Паулина Гейдж - Искушение богини

• Название: Искушение богини
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01732-Х

Роман Паулины Гейдж «Искушение богини» поражает яркостью красок, восточной роскошью и изысканной утонченностью. Перед нами предстает образ легендарной царицы Хатшепсут, в юном возрасте ставшей единовластной правительницей Египта. Именно ей, этой красивой, умной, сильной женщине, подчинился мир могущественных фараонов. На берегах полноводного Нила, в тени величественных дворцов вспыхнул божественный огонь страсти гордой царицы к талантливому архитектору. Это боги ниспослали новое испытание царице… Но даже им неведома великая сила любви.

Смесь страсти и нежности, великолепия и могущества погружает пас в таинственный мир интриг эпохи Нового царства.

---

– Тогда послушай моего совета, царевич, и отошли их назад в школу, чтобы со временем… – на этих словах она сделала ударение и улыбнулась, – со временем они могли показать себя хотя бы в небольшом деле.

Гнев и восхищение боролись в нем, восхищение победило. Он тряхнул головой:

– Как ты жестока, тетушка-мачеха. Двойной венец тебе к лицу!

– А тебе нет, – ответила Хатшепсут, когда они двинулись к выходу из храма. – Он все еще слишком велик для твоей головы.

– Размер моей головы тут ни при чем, – отрезал он. – Важно то, что внутри нее.

– Да ну? Вот, значит, как? Ну, тогда приноси свою великанью голову на мой праздник. Я приказываю тебе, Тутмос. В последнее время ты пренебрегаешь своими обязанностями, тебя не видать ни в храме, ни на пирах. Нарушения субординации я не потерплю. Кроме того, я запрещаю тебе критиковать моих министров. Где твои собственные? Могут ли они соперничать в беззаветной преданности и многочисленных дарованиях с теми, кто старше и лучше их?

Он ничего не ответил, но поклонился, хмурясь, и зашагал назад, туда, где его ждали Минмос и Менхеперрасонб. Неферура робко опустила руку на плечо матери.

– Почему ты всегда сердишь Тутмоса? – спросила она. – Он тебе не нравится?

– Мне он очень нравится, – ответила Хатшепсут. – Он силен, как молодой бык, таким же был его дед. Но он нетерпелив, Неферура, а иногда и груб. Его надо держать в узде, как норовистую лошадь.

Неферура ничего не сказала, но Сенмут почувствовал в своей руке ее теплую ладошку. Он сжал ее, и они вместе пошли к дворцу, шагая в тени по-летнему сухих деревьев.

Глава 23

Празднование мириадов лет было экстраординарным событием, торжественным и пышным. Днем Хатшепсут созвала всех советников и села на трон Гора, надев двойной венец и сжимая в руках крюк и плеть. В краткой и точной речи она напомнила им, чего достигла как правитель еще до смерти мужа, а затем велела своему писцу зачитать все тексты, которые каменотесы высекали сейчас на боках ее обелисков. Пока Анен читал, она сидела, переводя взгляд с одного лица на другое.

Тутмос сидел вместе с остальными, его руки были сложены на груди, а лицо поднято к ней с горделивым вызовом. Он слушал и забеспокоился только под конец речи Анена.

– Бог Амон-Ра, повелитель Фив, узнал себя во мне. В награду он сделал меня владыкой Черной и Красной Земель. У меня нет врагов в своей стране; все страны – мои подданные. Он расширил мои границы до края небес; все, что живет под солнцем, трудится для меня. Бог дал все это мне, живущему с ним, зная, что я служу ему. Воистину я его дочь, славящая его. Жизнь, довольство и постоянство да пребудут над ней, восседающей на троне Гора и, как Ра, живущей вечно.

Она поймала взгляд Тутмоса и не отрываясь глядела ему в глаза, насмешливо и печально. В ее прекрасных глазах он прочел жалость. Юноша едва заметно улыбнулся ей и отвел взгляд.

Потом снова взглянул на Хатшепсут, сидящую высоко над ним на троне, облаченную в золото, таинственную, притягательную, – женщину, которую ненавидела его мать, царя, который отнял у него принадлежавшее ему по праву рождения. Но в ее глазах, твердо глядящих в его собственные, он не увидел ничего, кроме тепла, участия и даже понимания. И снова отвел взгляд, злясь на себя за то, что позволил себе так размякнуть и даже забыл обо всем, что она ему сделала, хотя здесь, в ее аудиенц-зале, все символы божественности, окружавшие ее, должны были постоянно напоминать ему об этом.

Началась церемония принесения даров, и, покуда солнце не село за горизонт, все росла гора вееров, изукрашенных шкатулок, миниатюр и прочих дорогих безделушек. Сенмут, чье опытное, циничное лицо обрамлял массивный черный парик, подошел последним, его личный слуга, Паере, шел за ним, пошатываясь под тяжестью огромной шкуры, которую нес на плече. Сенмут подхватил ее и расстелил перед царем. Вскрикнув от восторга, Хатшепсут отложила крюк и протянула руку, лаская густой блестящий мех. Никогда еще она не видела ничего подобного.

– Его привезли с холодных гор Ретенну, – сказал он, – очень редкая вещь. Ничего более достойного касаться тела фараона я не нашел.

И он спокойно отошел, не обращая никакого внимания на удивленный шепоток, пронесшийся по залу. Шкура уже согрела ее ноги, и она смотрела на него с улыбкой, думая о долгих зимних ночах, когда они будут лежать рядом и любить друг друга на мохнатой иссиня-черной спине неведомого зверя.

– Я слышала, – сказала она, – что в Ретенну очень холодно, а горы там очень высоки и покрыты белой субстанцией, которая падает прямо с неба, точно твердая река. Так ли это?

Он улыбнулся чуть печально.

– Воистину ваше величество знает свою собственную страну, как боги знают сердце человека, и тем более жаль, что ваше величество никогда не бывали на Севере. Там, за горизонтом, лежат земли, полные чудес. Белая субстанция называется снегом, а если зачерпнуть ее полную горсть, то она просто растает и превратится в пригоршню воды.

Он повернулся к женщине и снова улыбнулся, глядя прямо ей в глаза.

Тутмос заметил тайный, полный значения взгляд, которым обменялись эти двое, и ярость забушевала в нем с новой силой, но в свои пятнадцать лет он не мог постичь ее природы. Когда она поднялась, чтобы идти на пир, он протолкался к выходу и стремглав бросился бежать по залам. И даже повторяющееся приветствие стражи у дверей не успокоило его свербящую рану.

В ту ночь, пока Сенмут стоял в распахнутых дверях пиршественного зала и ждал, когда глашатай покончит с его многочисленными титулами, чтобы войти в зал, где все будут склоняться при его приближении, и сесть за стол с Хатшепсут, мысли его были черны, как небо, краешек которого виднелся в самом конце длинной, ярко освещенной комнаты. В тот самый день, когда Хатшепсут праздновала свое полновластие в Египте, он впервые почувствовал, что время, когда он не сможет больше контролировать Тутмоса и Асет, приближается, и очень быстро. До сих пор шпионы доносили ему о каждом шаге не только друзей, но и слуг Тутмоса. Пока Тутмос оставался ребенком, он без малейших угрызений совести ссылал, вырывал с корнем, предупреждал и угрожал. Но теперь оказалось, что друзья Тутмоса – дети его собственных друзей и сам Тутмос сделался недосягаемым, а могущество его все росло. Медленно шагая через зал к помосту, на котором сидел царь, усаживаясь и кланяясь, Сенмут видел пока еще неясное, но совсем уже близкое будущее, когда она, окруженная врагами, загнанная, точно зверь, будет отчаянно сражаться за свою корону. Фараон не может потерять корону, которой у него никогда не было, как она потеряла обещанный отцом трон, уступив его нетерпеливому мужу. Царь может потерять свое царство только вместе с жизнью.

Шумный пир продолжался далеко за полночь. Смех и крики раздавались на всех улицах города, где люди тоже праздновали вместе с фараоном, но Сенмут никак не мог успокоиться. Асет была в зале, вся в драгоценностях; ее худое лицо ничего не выражало, какие бы певцы и танцоры ни выступали. Тутмос тоже присутствовал, он сидел в окружении своих друзей, ел и пил, угрюмо и настороженно поглядывая по сторонам.

Наконец шум начал стихать, веселье замедлилось и с приближением зари остановилось вовсе, тогда Хатшепсут сняла с головы конус с благовониями и встала, давая всем знак расходиться. Через час прозвучит хвалебный гимн и начнутся обычные дневные заботы. Ей еще нужно было принять ванну и надеть чистую одежду, прежде чем пойти в храм на утреннюю службу.

Сенмут знал, что не понадобится ей до тех пор, пока она не призовет его в аудиенц-зал. Он проследил, как она вышла в окружении телохранителей – носитель опахала шел по правую руку от нее, хранитель печати по левую, – пробрался к Хапусенебу и подергал его за край одеяния. Верховный жрец оглянулся.

– Пойдем со мной в сад, – тихо сказал ему Сенмут. – Мне нужен твой совет.

Хапусенеб торопливо кивнул, и они вместе стали проталкиваться через толпу. Тенистыми галереями мужчины прошли в сад, где разгоряченные вином и пищей гости бродили по двое, по трое, с наслаждением вдыхая прохладный ветерок и негромко переговариваясь, а рабы с зажженными лампами бежали впереди и позади них. Сенмут и Хапусенеб скрылись от них и направились сквозь деревья к северной стене храма. Наконец они остановились. Кругом было тихо, и только бледный холодный свет заходящей луны обрисовывал темный силуэт стены, громоздящейся над верхушками деревьев. Сенмут сделал Хапусенебу знак садиться, и они вместе опустились на темную траву. Хапусенеб подоткнул складки набедренной повязки под ноги. Сенмут сел, скрестив ноги и глядя на красные от хны подошвы, дождался, когда выветрится хмель от выпитого вина и утихнет в ушах шум пира, и только тогда заговорил.

Он окинул опустевший сад быстрым взглядом.

– Выслушай меня, Хапусенеб, и, ради фараона забыв о наших с тобой разногласиях, дай мне свой совет.