Сергей Герасимов - Создатель чудес

• Название: Создатель чудес
• Автор: Сергей Герасимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Нора, ты его любила?

– Ах, ты все же не разучился отгадывать мысли. Может, ты даже скажешь, каким было его имя?

– Нет, мне достаточно того, что ты сказала?было?.

– Ты не можешь отгадать имя? – Нора настаивала.

Вацлав назвал первое имя, всплывшее у него в мозгу, и угадал. В этом один из секретов отгадывания мыслей – не думая самому, ловить первый слабый сигнал.

Они прошли в зал. Два ряда мраморных колонн поддерживали широкий потолок. У задней стены стояло несколько столиков – зал был предназначен для ожидания. Напротив столиков – полуосвещенная галерея маленького зимнего сада с обязательными пальмами и тропическими широколиственными сорняками. Сквозь стеклянный оазис жизни просвечивалась ночь. Снаружи кто-то включал и выключал прожектор. Мощный пучок света был направлен прямо в небо; когда свет включался, то было видно, что он до отказа заполнен плотно несущимся снегом. Прожектор был очень сильным – выключенная лампа еще несколько секунд продолжая желтеть, остывая.

– Что это за ерунда на улице? – спросила Нора.

– Не знаю. Похоже, хотят сбить самолет. Или вертолет.

– Самолеты в такую погоду не летают, вертолеты тоже.

– Значит, кто-то подает сигналы своей любимой. Когда она проснется и подойдет к окну, он начнет петь серенаду.

– Вот здорово! А мы тоже послушаем.

– Подслушивать нехорошо, – Вацлав говорил, не думая.

– А мы немножко… Кто это?

Огромные листья пальм были неподвижны, казалось, что они присматриваются и прислушиваются к снегу, падающему за стеклом, – они ведь никогда не знали настоящего снега; между пальмами пробиралась женщина. Она шла не по дорожке, а прямо по камням и останавливалась возле каждого растения, тихо стояла и рассматривала все подряд.

– Это Нина, – сказал Вацлав. – Она действительно больна. У нее завтра сеанс.

– У тебя?

– Конечно. Я попробую выяснить, что с ней на самом деле. Может быть, расстроены нервы, но, скорее, что-то серьезное. У меня пока не хватало времени ею заняться.

– Она лечится здесь?

– Да, и успешно. То есть, не совсем.

– Я не поняла.

– После каждого купания ей становится лучше; она сама об этом рассказывает всем подряд. После купаний она становится такой же как все, даже лучше. Она тогда душа компании, хотя всегда ведет себя чуть неестественно. Она очень хорошо поет. Любит петь для кого-то. Поэтому я и сказал, что купания ей помогают. Но в общем, за те три недели, которые она провела здесь, ей стало гораздо хуже.

– Что значит хуже? – удивилась Нора.

– Она становится все более странной.

Прожектор на улице включился снова.

– А крепко спит его любимая, правда?

– Может быть, он выбрал слишком слабый прожектор?

Нора засмеялась. Ее смех был таким же, как и год назад. Улыбка тоже не изменилась.

– Нора, тот человек, с которым ты прожила весь год, он ведь принес тебе только несчастья.

– Тогда зачем?

– Я старалась забыть тебя, а сама я бы не смогла этого сделать. Но он оказался совсем не тем человеком, который был мне нужен. Ты узнал все это сам или помогли шпионы?

– Просто твоя улыбка не изменилась за год. Значит, ты ему улыбалась редко и не по-настоящему.

– Ты так хорошо помнишь мою улыбку?

– Еще бы, я ведь сам научил тебя так улыбаться.

– Не помню такого.

– А я запомнил тебя с первого взгляда. Это было предчувствием любви. Ты мне очень понравилась, но твоя улыбка – она была красива, но безжизненна, как будто вырезанная из теплого камня. Она не была предназначена мне. Поэтому, разговаривая с тобою в первый раз, я улыбался тебе так, будто бы ты моя единственная радость в жизни, и улыбался искренне, предчувствуя, что так оно и будет. А ты смущалась вначале, но постепенно стала отвечать мне той же улыбкой. Я говорил с тобой больше часа и все это время улыбался. К концу разговора ты заучила эту улыбку так, что не могла больше забыть. На следующий день ты случайно проходила мимо – я взглянул и увидел ту же улыбку. Она расцветала, сдерживаемая с трудом и в то же время несдерживаемая, – ты знала, что ты делаешь, но тебе мешало смущение. А потом твоя улыбка прорвалась, и ты прошла и унесла улыбку с собой.

– Да, бедная я, как это просто. Я думала, что захотела этого сама.

– А я подумал, что когда-нибудь расскажу тебе, что ты умеешь нравиться с первого взгляда, что твои темные глаза совершенно невероятны, что заставить тебя влюбиться – проще простого, что не влюбиться в тебя самому – это тяжкий труд. Тогда я подумал, что мне будет очень жаль, если кто-нибудь другой поймает тебя в свою паутину.

– Ага, и ты стал подкарауливать меня, как паук. Очень интересно.

– Но я не очень боялся соперников. Слава Богу, большинство мужчин глупы, как пробки, и видят лишь то, что выставляется напоказ. Ты не была такой. Когда ты прошла, я обернулся. Ты еще смотрела в мою сторону, но не на меня. Кажется, мы забыли поздороваться.

– Да, забыли. Мне даже было стыдно.

Прожектор включился снова. Сейчас он осветил небо – он освещал опускающийся на площадку вертолет. Вертолет в пургу, подумал Вацлав, что это значит? Это значит, происходит что-то важное. Что ж, посмотрим.

3

Все утро шел снег, наполняя комнаты мягкой ватой тишины. Каждый говорил тихо, будто желая слиться с природой – ни громких голосов, ни шагов, ни веселого смеха – так, будто снег шел не за окнами, а в сознании людей. В это утро Вацлав вел прием.

Нина плакала.

– Успокойтесь, прошу вас, я не хотел вас обидеть, – сказал Вацлав.

– Вы все хотите от меня избавиться, а я всех люблю и ничего плохого не сделала.

– Но я же только спросил вас, зачем вы приехали в санаторий, вот и все. Что же здесь страшного?

– Почему вы меня прогоняете?..

Она плакала беззвучно, и слезы катились по щекам. Вацлав часто видел женские слезы – если слезы были настоящими, они напоминали слезы несправедливо обиженного ребенка, тогда хотелось приласкать, защитить, утешить. Нина плакала иначе. В ее слезах проглядывало нечто нереальное, искаженное, искривленное – искаженное, как фигуры на картинах сюрреалистов. Казалось, что она сама сейчас начнет превращаться во что-то страшное, как превращаются люди в хорошо поставленном фильме ужасов. Но какой выдуманный ужас может сравниться с реальной болезнью? – она как червь свернулась внутри мягкого розового мозга и разъедает его понемногу каждый день. Хуже всего то, что и я знаю об этом, и она знает об этом, подумал Вацлав, она знает и старается бороться. Но это бесполезно, и с каждым днем ей становится все хуже, и она уже хорошо различает то безумное существо, которое вырастает у нее внутри, и питается ее кричащим от страха разумом. А от разума осталась только оболочка.

Нина стояла, прислонившись спиной к двери.

– Проходите, садитесь и расскажите мне все, – сказал Вацлав.

– Спасибо, доктор.

– За что?

– Ты добрый.

Нина всегда обращалась к нему на?ты? не замечая того, что он держал дистанцию. Это было еще одним симптомом болезни.

– Нина, почему вы плакали?

– Мне показалось, что вы хотите меня прогнать. Со мной никто не хочет говорить.

– У меня не было времени, чтобы говорить с вами сейчас, мы бы поговорили после обеда, вот и все. Но если вы очень хотите, мы будем говорить сейчас.

– Доктор, я боюсь сойти с ума.

– Я знаю. Это хорошо. Тот, кто сошел с ума, тот уже не боится.

– Нет, не говори этого. Я боюсь, что перестану бояться.

Я тоже этого боюсь, подумал Вацлав, но санаторий тебе не поможет. И вообще никто не поможет. Мы еще не умеем это лечить.

– Расскажите мне все, – сказал он. – Давайте познакомимся, мы ведь так мало друг друга знаем.

– Да, ты прав, мне надо рассказать. Ты можешь не слушать, ты просто сиди и все. А я буду рассказывать.

Вацлав помолчал.

– Раньше все было так хорошо… Когда я была маленькой, я так любила своих родителей…

– Сколько вам лет?

– Но… – она вдруг улыбнулась с неожиданной веселостью.

– Но я доктор, поэтому могу задавать любые вопросы.

– Правильно, я не подумала. Мне двадцать лет.

Двадцать три. Вацлав помнил это хорошо; все сведения об отдыхающих хранились в картотеке. Нина выглядела старше, хотя явно умела заботиться о своей внешности.

– Итак, вам двадцать лет, в детстве вы очень любили своих родитилей…

– Да, а теперь они во всем обвиняют меня. Я ведь люблю свою мать, а она даже говорить со мной не хочет. Просто сядет в кресло и сидит, как каменная.

– А отец?

– А папа умер уже давно. Сейчас у меня отчим. Кажется, он сумасшедший. И я его привлекаю. Ты знаешь, как это бывает, я же молодая. Он заходит, когда я принимаю душ, я ему говорю, а он не выходит.

– Надо запирать дверь.

– Он снял все запоры в доме. Он постоянно за мной следит.

– Но вы можете жить где-нибудь в другом месте. Вы же взрослая женщина.

– Я пыталась. Я сначала жила сама, я хотела стать певицей, я уже начала записывать диск, а они меня обманули. Потом я жила с любовником, но я все время думала о матери. Я же ее бросила. Потом я вернулась. А дома все то же. Мать говорит, что только я во всем виновата. Скажите, что мне делать? Куда мне идти?