яиц и йогурта еще кусок полукопченой колбасы и пару ломтиков сыра, завернутых в целлофан. Сверху на холодильнике лежал пакет с супом-концентратом, – «Томатно-луковый суп с вермишелью», прочитал Геннадий Павлович на упаковке, – и три пакетика овсяной каши быстрого приготовления. Узрев такое изобилие, Геннадий Павлович невольно ухмыльнулся, – не часто он мог выбирать, что приготовить на завтрак. Впрочем, поздний завтрак – время уже приближалось к одиннадцати – можно было объединить с обедом. Геннадий Павлович задумчиво потер пальцами подбородок, колючий от утренней щетины. Здраво поразмыслив, он пришел к выводу, что пока еще не слишком голоден. К тому же возиться с супом Геннадию Павловичу не хотелось – близился час, когда на кухню со своими кастрюльками и судками выползали пенсионеры, дабы разогреть обед, а заодно в очередной раз перемыть косточки всем своим добрым соседям, – и он решил обойтись овсяной кашей с яблочным ароматизатором и бутербродом с колбасой.

Геннадий Павлович перебросил через плечо полотенце, взял в руку целлофановый пакетик с туалетными принадлежностями – зубная щетка, полувыдавленный тюбик зубной пасты, одноразовый бритвенный станок и красная пластиковая мыльница, в которой прятался плоский обмылок с ароматом лаванды, – указательным пальцем подцепил за кольцо лежавшие на столе ключи и подошел двери. Едва он протянул руку к дверному замку, как в дверь снаружи постучали. Геннадий Павлович вздрогнул от неожиданности и затаился. Хотя, казалось бы, чего бояться? Он на законных основаниях занимал комнату. Документы – паспорт с пропиской и карточка безработного – в полном порядке. Ну, подумаешь, постучали в дверь – что с того? Скорее всего, это кто-то из соседей-пенсионеров пришел попросить соли.

В дверь снова постучали.

На этот раз Геннадий Павлович понял, что именно его напугало. Стук был короткий, отрывистый, нервный – так-так-так, – три быстрых удара, один за другим, почти без пауз. Старики так не стучат. Судя по звуку, тот, кто стоял за дверью, очень спешил. Он и во второй-то раз постучал только потому, что хотел быть уверен в том, что хозяев нет дома. Но это был не секретарь жилкомитета, – тот тоже стучит торопливо, но куда более уверенно. К тому же официальные представители власти никогда не стучат дважды. Не получив ответа, они уходят, оставив приколотой к двери повестку. Тогда кто бы это мог быть? Быть может, кто-то из друзей Артема? Но прежде они никогда не заходили к нему домой, разве что только изредка звонили по общему телефону, стоявшему на тумбочке возле входной двери.

Геннадий Павлович почувствовал, что у него затекла левая нога. Он стоял, боясь пошевелиться, ожидая, когда из-за двери послышатся удаляющиеся шаги. Но за дверью было тихо, как будто тот, кто постучал в нее, тоже стоял, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь в тишину.

Черт возьми, что ему нужно? – с раздражением подумал Геннадий Павлович. Он вдруг понял, что ему страшно – по-настоящему, до дрожи в коленях, – но при этом он не знал, чего боится. Беспричинный страх пугал сильнее, чем самая ужасная из возможных причин. А раздражение всего лишь маскировало его. После этого оставалось лишь признать, что Калихин самого себя пытался обмануть.

«Если сейчас снова постучат в дверь…» – подумал Геннадий Павлович.

Он не успел решить, что именно он сделает в этом случае, а в дверь уже снова стучали. Быстрым, срывающимся движением Геннадий Павлович отдернул крючок замка и рванул на себя дверь.