Паулина Гейдж - Искушение богини

• Название: Искушение богини
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01732-Х

Роман Паулины Гейдж «Искушение богини» поражает яркостью красок, восточной роскошью и изысканной утонченностью. Перед нами предстает образ легендарной царицы Хатшепсут, в юном возрасте ставшей единовластной правительницей Египта. Именно ей, этой красивой, умной, сильной женщине, подчинился мир могущественных фараонов. На берегах полноводного Нила, в тени величественных дворцов вспыхнул божественный огонь страсти гордой царицы к талантливому архитектору. Это боги ниспослали новое испытание царице… Но даже им неведома великая сила любви.

Смесь страсти и нежности, великолепия и могущества погружает пас в таинственный мир интриг эпохи Нового царства.

---

Она едва заметно наклонилась вперед и поцеловала его в губы.

– Не будем говорить о судьбе, – сказала она хрипло. – Вспоминай меня, Менх, длинными ночами в пустыне, а я буду помнить о тебе.

Он наклонился, поднял свой узелок и закинул его на голое плечо, а солдаты сомкнулись вокруг него и приготовились к маршу.

– Так тому и быть, – сказал он. – Может, вы еще найдете, другого возничего, ваше величество, но до моей ловкости ему будет далеко, в этом я могу поклясться!

Улыбка вышла страшной пародией на его былую легкомысленную ухмылку. Она не ответила, но стояла недвижно и смотрела ему вслед до тех пор, пока он и его стража не исчезли в густой роще у воды.

Больше она никогда не охотилась.

Беспощадные реформы Тутмоса продолжались. Тахути пощадили благодаря его знаниям, но понизили в чине, назначив помощником казначея. Пост казначея занял бешеный Минмос, громогласный и безрассудный Май сделался носителем царского опахала у правой руки царя. Носителей опахал, которые служили Хатшепсут, прогнали, и ей очень не хватало мужчин, выступавших за ней с опахалами в руках и обвевавших ее увенчанную короной голову. Теперь опахала носили за ней женщины, но она продолжала ступать горделиво, презрев этот новый знак унижения, ибо носителями опахала искони назначались мужчины. Нахт – возничий, не проигравший ни одного соревнования, – стал царским глашатаем при Тутмосе, и бронзовые колеса его колесницы сверкали по всем дорогам страны, развозя послания фараона, чей недвижный взгляд был вечно обращен на Север, к Ретенну и землям за ней. Неожиданно правительственные залы дворца заполнились воинственными людьми, спутниками армейских дней Тутмоса; надменные скородумы, они подняли в Фивах вихрь слухов о войне.

Хатшепсут неслышно ходила меж ними, вызывая невольное восхищение своей спокойной, гибкой грацией и мудростью редких слов. Но она избегала их общества, ибо дворец не был уже мирным местом, где все шло своим чередом, и даже ее собственные слуги только и говорили что о могуществе Тутмоса и о приятной перспективе готовящейся войны. С раннего утра она уезжала за реку и там в одиночестве ходила по аллее, ведущей к ее храму, а сфинксы следили за ней спокойными недоумевающими глазами, не узнавая свою создательницу в этой тихой, медлительной женщине. Потом в сиянии солнца поднималась на террасы храма и бродила среди своих святилищ в сопровождении поклонявшихся ей жрецов, наслаждаясь неизменным покоем и красотой многоколонных залов, которые проникали ей в сердце, успокаивая его.

Она никогда не задерживалась, чтобы прочитать свою биографию или биографию Сенмута. Эти слова и без того были запечатлены в ее сердце пламенеющими иероглифами. Тутмос или не Тутмос, а она все еще бог и останется им навсегда. А когда Хатшепсут проходила тенистыми аллеями своих мирровых деревьев и окунала пальцы в воды священных источников, ей казалось, будто Сенмут идет рядом и его сильная рука вот-вот обовьется вокруг ее талии.

«Как быстро все прошло, – думала она, глядя с террасы на горячую серебряную ленту реки. – Кажется, только вчера я раздвинула камыши и увидела Сенмута в грубой льняной повязке, с непокрытой головой и моим копьем в руке. Маленький младший жрец! А завтра я увижу его рядом с Инени; вот они идут, погрузившись в обсуждение какой-нибудь чудной проблемы. Послезавтра он придет ко мне на пир и будет наливать мне вино и подносить к моему лицу ароматный голубой лотос. Великий Эрпаха, князь Египта на все времена!

Помню, однажды я подумала, что только две вещи имеют для меня значение: власть и мой народ, но я ошиблась. Есть две тайны, которые превыше власти и превыше народа. Это бог и любовь Сенмута».

ЭПИЛОГ

Хатшепсут провела в борьбе двадцать лет: она боролась за то, чтобы подняться к власти, завладеть ею, удержать то, что принадлежало ей по праву, и вот теперь отпала необходимость даже думать. Бесполезность серого существования грозила поглотить ее целиком. «Уж лучше бы, – думала она, вслушиваясь в тишину, – моя жизнь оборвалась тогда же, когда и жизнь Сенмута, под ножом убийцы, в потоке крови и внезапного страха».

В мягком свете ночника вдруг широко распахнулась дверь. В комнату шагнул ее пасынок, у него за спиной топтался стражник, пытаясь вежливо протестовать. Но Тутмос закрыл у него перед носом дверь и подошел ближе. Он шел с пира, торс фараона блестел от благовонных масел, глаза были обведены черным. Анх на его груди метал в темноту золотистое пламя, а надо лбом вздымались символы власти, кобра и гриф. Тутмос встал у ложа, привычным жестом уперев руки в узкие бедра, а она ждала.

– В этой комнате холодно, – сказал он. – Где твои слуги?

– Двоих оставили прислуживать мне днем, одного – ночью, как тебе известно. Даже моего писца и верную Нофрет и тех уволили. Чего ты хочешь?

– Поговорить о Кадеше. Ты спала?

– Почти. Я плохо сплю в последнее время. Так что с Кадешем? Неужели тебе нужен мой совет?

В ее голосе сквозила ирония. Он уже давно не просил у нее никаких советов.

– Нет. Но посол и его свита решили отбыть завтра, и в большом возмущении. Скоро за ними последую и я.

– Война?

– Война.

– Значит, ты дурак. Разве недостаточно того, что наши границы надежно охраняются, а на наших землях мир? Мало тебе отдельных набегов за рабами да пары-тройки показательных вылазок?

– Мало. Настало время показать нашим врагам, что Египет – центр мира. Я намерен построить империю, о которой люди будут говорить до конца дней. Я ведь солдат, в конце концов. Это ты меня им сделала.

– Да, сделала. Для того, чтобы ты командовал моей армией, исполнял мои желания. Как ни крути, гордый Тутмос, а трон ты у меня отнял, и ничто не может этого изменить.

Он резко подался вперед, его черные глаза вспыхнули гневом.

– Не смей говорить мне о предательстве, узурпаторша! Двадцать долгих лет ты удерживала мою корону на своей хорошенькой головке. Но теперь сила наконец на моей стороне, и я взял то, что принадлежит мне с тех пор, как умер мой отец. Я был капитаном твоей армии в Ретенну и Нубии. По твоему распоряжению я со всей мощью моей армии обрушился на Газу и взял ее. Теперь я сам себе капитан. Я теперь фараон. Я!

Они сверлили друг друга взглядом, еще более злые слова готовы были сорваться с их уст, но вдруг Хатшепсут села в постели, подняла руку и коснулась ладонью его щеки. Он улыбнулся и сел рядом с ней.

– Мы уже не раз говорили об этом, – заметила она, – и всегда начинаем с начала. Но я уже слишком стара для открытой борьбы. Сегодня я ушла с пира потому, что моя дочь, твоя безмозглая самодовольная жена, отказалась говорить со мной. Со мной! С богиней двух земель! Ах, если бы Неферура не умерла!

– Но она умерла! – ответил он хрипло. Оба замолчали.

– Так вот, о Кадеше, – начал он снова. – В ближайшее время я собираюсь начать против него войну. Несколько месяцев меня не будет в Египте…

Пока он подбирал слова, она не удержалась от вопроса:

– А кто же будет править, пока тебя нет? Твоя пустышка-жена?

– В Фивах нет недостатка в способных и верных чиновниках и советниках, – медленно сказал он. – Но в одном я уверен твердо. Ты, дражайшая тетушка-мачеха, и пальчиком не коснешься поводьев власти. Ты меня поняла?

– Разумеется, поняла. Но кто, дражайший племянничек-пасынок, более способен править этой страной, как не я?

– Ты все очень сильно усложняешь. Я не могу взять тебя с собой, но и оставить здесь тоже не могу, ибо когда я вернусь, то найду всех своих визирей отстраненными от должностей, а тебя крепко сидящей на моем троне – и это так же верно, как то, что победоносный Ра встает каждый день. Отступись, Хатшепсу, отступись.

Его пальцы сомкнулись вокруг ее плеча, и он склонился еще ниже.

– Ты жила, как ни одна царица до тебя. Ты досуха выжала виноград власти. Ты познала радости, доступные лишь богам, а тебе все мало. Я вижу это по твоим глазам. Даже сейчас, пока я говорю, ты все еще надеешься, что я уеду и все снова станет так, как ты пожелаешь. Но этого не будет никогда. Предатель Сенмут мертв. Нет больше того, кто золотой цепью приковал бы тебя к трону, тебе не принадлежащему. Никаких больше хитроумных планов, тетушка-мачеха, никаких перешептываний по углам и заговоров.

Она вырвала у него руку так резко, что упал прикрывавший ее грудь мех. И в ту же секунду хлестнула его ладонью по губам.

– Надо было мне прикончить тебя, когда у меня была такая возможность, – зашипела она, – но я отказалась. Как было бы просто разделаться с тобой, пока ты был еще ребенком, зависящим от моей доброй воли. Жрецы и министры все до одного притворились бы, что ничего не заметили. Но нет! Я пощадила твою жизнь! Добрый Сенмут пощадил твою жизнь! Остерегись, Тутмос. Старая пчелиная матка еще может ужалить!

Владыка всего живого встал и прижал ладонь к уголку губ.

– Не грози мне, – зарычал он. – Ты не в том положении, чтобы позволять себе это, такая бесшабашная смелость только ускорит твою собственную смерть. Скажу прямо. Твоя жизнь в моих руках, а для меня слава Египта превыше всего, в том числе и тебя. Если твоя смерть будет необходима для блага этой страны, то можешь не сомневаться – ты умрешь. Ты ставишь меня перед тяжелым выбором, Хатшепсу. Я не могу принять решение, а это на меня не похоже. Говорю тебе прямо: четыре года ты ходишь бок о бок со смертью, но до сих пор я останавливал свою руку. Сам не знаю почему.