Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых

• Название: Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Издательство: Крылов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9717-0540-6

Младший княжеский сын не расстается с надеждой заполучить угрянский престол. На его пути осталась единственная помеха – старший брат, волхв Лютомер. Но такого соперника нельзя одолеть одними интригами, и младший княжич находит союзника из потустороннего мира, не задумываясь о том, какую плату берет Бездна за свою помощь. А тут еще явились нежданные гости из Хазарии, и не с самыми добрыми намерениями. Теперь Лютомера ждет нелегкая борьба за собственную жизнь и за покой в родной земле.

Но подходит к концу Ночь Богов, и границы между мирами истончаются, чтобы пропустить человеческий дух туда, куда в остальное время путь ему закрыт. Лютомеру остается лишь переступить черту и встретиться с врагом лицом к лицу.

---

На другой день, отдохнув немного, Лютомер и Лютава вдвоем сходили к Просиму и рассказали ему обо всем.

– Вот отчего ко мне мои сынки во сне-то явились, – сообразил старик и вытер глаза рукавом. – Как разодрали вы того гада, то и душеньки, им погубленные, на волюшку выпорхнули и к дедам в Ирий устремились. Спасибо тебе, Велесович, спас ты сынков моих! – Старик вдруг повалился на колени и наклонил голову к самым башмакам Лютомера. – Прости, что за чудо-юдо тебя зловредное столько лет считал, а выходит, ты мне такую милость оказал, что сильнее и нельзя! Прости, старый я дурак!

И Просим опять заплакал, потому что не мог без слез вспоминать об этой «услуге» – ведь Лютомер сделал, что смог, только для мертвых, а живых сыновей ему не вернут и сами боги.

– Ну, будет тебе! – У Лютомера щемило сердце, и он не знал, как успокоить старика. – Ну-ка, припомни, старший у тебя когда пропал?

– На Купалу… гуляли, – с трудом выговорил Просим.

– Ну, слава чурам! В Ночь Богов умер, стало быть, назад ему дорога не заказана. Теперь жди, дед, правнуков жди! Освободилась его душа, может уже и возвращаться. Как родится у тебя первый правнук – может, это сам твой Упрямка и будет.

– Не дождусь. – Просим, взяв себя в руки, вытер глаза и вздохнул. Лютомер помог ему подняться и усадил на лавку. – Не доживу. У нас старшая, вон, Липушка, да ей восьмой год, замуж лет через восемь только. Не доживу.

– Ну, тоже не беда! – Лютомер улыбнулся. – Ты, главное, сам ухитрись в Ночь Богов помереть. И возродишься, может, сам в детях вашей Липки – в старшем Упрямка, в меньшом ты. Вот и будете еще с ним вместе тут по двору бегать!

Просим хмыкнул, представив, как голозадым мальцом снова носится вот по этому двору наперегонки с собственным старшим сыном, но тут же вздохнул.

Когда средний сын с женой вернулись, то немало удивились, застав у себя в гостях варгу-оборотня и его сестру, с которыми старый Просим беседовал как с лучшим другом.

– Вот она какого духа себе нашла! – говорил старик, когда успокоился и обдумал все услышанное. – Видно, это чудо страховидное было из тех старых выкормышей, что еще ее мать кормила. А потом ей передала, от того старого чуда и новые гаденыши завелись. Тогда она сама их стала кормить. Хорошо, поспели вы вовремя. А не сожгли бы их – они бы в скором времени в такую силу вошли, что и подумать жутко. Ведь этих выкормышей в чужие души подсаживать можно. С этим делом кого хочешь к рукам приберешь и на себя работать заставишь. А если сильный человек, чужой воле не поддастся, то исчахнет, выкормыши из него всю жизнь высосут.

– Да уж, вовремя, – задумчиво соглашался Лютомер. – Но ты, старче, все-таки посматривай. В твоих угодьях ее лаз в Нижний мир, мало ли что объявится.

– Да уж теперь буду смотреть! У меня вон еще народу в семье! – Просим показал на молодуху, которая возилась в печной яме, и последнего сына, который с обоими старшими детьми сидел у стола. – Если чего почую – сразу скажу. Хоть сам приковыляю, а скажу.

– Ну, давай, дед! – Лютомер поднялся. – Надеюсь на тебя.

– Не сомневайся, – заверил его старик, и Лютомер серьезно кивнул. Хромой, немощный старик уже показал себя ценным союзником, и его решимость даже рядом с этой немощью не выглядела смешной.

И вот наконец пришли Спожинки[7] – праздник окончания жатвы. К последнему недожатому углу вышла бабка Темяна – старшая жрица Марены. В последнем снопе живет дух, называемый Хлебным Волком, и женщина, способная с ним договориться, носит в это время прозвище Хлебная Волчица. Пока она работала, молча, чтобы не спугнуть дух урожая, остальные жницы обошли ближние поля, вручную собирая колоски, уцелевшие от серпов и миновавшие лезвие косы. Все колоски несли Молигневе, – нарядно одетая, она сидела возле копны на расстеленном полотне и плела из них венок, перевивая его красной шелковой лентой и живыми васильками – Велес-травой.

Когда венок был готов и сноп дожат, Темяна возложила на Молигневу жатвенный венок. Впереди несли последний сноп – Отец Урожая. Следом шли все прочие женщины Ратиславля во главе со старшей волхвой и пели:

Гой ты слава Роду что жито пожали
Что жито пожали да в копны поклали
Гой ты слава Роду на гумне стогами
В клети закромами а в пещи пирогами
Дажди впредь нам тоже годы добрые
Годы добрые хлебородные
В поле зерно в доме добро
В поле колосисто в доме пирожисто!
Гой! Слава![8]

Возле святилища их ждали мужчины во главе с самим князем Вершиной. Встретив Молигневу, он взял ее за руку и торжественно повел в святилище, где уже несколько недель ждала своего священного супруга Мать Урожая – первый зажиночный сноп.

А на другой день никто не работал – пришел праздник Рожаниц, самый главный праздник в честь окончательно убранного урожая. С утра все население волости толпилось возле святилища перед воротами Ратиславля, разодетое по-праздничному. В этот день все были веселы по-особенному: ни в какой другой день в году люди не ощущают так полно свое благополучие, как в день, когда все зерно ссыпано в закрома, сено уложено в стога, следующий год обеспечен пищей, а впереди самое веселое и сытое время – посиделки, пирушки, свадьбы.

Каждый род принес огромный обрядовый каравай, испеченный дома из зерна нового урожая. Молигнева, в красном платье, с нарядным рогатым убором на голове, в венке из колосьев, перевитом красной лентой, статная, дородная, просто вылитая Макошь – благословила каждый каравай. Большак и большуха, возглавлявшие род, держали его вдвоем перед Молигневой на уровне глаз, а она спрашивала:

– Видите ли меня, дети мои?

– Не видим, матушка! – честно отвечали люди.

– Вот чтоб вам и весь год никого за хлебом не видеть! – желала старшая жрица. После этого каравай делился пополам, половина оставалась богам и на общую трапезу, половину забирали домой.

После благословения хлеба началась охота. Охота была не простая, а тоже обрядовая, заклинательная. По преданию, давным-давно каждый год в этот день из лесу выходили две лосихи, а посылали их людям Макошь и Лада. Одну из них люди приносили в жертву, вторая уходила. Но однажды жадные люди забили обеих, и с тех пор лосихи не приходят. Поэтому теперь лосих изображали две самые резвые девушки, одетые в лосиные шкуры.

Одной из этих девушек, как всегда, была Лютава, которой в округе не имелось соперниц по резвости бега и выносливости, а второй – Далянка. Одетые в лосиные шкуры и личины с лосиными ушами, они пугливо показались из леса на дальней опушке, и бойники, одетые в волчьи шкуры, с Лютомером во главе, с воем и свистом кинулись за ними. Лосихи бросились бежать, то скрываясь в лесу, то опять показываясь на опушке, чтобы зрителям, плотно усеявшим луговину, было бы их хорошо видно. Зрители вопили, кричали, одни подбадривали «лосих», другие – «волков».

Пробежав всю опушку рощи, Лютава уже могла бы считать себя спасенной, но тут навстречу ей выскочил «волк». Она вскрикнула, отпрянула и спиной натолкнулась на другого охотника, подкравшегося сзади. «Волк» тут же схватил ее в охапку, повалил на опавшую листву и сделал вид, что грызет горло.

– Уйди, дурак! – Лютава совсем не подобающим образом отпихнула Хортомила, который под шумок нацелился ее поцеловать.

– Так что же мне, по правде тебя кусать, что ли? – возмутился парень, самые добрые намерения которого были так превратно истолкованы. – Ну, раздевайся. А то еще сниму что-нибудь лишнее, а ты мне при народе копытом по морде!

Лютава сняла личину и шкуру, «волк» с ликованием поднял их на вытянутых руках, показывая зрителям – вот, дескать, голова и шкура, добыча наша! Народ восторженно закричал, как, должно быть, десятки тысяч лет назад племя кричало при виде охотника, возвращающегося из леса с добычей.

Потом был пир – и в святилище, а потом еще на княжьем дворе, до самой ночи. Лютава, избавившись от лосиной шкуры, нарядилась в новую рубаху из алого шелка с синей отделкой, на голову надела венец с длинными жемчужными подвесками – весенними подарками Угрянки. На руках ее блестело несколько серебряных и даже пара золотых колец и браслетов, на груди пестрели ожерелья в три ряда – из белых хрустальных и медово-рыжих сердоликовых бусин, оставшихся ей от матери-вятичанки, из разноцветных стеклянных бус, со множеством серебряных узорных подвесок. Гости и впрямь разглядывали ее с восхищением, женщины – с завистью, точь-в-точь как она мечтала, когда выбирала эти шелка, за которые Арсаман выкупил у Лютомера своего племянника.

Сидя под снопами, князь и жрица благословили урожай, и начался пир – Свадьба Снопов, как его называли. Князь Вершина и Молигнева, воплощая Велеса и Макошь, Отца и Мать Урожая, праздновали как бы свою свадьбу, а народ пел пожелательные песни, заклиная урожай на будущий год. Угряне веселились, поднимали чары во славу богов, одаривших хорошим урожаем и уберегших его от всех напастей. Ели кашу, яблоки, мед, хлеб и пироги из зерна нового урожая. Поджарили барашка, каждому из пирующих дали хоть по маленькому кусочку – с ним каждый получал и благословение богов, разделяя с ними угощение.