Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

• Название: Помни о микротанцорах
• Автор: Сергей Герасимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Напрасно. Я бы купила. Грамм пятьсот на первое время.

– Просто, когда тебе введут это вещество, ты должна влюбиться в первого человека, которого увидишь. То есть, в первого, на кого обратишь внимание. Это очень опасное вещество. Его используют только для семейной терапии. Например, родители разлюбили друг друга и не могут жить вместе, а разводиться не хотят.

Тогда им дают лекарство.

– А наоборот? Чтобы разлюбить?

– Такого лекарства нет. И даже не может быть. Настоящая любовь это на всю жизнь.

– Неужели на всю?

– На всю.

– И ты об этом молчал?

– А что?

– На всю жизнь – это большое счастье. Можно сказать, главная удача в жизни.

А что, если мы с тобой пойдем и сделаем такие два малюсеньких укольчика друг другу, чтоб любить всю жизнь? И никто и не узнает; мы сговоримся и никому не скажем? А? Испугался? Сиди, сиди, трус, я пошутила.

Робот-гитарист пробежался пальцами по грифу, соорудив совершенно невероятный, кружащийся листопад звуков. В промежутках между заказами он развлекал сам себя нечеловеческой музыкой. Потом замер, лишь пальцы постукивали друг о друга, выбивая сложный ритм.

– Так вы тот самый Пущин? – удивилась она.

Это не укладывалось в голове. Анна никак не могла представить, что ее новый шеф – столь знаменитый человек. Человек, чье имя еще недавно было на первых полосах газет. Причем все газеты, будто сговорившись, писали одно и то же: ложь.

– Приятно быть знаменитым, – ответил Гектор, – хотя, моя слава уже стала угасать. Надо бы затеять новое хулиганство.

– Это не хулиганство.

Ее глаза загорелись, но вдруг что-то в выражении ее лица напомнило Гектору сумасшедшую соседку из детства и он сразу понял что: особенные глаза человека, который захвачен чем-либо настолько, что мир вокруг перестает существовать. У той сумасшедшей всегда были такие глаза, у нормальных людей – изредка. В этом вся разница между сумасшедствием и здоровьем, – подумал он. – Или, может быть, мы на краткое мгновение становимся сумасшедшими, когда внезапная вспышка идеи ослепит нас? Ядерный взрыв идеи, навсегда меняющий ДНК нашего разума?

– Я не помню, в чем там было дело, – сказала Анна, подавшись вперед, – но вас, кажется, выгнали из университета? Я не слишком грубо выразилась? Вы сделали открытие?

– Да, сделал. Но открытие закрыли.

– Мне всегда казалось, что мы живем в цивилизованном мире…

– И мне тоже казалось, правда не всегда, и теперь уже совсем не кажется.

– Что это было?

– Открытие? Да так, одна мелочь. Потом это назвали структурой Пущина-Беева. Беев, скажу сразу, был ассистентом. Не обошлось без трагедии, хотя ни одна газета об этом не сказала. Когда все началось, он смертельно напился и утонул в реке. Его заставляли дать показания против меня. Может быть, они переусердствовали. Я все-таки надеюсь, что он утонул сам, без их помощи.

– Он был ваш друг?

– Наоборот. Это был неприятный усатый тип, похожий на тракториста. Когда я просил у него тестер или лабораторный стаканчик, он записывал мою фамилию и просил расписаться. Это меня безумно раздражало. Представьте себе жену, которая просит с мужа расписку в том, сколько яиц он взял в холодильнике…

Как-то не верится, что он оказался столь нервным.

Робот-фотограф щелкнул затвором и мгновенно изготовил их скульптурную фотографию: девушка и мужчина, сидящие за столом – еще горячая, неостывшая фигура из белого пластика. Тонкое искажение пропорций: девушка кажется красивее, чем она есть на самом деле, мужчина – аристократичнее и моложе.

Гектор бросил фотографу монетку и тот поймал ее на лету ажурной металлической клешней.

– Вы так и не сказали что это было, – спросила Анна; она рассматривала фигурку и улыбалась, – В газетах об этом не писали. Или писали так, чтобы никто не понял.

– То есть, открытие?

– То есть, да.

– То, что я открыл, и то, за что меня выгнали, – сказал Пущин, – это надгенная информационная струкрура. Сейчас объясню. Представьте себе такую вещь: допустим, все гены почему-то выстроились в надпись: «привет, друзья!.

Не знаю как вас, а меня бы страшно удивило. Это ни капельки не изменило бы наследственность организма, то есть сумму генов, но заставило бы очень серьезно задуматься: кто и зачем приветствует нас таким образом, да?

– И кто же написал «привет, друзья»?

– Увы, не знаю. Но он написал кое-что похуже.

– Что?

– Когда я рассказал об этом, меня объявили невежественным тупицей, идиотом, душевнобольным, интриганам и прочее вроде того… Ну ладно. Это выключатель.

Выключатель, вставленный в наши гены. Кнопка, которая имеет всего два положения: «вкл» и «выкл». Раз выключатель смонтирован, значит, кто-то или что-то собирается ее нажать. Я не знаю, что произойдет, когда кнопка будет нажата.

– Я держусь за стул, – сказала Анна. – То есть, вы говорите, что во мне есть кнопка, как в роботе? И в вас, и во всех?

Она обернулась и посмотрела на людей. Кафе было наполовину пусто в этот ранний час. Робот-гитарист вяло перебирал струны. За дальним столиком сидела пара влюбленных: стулья рядышком, но поставили между собой сумку, в качестве противозачаточного средства. Долго эта сумка не простоит. За другим столиком, у пальмы, четверо краснолицых мужиков, один пьет, трое смотрят; девица со скучающим взглядом – кого-то ждет; солнечные искры в бокалах, гул уличной толпы разноцветных прохожих – и все эти люди имеют кнопку, как роботы? Кнопку, которую кто-то может нажать?

– Тогда я понимаю, – сказала она, – Я бы тоже вас выгнала. Неправда, конечно. Может быть, людям лучше этого не знать? Вам запретили работать? Что будет, если вы нарушите запрет?

– Я этого не сделаю, – сказал Гектор.

– Почему?

– Вы сами ответили. Людям лучше об этом не знать.

– Но так не бывает, я знаю по себе. Вы же не можете не думать. Рано или поздно вы догадаетесь. Догадаетесь, зачем нужна эта кнопка.

– Может быть, – он улыбнулся, – тогда я позвоню вам и расскажу.

– Нет, без иронии, обещайте.

– Хорошо, обещаю.

Он жил на шестом, самом верхнем этаже дома, и редко пользовался лифтом.

Просто предрассудок, просто пережиток детства: тридцать лет назад его бабушка поддерживала таким способом свое довольно прочное здоровье, пока в одно ужасное утро вдруг не почувствовала холод, села на ступеньки, побелела и умерла два часа спустя. Сейчас Гектор не верил, что хождение по ступенькам два раза в день может спасти от болезней, для этого есть много других путей, но привычка осталась, как дань прошлому – прошлое ведь как пружина в часах: как только завод заканчивается, мы останавливаемся, и зачем мы тогда нужны?

Лестница была привычно пуста и гулка и просматривалась далеко вверх и вперед. На стенах обычные надписи: «Помни о микротанцорах!», некоторые наклеенные, в фирменном исполнении, некоторые – написанные краской. На площадке четвертого этажа он заметил темный сверток довольно большого размера. Дверь была не заперта и приоткрыта. Гектор помнил, что уже давно в квартире никто не жил – с тех пор, как изгнали бывших жильцов и помещение выставили на продажу.

Жильцов арестовали за попытку убийства: говорили, что кто-то из них попытался перепрограммировать хирургическую систему, меняющие клапаны сердца.

Система, очень современная, стояла в центральной городской клинике; микроробот делал ответрстие в грудине, не больше пулевого, входил внутрь, вырезал сердечный клапан и ставил искусственный. Шов мгновенно заживлялся темпоральным полем. Уже через час больной уходил домой. Стоила операция всего около пятисот долларов.

Однажды система дала сбой, виновных нашли и теперь квартира пустует.

Он подошел к двери и заметил, как зажглась красная лампочка вероятностного сигнализатора. И в тот же момент он услышал, как что-то прыгнуло сзади.

Увернувшись, он перехватил в воздухе маленькую черную тень, применил болевой прием и прижал нападавшего к полу. Это был ребенок – мальчик лет одиннадцати или двенадцати. Маленький череп, широкие скулы, бритая голова, оттопыренные уши, пластиковая куртка. Нет, не мальчик, девочка. Почему-то от нее пахло деревней, землей и машинным маслом. Он прижимал ребенка к полу и ощущал, как бешено колотится в маленьком теле пульс. Ни малейшего стона, несмотря на то, что он сломал ей запястье. Та рука, которая только что держала нож, теперь распухла, как резиновая груша. Вдруг он усомнился в том, что видит перед собой ребенка: уродливое личико было серым, сморщеным, каким-то обезьяньим, с таким же успехом оно бы быть лицом старой пропойцы.

– Тебе надо вправить кость, – сказал он, – пойдем ко мне.

Лампочка сигнализатора продолжала мигать.

Девочка начала молча, с ожесточенным упорством, колотить ногами по мраморному полу площадки. Она билась с такой силой, что Гектор едва удерживал ее. Он снова видел перед собой этот безумный взгляд, который поразил его сегодня утром: глаза без тени мысли, глаза, разьеденные идей, как кислотой, кажется, что в них даже не осталось зрачков – лишь тупое стремление к запрограммированной кем-то цели. И тут он понял.