Яков Гройсман - Вацлав Дворжецкий – династия

• Название: Вацлав Дворжецкий – династия
• Автор: Яков Гройсман
• Издательство: ДЕКОМ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-89533-023-1

Семья Дворжецких – звездная династия российского кинематографа. Глава семьи Вацлав Дворжецкий, выдающийся актер театра, человек сложной трагической судьбы, впервые появился на экране в возрасте 57 лет в фильме «Щит и меч».

Яркой, но короткой была творческая судьба старшего сына, Владислава, ставшего знаменитым сразу после своего дебюта в фильме А. Алова и В. Наумова «Бег», – всего десять лет. Младший, Евгений, – ныне также популярный актер театра и кино. В книге впервые опубликованы воспоминания близких, друзей и коллег Вацлава и Владислава Дворжецких: Р. Левите, Е. Дворжецкого, Н. Литвиненко, М. Ульянова, В. Наумова, В. Титовой, А. Панкратова-Черного, В. Пичула и других. Публикуются мемуары Вацлава Дворжецкого «Пути больших этапов» и дневниковые записи Владислава Дворжецкого «Наедине с собой».

---

В Нижнем Новгороде его неоднократно приглашали на некоторые спектакли из уже им сыгранных. А последней работой на сцене была роль в постановке талантливого режиссера Ефима Давидовича Табачникова, который вернулся в Горьковский драматический театр. Он поставил пьесу о Жан-Поле Марате и маркизе де Саде, ту самую пьесу, которая имеет такое длиннющее название1 и в которой Вацлав Янович играл маркиза де Сада. Спектакль был интересно задуман, с трудом (в силу целого ряда обстоятельств) рождался – и, однако, родился. Спектакль острой формы, с попыткой проанализировать безумную ситуацию, ложь и предательство, которые сопровождают всякого рода революции. Действие пьесы происходит в сумасшедшем доме и сочинено тем самым маркизом де Садом, который является пациентом этого заведения.

То, что делал Вацлав Янович, исполнитель главной роли, было очень глубоко, иронично, с желанием понять катаклизмы, которые настигают ввергнутое в революционные события человечество. Спектакль шел два сезона – в 1988 и 1989 годах, пользовался зрительским успехом.

К этому времени стало, как я уже упоминала, катастрофически падать зрение Вацлава Яновича. Вся его биография, всё прожитое давало себя знать. Свинцовые рудники не прошли даром, съемки тоже не прибавляли зрения. И вместе с тем работа не останавливалась. Подготовка к съемкам шла уже другим образом. Сам Дворжецкий не читал – я наговаривала на магнитофон текст роли, и он, многократно прокручивая запись, заучивал, а потом мы вместе сверяли.

Мы пытались лечить глаза: ездили в Питер, Москву, делали операцию, но результат был почти нулевой. Для того чтобы продолжать общаться с миром, сниматься, мы нашли замечательный способ – слушание лучших произведений русской и зарубежной литературы через магнитофон, который выдал ему библиотечный фонд для слабовидящих. У них была записана почти вся отечественная и зарубежная классическая литература, весь Солженицын. Последние два года жизни Вацлав Янович эти записи тщательно прослушивал. Естественно, многое по второму кругу, потому что литературу он знал хорошо. Всегда много читал: и «толстые» журналы, и книги. Так вот, чтобы это не прекращалось, на помощь пришла библиотека с записями. Всю русскую классику: Толстого, Тургенева, Гоголя – Вацлав Янович прослушал с огромным интересом. Возникла новая для него ситуация общения с литературой звучащей, кстати, записанной хорошими мастерами художественного чтения.

Мне хотелось бы несколько слов сказать о его общественной деятельности. Как только начался перестроечный процесс, Вацлав Янович активно включился в него. Он принимал участие во всевозможных пикетах, связанных, например, с протестом молодежи против строительства метро на площади Горького или сноса исторической застройки. К нам приезжали его молодые соратники, советовались по поводу того, как себя вести, во имя чего и как надо высказывать свои соображения по тому или иному явлению нашей жизни.

Когда впервые заговорило «Радио России», Вацлав Янович пришел в восторг, что возник свободный голос, без цензуры, без насилия! Он написал поздравительное письмо, и «Радио России» откликнулось, ответило ему. Затем Вацлав Янович принял участие в организации музея А. Д. Сахарова, занимался «Мемориалом», работал над публицистическими статьями и эссе. Одним словом, участвовал в возрождающейся жизни страны. Естественно, что надежды, которые пробудило это время, были созвучны его представлению о том, куда и как надо двигаться стране, чтобы можно было свободно дышать, говорить и думать. Они отразились в стихотворении, написанном Вацлавом Яновичем не для печати – для себя:

Опять встрепенулась Россия,
Чуть-чуть шевельнулась надежда,
Что новый Великий Мессия -
Борец за порядок и трезвость,
Дарует права и свободы,
Введет демократию, гласность,
И возликуют народы,
И сгинет вдруг госбезопасность.
И красть перестанут завмаги,
И врать перестанут газеты,
И дело заменит бумаги,
И мясом запахнут котлеты.
Смеюсь (за закрытою дверью)
Над этой наивной мечтою,
Но Боже! Как хочется верить,
Что оттепель станет весною.

В свое время вторжения в Венгрию, в Чехословакию вызывали у Вацлава Яновича сильный протест. Отнестись спокойно к таким событиям, как ввод танков в Чехословакию или война в Афганистане, такой человек не мог. Поэтому понятна любовь и приверженность к А. Д. Сахарову, к увековечению его памяти, к «Мемориалу». Когда готовился вечер памяти Андрея Дмитриевича Сахарова и не оказалось холста для портрета, Вацлав Янович отдал парус нашей яхты «Марс», и на нем художник С. Ф. Алексеев написал портрет великого правозащитника.

Тогда же он работал над книгой воспоминаний: садился за машинку, если она была (печатал он любительски, двумя пальцами), или писал от руки. Какая-то часть главы заканчивалась, вечером мы собирались, и я это читала. Обсуждали написанное и очень мало что меняли. Я примерно так же писала сочинения в школе. Ходишь, ходишь, а потом садишься и пишешь. Но там короткий промежуток времени отнимала тема, над которой приходилось работать. Вацлав Янович написал свою книгу почти не отрываясь, почти не правя. Просто давно вынашивал ее – так он рассказывал мне.

Очень долгое время он вообще не возвращался к воспоминаниям. Для этого существовало много причин. По отношению к детям – понятно почему. Ведь в 60 -70-е годы об этом ничего ни говорить, ни вспоминать было нельзя. Нужно учитывать, что кто-нибудь разболтает или что-нибудь кому-нибудь передаст. Поэтому всё копилось и вылилось на бумагу достаточно быстро. Слова на бумагу ложились легко, однако эмоциональные затраты были невероятны – Вацлав Янович всё проживал заново.

Я часто думала: что же определило его поступки, отношение к жизни, к событиям, к людям? И пришла к выводу: его спасала актерская природа. В его воспоминаниях это отражено. Книга пишется с ощущением отдаленности от происходившего. Работает воображение, фантазия, возникают образы. Но все, что делал Вацлав Янович, было пронизано тем, что он артист до мозга костей. На одной из встреч я об этом сказала, и мне задали вроде бы очень щекотливый вопрос: «Как же так, вы говорите, что он артист, а артист играет, и значит, он был не так искренен в отношениях с людьми?» Ничего подобного. Артист – это человек, который прежде всего верит и отдается тому, чем он сию секунду занят. Подобная увлеченность дает прекрасный результат в любом деле. Все увлечения Вацлава Яновича были не зря. Ему доставляло огромное удовольствие общение с людьми разными по всем статьям и профессиям, включая тех, кто не имел никакого отношения к искусству, к творчеству. Для него было важно одно – чтобы они были значительными личностями. Тому пример – наши близкие друзья.

В творческой натуре разорвать понятия «аналитик», «прагматик», «философ» и «человек, творчески воплощающий замысел» очень трудно. Дворжецкий умел проанализировать явление, проникнуть в его суть и любил это делать. Это обретало у него образную, художественную форму. Просто сухо «разобрать» у него не хватало терпения, потому что его всегда обуревала фантазия, которая моментально проявлялась, хотя надо сказать, что он был не из тех эмоциональных людей, которые не ведают, что творят, и идут только вслед интуиции. Ему доставляло удовольствие вовремя остановиться, понять и определить место, которое это явление или человек должны занять в его жизни. Трудно кратко определить характер Вацлава. Он был страшно ревнив, как всегда казалось, абсолютно уверен в себе. Однако эта уверенность была результатом сомнений, переживаний, волнений. Он всегда оставался требовательным к себе. «Работа должна быть сделана на «отлично», – считал Дворжецкий. Вместе с тем рациональное начало было ему не чуждо, как всякому думающему человеку и художнику.

А что касалось ревности – так это тоже актерская черта. Актерская профессия предполагает эгоистичность: человек должен утверждаться, быть замеченным, обязательно должен накапливать, чтобы потом отдавать…

Он ревновал меня и к мужчинам, и к женщинам, и к работе.

Вацлав Янович обладал удивительной способностью молниеносно реагировать словом на всё происходящее. Такая реакция, способность моментально включаться – тоже свойство настоящего актера. Он им обладал в полной мере.

Например, однажды он ехал по Одессе и превысил скорость. Милиционер его останавливает и говорит: «Куда же вы так торопитесь?» Дворжецкий отвечает: «Навстречу XXII съезду!» Оказывается он увидел плакат-растяжку, где было написано: «Вперед, к XXII съезду партии!» И таким образом на любое явление мгновенно возникала реакция – стихотворная или в прозе, но очень хлесткое определение, меткое выражение. Вот, например, фрагмент цикла «Чернобыльские частушки», написанного им в 1986 году как отклик на официозные публикации о катастрофе.