Клара Ченко - Кукуньки

• Название: Кукуньки
• Автор: Клара Ченко
• Жанр: Прочее

---

Ченко Клара Кукуньки

Клара Ченко

КУКУHЬКИ

Как было своевременно подмечено, "плановые - люди в понятиях, покуривающие натощак и в охотку, весьма модные в светских кругах молодежи бездельники; нещадно дуют "в медные трубы", являя миру, пожалуй, самый плохо настроенный Диксиленд", цитата, принадлежащая перу Ивана Иксовича Салмаксова, под диктовку из состояния острого транса набросавшего пятнадцать директив, вошедших в историю как "пятнадцать министерских директив", в частности из десятой, мной и было заимствовано то немногое высокого стиля, что так привлекает в столичной корреспонденции.

"Музыканты нажаривают, в том чудном стиле "кто как сможет", перемежая в одну кашу-малу", речит и далее профессор Колбасный из облюбованного транса, "околесицу самого разнокалиберного и кустарного разлива", "искусно, порой, инкрустируя ее, теми полудрагоценными камнями редкой породы, что носят немногие литераторы на безымянном пальце", "забывая в срок снести драгоценности к ювелиру, почистить". Предпринятые к этому миру так, иначе ли, для судьбоносных свершений, или запросто, в охотку, по парку гулять аппетит, отведать сока березы обыкновенной, ущипнуть за отхожее место, побаловать душеньку десятком скабрезностей и сомнительных острот в стиле Геннадия Петросяна, мало ли зачем еще угораздиться. Кто же предпринят, кто зачат во грехе - так не привычны, фатумно обервраждебны к коловращеньем на подобных орбитах - колонтитулы воображения, солнца палящих мечтаний, изнанки лун и черные дыры в прогонах межзвездных равнин - суть, для оных, пустая брехня. Hа мякине, которой их пичкали с детства, их не проведешь. Закатав манжеты к локтям, месят они тесто, для грядущих великих торжеств, сзывая приличных гостей под плескающийся в балдахине жилища чуть тронутый годами свет разума, что преображает будни в звонкие монеты, а безусых мальцов в не дюжих м.у. Все это там, в другом мире, где годами куют злато счастья, по ночам милуют любимых и гуляют с собакой три раза на дню. Речь пойдет не о том, что все зреют, что знают, что происходит в местах приближенных законам природы, мы заденем исподник, мы отхватим приличный кусочек мечты, не стяжая ни правды, ни регалий ее, уповая - что с нами подобного не приключиться.

Карты розданы господа, гончие пущены, рысцой идут они по следам жертвы, настигая ее стремительно, велеречиво. В наступившем, так на удивление скоро, безумии, выражаясь языком волхвов, пекари черствых буханок, затрудняются выбрать норму приемлемого, в данном случае поведения, смотрясь этакими недомерками, на фоне, таки масштабного инцеста с безумием, порою вписывающегося в затрапезные рамки самой, что ни на есть глупости; все это, соткано из странных смешков, сомнительного содержания шуток, случайных стремаков, слуховых искажений, мало бюджетных галлюцинаций. Именно тогда, частенько вертится на слуху необычайное слово - "кукунька". Сами ганжисты не знают толком, как объяснить значение потребляемого ими, в диких количествах, неологизма. Сколь ни парься, резонов с них, как с философской щебенки проку. По месту, вспоминается в восьмидесяти случаях из ста возможных, симпатичная девушка, уроженка Заводской Слободки, именем Гуля, чей маленький, чуть ли не куцый нос, послужил мелким бесом, для "притчи во языцех", молва о нем, говоря другими словами, раскатилась далеко за пределы Рязани.

В 1993,94,95 и 96 гг., в силу ряда причин, я был вынужден вращаться в этом кругу, весьма в нем освоившись, так, что когда наступила пора расставаний, на мою долю выпало испытать подлинно сыновнее чувство горечь утраты несколько чрезмерно затянувшегося детства.

С первого дня открытия в 1994 году Рязанского Hаучно Исследовательского Института Трансцендентных Явлений (РHИИТЯ или как его называют в городе ласково "МИТЯ"), я принял место младшего научного сотрудника в отделе перепланировки и учета.

"Галлюционистика - второе мое я" замаячил плакат в стиле соцарта под нонконформистской крышей института и подписью "Горбачев", на полотне хлопавшем при поднимавшемся вдоль улице ветре, был изображен молодой инженер с крепкой нижней челюстью и в очках, поклонник думается Высоцкого и старого доброго Булата, молодой инженер смотрел сквозь пробирку на проезжающие мимо таксомоторы, электрокибитки и подметальщиков озвучивающих каждое утро Рязани мерным шорохом метл, ":сфера неадекватных процессов сознания в период наркотической интоксикации:", любил я щегольнуть в еженедельном отчете за бравурными словесами пряча научные недомолвки, стагнацию, явные промахи.

Кокс, в том смысле, что кокаин, LSD, Е, пейотль, были слишком дороги, чтоб проводить на их основе массовые исследования. Hикому не секрет государство отчисляет на науку попросту смехотворные средства, кое-как удается заткнуть главные дыры. Так, что, каждый второй понедельник мы закупали по ценам, немного ниже, уровня рыночных, травку у знакомых пушеров, которые в свою очередь были признательны заключенному между нами не афишируемому альянсу, когда Павел Васильевич (наш шеф) в конце квартала отмазывал их перед ментами. Изредка перепадали ленинградские грибочки из отдела инноваций, работать в котором считалось верхом престижа в МИТЕ. В том разделе занимались "необъезженными сферами неизведанного кайфа" слоган в столовой вызывающий неуместные каскады ассоциаций, подпись У. Берроуз, по периферии которого проходили "псилобицинчики", как выговаривает это крыша, в целях научного прогресса регулярно посещающая лаборатории института, наряду с другими клиентами, выплачивающими в кассу некоторые, не слишком обременительные суммы. (Кокаин & et cetera)

Состоять на службе в head office, в столице, в Москве, кто ж не вздыхал о таких возможностях, идеальных условий для экпериментаторства, в Москве и кайфа больше и цепляет сильнее, разносилось по коридорам поверье, но дорожку наверх следовало долгие годы подмазывать герычем, на что были способны далеко не многие. Кто все-таки добивался чинов и карьеры сидел надежно и прочно на своем месте, никому его уступать не собираясь.

По утрам, я, скрипя сердце открывал дверь лаборатории. Подходил к концу третий год существования нашего отдела, но сколь ни будь трансцендентных явлений, пока не наблюдалось, не скользило даже намека на нечто подобное, тогда, как преисполненные чувством недовыполненного долга, мы ежеденно выкуривали минимум по кораблю. Одних пробивало на хавку, другим рот нельзя было заткнуть даже шоколадом (до того они становились несносно велеречивы); остальные попросту укладывались спать, не предчувствуя ничего необычного; я же жестоко обламывался и стервозно обдумывал планы на будущее, не предвещающее ничего экстраординарного, пусть хоть малого проблеска возникшего в первый момент, году эдак в 94.

Павел Васильевич, человек глубоко понимающий, иногда наведывался * нам на этаж, обнадеживая некоторыми, мягко говоря, подачками, какие придавали моей затрапезной астральной душе некоторый даже трансцендентный лоск. Как руководителю отдела ему присылали 10 граммов "неразбодяженного" кокаина каждое шестнадцатое число месяца. Как следствие, дела у Павла Васильевича продвигались, куда, чем более споро. В этом году, он заканчивал, например, работу над диссертацией, исподволь прибегая и к моим мелким услугам в качестве лаборанта и регента. Теми крохами он иногда и делился со мной, ссыпая на карманное зеркальце снежные полоски из министерского пайка. Выходя от него, я взял за правило испускать немного загадочный вид из вполне заурядной своей внешности, вид - каким блистают все сотрудники отдела инноваций, кокаин к тому времени отпускал. "Сколько лет я проторчу в этом злосчастном плановом учетном? - обращалась в мозгу зудящая линия Мебиуса, - Может и всю жизнь. Эх, пропадает молодость, порастает травой, а пора бы уже войти в Большую Hауку!". Поэтому, когда на пороге лаборатории появился Лешка Легкоступов и сразу же, как-то сакрально объявил: "Слыхал, вчера вечером у Джунды башня слетела!", я понял, не без волнения, что началось то самое, чего я так дожидался долго. Сдерживая дрожь на кончиках пальцев, принялся спешно забивать косяки на вечер. Перед обедом, чисто для аппетита мы дунули в столовке, один несуразный косячок и тут я вспомнил, что Джунда, у какого башня слетела вчера вечером, пожалуй, что чаще других употреблял слово "кукунька".

Башню мы отыскали вместе с Пинком часам к одиннадцати вечера, когда солнце уже покинуло окрестности Рязани и стаи комарья носились в дохнувших хмелем лугах, слетались в армады, звенящие в сгустках света уличных светил. Водрузили на место. Джунда почти что сразу открыл глаза и торжественно процедил сквозь ссохшиеся губы: "Во капец!". Чуть позже: "Так накрыло!". Затем добавил еще дважды "капздец" и "капзда". Тем временем, вооруженный стетоскопом, я пытался увидеть, пусть мимолетное, проявление в образе зеркального отражения - Джундину душу. Как учили нас на курсах повышения квалификации проходивших семинарами в Калуге, глаза являются зеркалом души. Hо все безрезультатно, в той тихой заводи не было и тени, кроме недюжинного голубого, жидкого словно водица. Павел Васильевич, заглянув только, вынес на месте вердикт: "Кроме подернутых красными ниточками двух, сваренных вкрутую желтков плавающих в свернувшемся молоке, больше ничего здесь не увидишь, хоть трескайся как в министерстве". Павел Васильевич был большой специалист в подобного рода высказываниях.