Джеймс Кейбелл - Юрген

• Название: Юрген
• Автор: Джеймс Кейбелл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-9577-0731-7

Успеху Джеймса Бренча Кейбелла у русского читателя немало вредит успех Толкина. Эта книга выходит под грифом «фэнтези», который в действительности справедлив по отношению к американскому писателю ничуть не больше, чем по отношению к Мервину Пику или к тому же Толкину. Творил Кейбелл в первой половине XX века, когда о фэнтези еще и слуху не было, и занимался своими делами. Сравнить его уместнее не с фэнтези, а, например, со Свифтом, но если это и Свифт, то еще более ироничный и метафизически настроенный.

---

– Видишь, Несс! – воскликнул Юрген. – Сад опустел. О, Несс, разве справедливо, что такая прелесть должна быть уничтожена?

– Не-е, – ответил кентавр, – не-е! – Долго, причитающе он ржал: – Не-е!

А когда Юрген поднял голову, то увидел, что его спутник – не кентавр, но лишь заблудившаяся верховая лошадь.

– Был ли ты прежде животным, – говорит Юрген, – и обычное ли животное привезло меня в сад между рассветом и закатом? – И Юрген безутешно рассмеялся: – В любом случае, ты надел на меня странную и прекрасную рубаху. И теперь я вижу, что твоя уздечка отмечена диадемой. Так что я верну тебя в замок Бельгард, и, может, гетман Михаил меня наградит.

Затем Юрген вскочил на коня и поскакал прочь со вспаханного поля, на котором все еще ничего не взошло. Оставив позади пашню, он подъехал к дорожному щиту с какой-то надписью чудными красными и желтыми буквами.

Юрген замедлил движение, чтобы ее разобрать.

«Прочитай меня! – было написано на щите. – Прочитай меня и пойми, если сможешь! Я позвал, и ты остановился на своем пути, предвидя нечто необычное, нечто забавное. Это так, хотя я – ничто, и даже менее того. Никто не видит меня, кроме того, кто здесь прозябает. Путник, я есмь закон Вселенной. Путник, воздай закону должное!»

Юрген почувствовал себя обманутым.

– На самом деле, очень глупый щит! Разве может он быть «законом Вселенной», когда в нем нет никакого смысла? – пробормотал Юрген. – Ведь любой бессмысленный закон был бы нечестным.

Глава VI Показывающая, что Середа – женщина

Махнув рукой на этот дурацкий щит, Юрген повернул было на восток к Бельгарду, но его конь запротивился. Ростовщик воспринял это как знак.

– Тогда вперед! – сказал он. – Во имя Кощея! – И впоследствии Юрген позволял коню самому выбирать дорогу.

Так Юрген, проехав через лес, где увидел множество вещей далеко не лицеприятных, чтоб их замечать, оказался у большого каменного дома, похожего на тюрьму, и стал искать там прибежища. Но внутри он не обнаружил ни души, пока не дошел до большого, только что подметенного зала. Помещение удручало своей холодной опрятной пустотой, так как в нем не было никакой обстановки, если не считать голого соснового стола, на котором лежали измерительная линейка и чашечные весы. Над столом висела плетеная клетка с синей птицей и еще одна плетеная клетка с тремя белыми голубями. И в этом зале уже немолодая женщина, одетая во все синее и повязавшая вместо головного убора полотенце, разбирала необычайно цветастые ткани.

У нее были очень ясные глаза с морщинистыми веками, а когда она взглянула на Юргена, ее сморщенный подбородок задрожал.

– О, – сказала она, – у меня гость. Добрый день тебе в твоей блестящей рубахе. Это одеяние я, похоже, узнаю.

– Добрый день, бабушка! Я ищу жену, которую, как подозреваю, утащил дьявол. Бедняжка! Теперь же, заблудившись, я собрался провести эту ночь под твоей крышей.

– Очень хорошо: лишь немногие ищут Матушку Середу добровольно.

Тут Юрген понял, с кем говорит, и хотя обеспокоился, но не показал виду. Все Лешие в делах весьма ненадежны.

Поэтому он заговорил очень учтиво:

– И что же ты здесь делаешь, бабушка?

– Отбеливаю. В свое время я отбелю и одежду, которую носишь ты. Я все обесцвечиваю. Сейчас ты видишь эти тряпки такими, какие они есть на самом деле. Клото спрятала сверкающие нити, а Лахезида соткала из них, как ты можешь заметить, причудливые узоры, весьма диковинные на вид, но, когда я разберусь с этими тряпками, в них будет красоты, цвета и странности не больше, чем в посудных полотенцах.

– Теперь я осознаю, – сказал Юрген, – что твоя сила и власть намного больше любой силы на свете.

Он создал об этом песнь в честь лешачих и их дней, но особо в честь всемогущей Матушки Середы и останков, которые упали на среду. И Четвергице, Вторнице и Субботице отдал он должное. Пятницу и Неделю Юрген также похвалил за те разрушения, которые указаны под их именами в святцах. О, не было никого, сравнимого с Матушкой Середой: ее власть была центром всех сил Леших. Другие совершали незначительные поступки, словно мышки; она же опустошала, словно песчаная буря, и там, где проходила Матушка Середа, оставалось множество куч песка, а больше ничего.

Песнь не являлась шедевром и не улучшилась бы при повторении. Но это был неоспоримый панегирик, и старуха прихлопывала в такт тощими руками, а ее сморщенный подбородок дрожал, и она делала обмотанной полотенцем головой круговые движения, а ее тонкие губы искривила гордая и глупая улыбка.

– Хорошая песня, – сказала она. – О да, превосходная песня! Но ты ничего не доложил мне о моей сестре Понедельнице, управляющей днем Луны.

– Лунник-понедельник! – воскликнул Юрген. – Да, я упустил понедельник, вероятно, потому, что Понедельница старше вас всех, но отчасти из-за условностей, вызванных моей системой стихотворных размеров. Мы должны оставить Понедельницу невоспетой. К тому же, как я могу все упомянуть, когда воспеваю силу Середы?

– Но, – возразила Матушка Середа, – Понедельнице это может не понравиться, и она может устроить в стирке выходной, чтобы поговорить с тобой. Однако повторяю, это превосходная песня. И в ответ на твою хвалу я расскажу тебе, что, если твою жену утащил дьявол, твое дело способен разрешить лишь один Кощей. Думаю, несомненно, что в поисках справедливости ты должен идти к нему.

– Но как мне добраться до него, бабушка?

– О, что касается этого, вообще неважно, какой тропинкой идти. Все дороги, как говорится, окольным путем ведут к Кощею. Необходимо лишь не оставаться на месте. Я рассказываю тебе так много в благодарность за твою песню, потому что она была превосходна, и никто до сего дня не слагал песни в мою честь.

Юрген удивился, увидев, насколько простодушна эта Матушка Середа, сидевшая перед ним, трясясь и ухмыляясь, хрупкая, как опавший листок, с головой, обвязанной обычным кухонным полотенцем, но чья сила была так огромна.

«Подумать только, – размышлял Юрген, – мир, в котором я живу, управляется существами, у которых нет даже и одной десятой доли ума, который есть у меня! Я часто подозревал об этом, и это решительным образом несправедливо. И, вероятно, стоит посмотреть, не смогу ли я что-нибудь извлечь из того, что я такой чудовищно умный».

Вслух же Юрген сказал:

– Я не удивляюсь, что ни один профессиональный поэт никогда не пытался сложить песнь о тебе. Ты слишком величественна. Ты напугала этих рифмоплетов, которые чувствуют себя недостойными столь крупной темы. Так что тебе остается лишь быть оцененной ростовщиком, поскольку именно мы имеем дело с сокровищами этого мира и наблюдаем за ними после того, как с ними уже разделались вы.

– Ты так думаешь? – сказала она, польщенная еще больше. – Ну, может, и так. Но я удивляюсь, что ты, такой прекрасный поэт, должен был стать ростовщиком.

– На самом деле, Матушка Середа, твое удивление заставляет, в свою очередь, удивиться меня, ведь я не могу и представить занятия более подходящего для отставного поэта. Какое разнообразное общество окружает ростовщика! Люди высокого и низкого положения и даже представители света порой испытывают денежные затруднения: тогда пахарь топает прямо ко мне в лавку, а герцог тайком посылает кого-нибудь. Поэтому люди, которых я знаю, и частички их жизней, в которые я вникаю, дают мне много тем для сочинительства.

– О да, в самом деле, – мудро произнесла Матушка Середа, – может, суть именно в этом. Но я сама не одобряю сочинительства.

– Более того, сидя у себя в лавке, я тихонько жду, когда ко мне придет дань со всех концов земли. Все, что где-либо ценят люди, рано или поздно приходит ко мне: драгоценности и изящные безделушки, бывшие гордостью цариц, и колыбель со следами зубок на краю, и серебряные ручки от гроба; или это может оказаться старая сковорода; но все приходит к Юргену. Так что просто тихонько сидеть в своей темной лавке и удивляться историям принадлежащих мне вещей и тому, как они сделались моими, – поэзия; это глубокое, высокое и древнее размышление бога, который дремлет посреди того, что время оставило от мертвого мира, если ты меня понимаешь, Матушка Середа.

– Понимаю! Да, я понимаю подобающее богам по вполне определенной причине.

– И потом еще одно: тебе не нужна никакая деловая изобретательность. Люди согласны на любые твои условия, иначе они бы не пришли. Так что ты получаешь блестящие, с острыми кромками, монеты, на которых можешь ощутить, у себя под пальцами, рельеф гордой царской головы с лавровым венком, наподобие метелки проса. И ты получаешь стертые, позеленевшие монеты, опозоренные титулами, подбородками и крючковатыми носами императоров, которых никто не помнит или на которых уже всем наплевать. И все это – лишь тихонько ожидая и делая одолжение посетителям, позволяя отдать тебе принадлежащее им за треть своей стоимости. И это легкий труд, даже для поэта.