Алексей Меняйлов - Дурилка. Записки зятя главраввина

• Название: Дурилка. Записки зятя главраввина
• Автор: Алексей Меняйлов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-93675-041-8

Вам еще не порекомендовали или не подарили этой книги?

Тому может быть только два объяснения:

— если ваши сослуживцы и знакомые сами читали, а вам не порекомендовали или не подарили, то все они вас считают природным рабом и ничтожеством и действуют так, чтобы вы и далее остались в своем качестве не понимающей ничего марионетки;

— если они не читали, значит этой книги им никто не рекомендовал и не подарил — то они сами природные рабы.

Книга уникальна, не имеет даже отдаленных аналогов, казалось бы, во всепроникающем море информации, и поэтому «читал — не читал», «рекомендовали — не рекомендовали» весьма точная характеристика человека и его окружения.

---

Чтобы обсуждать красоту неба, надо по меньшей мере обладать зрением.

Чтобы уметь понимать, чем неугодник принципиально отличается от бескрайнего моря подхалимов (исполнителей-суверенитистов), надо хотя бы на мгновение шагнуть за пределы стаи. Побывать в шкуре неугодника.

Из того, что Гитлер не представлял себе, что такое неугодник следует, что он ни на секунду не переставал быть подхалимом. Ни в школе, ни в окопах Первой Мировой, ни на равных общаясь с художниками, ни, тем более, когда стал большим папой Европы.

Наполеон тоже не просто, как выразился Лев Толстой, «самонадеянное ничтожество» в период разграбления Европы, но, что очень важно, таковым ничтожеством был всегда. С самого детства его душонка была ничтожной, стадной, подхалимской, вождистской. Потому Наполеон и не умел любить Россию ни в какой период своей жизни.

Весь поначалу окружавший Сталина в Кремле кагал тоже состоял из ничтожеств (ни один не помог Булгакову).

Все они знали жизнь только плоской, в объёме она им не давалась — самонадеянные ничтожества.

А вот Сталин видел в объёме. Хотя ни один биограф Сталина не выявил, когда именно Сталин из дерьма стал перебираться на уровень теории стаи. Не выявил не потому, что это трудно, просто у Сталина еще не было достойного его биографа — тоже умеющего видеть жизнь в объёме.

Писать о Сталине имеет право только неугодник. Или тот, кто таковым был, но стал «Святославом» — прорусским правителем Гилеи-Московии-России.

До Толстого более полувека не могли написать историю войны 1812 года, хотя попыток было неисчислимо много. Смысл войны 1812 года в противостоянии неугодников великой орде Наполеона, «иудо-внутренническому» прообразу антихриста-«сына». Но вот пришёл Толстой — и у войны 1812 года появился объём.

Певец сибирских просторов Виктор Астафьев, которого нынешние патриоты, до тошноты насмотревшиеся на правоборцев-демократов, представляют как совесть русской нации, перед смертью в 2001 году сказал, что книга о Великой Отечественной ещё не написана (моя «Россия: подноготная любви» с этой мыслью, судя по письмам читателей, каким-то образом до этого захолустья дошла ещё в 1999-м!). Опубликованы библиотеки книг, розданы Ленинские, Государственные и Нобелевские премии — а книги нет. Только умный человек мог сказать такое.

Точно так не написана ещё и биография Сталина.

Чтобы написать биографию Сталина, надо, чтобы её автор хотя бы попытался ответить на некоторые естественные для неугодника вопросы:

Откуда товарищ Сталин узнал теорию стаи?

Были ли у Сталина при освоении теории стаи учителя-люди? Или всё осваивалось только по механизмам родовой памяти?

Если Сталину помогла некая организация, то куда она исчезла? Или как себя проявляет в наше время?

И, если никаких консультантов не было, главное:

Каким образом Сталину удалось «вычислить» Булгакова?Ведь в 1926 году Булгаков как мыслитель ещё ничего собой не представлял? Сталин что, умел заглядывать в будущее? Если это ему удавалось, то умея оценить значение «темы Понтия Пилата», кем с точки зрения родовой памяти был Сталин?

Куда ни кинь, удивительные взаимоотношения Сталина и Булгакова — ключ не только к постижению личности Сталина, но и к проблеме государственного благополучия России.

Сталин к тому моменту, когда он перехватил у «иудо-внутренников» власть над Россией, неугодником, понятно, уже не был. Если бы он им был, троцкисты выставили бы его из Кремля в первый же день, а охрана и пальцем бы не пошевелила.

И заботился Сталин о Булгакове, увы, не из неугоднических чувств.

У вождя интерес всегда один — вождистский.

В теории стаи есть раздел, который до сих пор нигде мной не рассмотрен: властелином мира может стать только тот из сверхвождей, кто в своем развитии побывал в шкуре неугодника хотя бы по механизмам родовой памяти. Или достиг уровня неугодника — правда, затем низринулся.

Знакомому с Библией хотя бы в русле церковно-иерархических толкований, воспринять эту идею легче: сатана, древний змий, дракон — высшее проявление принципа власти — некогда был Люцифером, то есть «сыном зари», сыном Божьим, ангелом света, архангелом, ведавшим полноту истины (насколько это возможно для творения). Потом от Бога он отвернулся, но память о знании, некогда ему как неугоднику открытому сохранил.

Тема эта обширна. В этом удалённом от посторонних глаз чудесном замке есть поразительные по красоте уголки… Дворик у вросшего в землю дома… Полуподвальное окно… Печка в глубине комнаты… И книги… Много книг.

Вождь Сталин так ценил неугодника-Преемника потому, что только неугодник может извлечь из «кладовых» родовой памяти неожиданные нигде не циркулирующие приложения теории стаи. Подхалимы здесь бесполезны: «кладовые» (ступень три-А) родовой памяти для них закрыты. Им доступны одни «помойки» (ступень первая).

В силу того, что Преемник на поколение один, заменить его другим неугодником невозможно. Не успел он что-то сформулировать, так скажем, про полуподвальное окно в одном из московских двориков (каждое слово этой тайной фразы понятно только прочитавшему «Мастера и Маргариту» и «Психоанализ не того убийства») — и всё, для вождя исчезли все надежды на мировое господство. Для него лично. Навсегда.

Достойный стать властелином мира (или низринувшийся из неугодничества, чтобы оберегать метанацию) неугодников до времени притеснять не будет, потому что они та незаменимая почва, на которой может произрасти следующий Преемник — для потомка этого обладающего объёмом видения вождя. Или десятиюродного брата.

Вспоминается запись разговора двух писателей, один из которых был, кажется, Чехов. Один другому говорит:

— Вот умрёт Толстой и всё рухнет.

— Что — всё?

— Да вообще — всё…

Преемник Толстой умер в 1910-м — и началась Первая Мировая война. А Булгаков умер в 1940-м, а в 41-м началась Великая Отечественная…

Сталинцами сейчас называют себя странные люди.

По моему разумению, настоящему сталинцу должно нравиться то, что нравилось Сталину, и не нравиться то, что Сталину не нравилось.

Сталин из всех умевших связно писать выделял только Булгакова — а ныне называющие себя сталинцами от упоминания имени Михаила Афанасьевича злобно трясутся.

Сталин — «внешник», и «верных ленинцев», любителей кутежей, чужих особняков и опусов Маркса, внука двух раввинов, перестрелял — как бешеных собак! — не случайно. Они — «иудо-внутренники». А «сталинцы» на Маркса молятся.

Был бы я главраввином и хотел бы убить дело Сталина, именно таких бы и нанял в «сталинцы». Но по счастью для главраввината, они сами пристраиваются в хвост.

Настоящий сталинец — или неугодник или «внешник», но некогда неугодник с удя по весьма ограниченным сведениям, именно таким был и Святослав.

Сталина постоянно винят, что он не подготовил себе смену — дескать, виноват не кто-нибудь, а он, Сталин, что весь последующий XX век в Кремле одно ничтожество сменяло другое.

Но инструкциями и внушениями можно подготовить только подхалимов, если правителей, то только вассалов, лакеев какой-либо мировой стаи, центр которых вне России, что-нибудь вроде Ельцина. Но «Святослава», прорусского вождя-«внешника» с неугодническим прошлым можно подготовить, только соединив его с Преемником— то есть с теорией стаи.

Заботясь о Булгакове, Сталин, всё-таки, заботился не только о себе — и это можно доказать.

Если бы Сталин хотел попользоваться высшими достижениями в теории стаи самолично (то есть если бы он был всего лишь кандидатом во властелины мира, но не «Святославом»), он бы мог засадить Булгакова в лагерь (с самым красивым ландшафтом в Союзе), перевезти в него хоть все книжные фонды Государственной библиотеки, а для поднятия настроения обитателей этого «рая» выкладывать узоры на клумбах из черной и красной икры — и читать всё написанное Преемником самому и только самому (или вместе с родственниками).

Но мудрый Сталин поступил иначе. Он сделал Булгакову рекламу — причём так, что Булгаков догадался, кто его облагодетельствовал, только лет через десять, когда и написал «Пастыря». В этом величие тоже Сталина: хотя до-мастер-и-маргаритное творчество Булгакова и могло воспалить «профессиональных оппозиционеров», однако Сталин решил придать Булгакову сил для исполнения служения высшего гилейского жреца (написания «Мастера…»).

Не стоит полагать, что раз после убийства Сталина до сего дня новый «Святослав» не объявился, то усилия Сталина пошли прахом. Благодаря Сталину удалось «зацепить» Льва Николаевича Гумилёва. Того самого Льва Николаевича Гумилёва, который после допросов «иудо-внутренников», лёжа на асфальтовом полу под лубянскими нарами, писал стихи про Россию как самое лучшее место на земле, и на Сталина нисколько не обижался. А «Святослав» придёт. Только придёт он особенным образом. Это наши демократы сами лезут во власть, а русскому человеку лезть самому за падло Он будет приглашён. Видимо, кем-то из высшего гилейского жречества.