Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол

• Название: Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0344-7

Начало IX века. До прихода Рюрика на Русь еще тридцать лет.

Безвестным воином покидает Смоленск Зимобор, сын умершего князя Велебора, чтобы в чужой земле искать себе доли. Дева Будущего, младшая из трех богинь судьбы, дарит Зимобору способность всегда одерживать победу. Но взамен она требует любви и верности.

Схватки с нечистью в глухих лесах, поиск пути в город злобных волхид, служба в дружине полоцкого князя, морская битва с варяжским конунгом, новые друзья, союзники и... новая любовь?

---

В руках его по-прежнему был ландышевый венок. Его запах мягким облаком окружал Зимобора, и казалось, что Младина не ушла, что ее глаза смотрят из каждого бубенчика ландышевых цветков. С ним по-прежнему оставался ее голос, похожий то на звон лесного ручья, то на тихий шум дубовой листвы, ее чарующие глаза с острой звездной искрой, теплота и прохлада ее белых рук. Она была самым прекрасным и самым страшным, что ему довелось повстречать за двадцать четыре года жизни. Но понять ее было выше человеческих сил. Оставалось покориться и принять то, что она – Дева Будущего – собиралась ему дать.

Стоять на месте не было смысла. Прошлое миновало, настоящее не позволяет задерживаться больше, чем на миг, подталкивая к будущему – к тому, что с каждым шагом наступает и на тот же шаг отдаляется.

Зимобор оглядел себя. Меч, нож, кремень и огниво, гребень – все на месте. Плащ на плечах. Гривна на шее, два серебряных обручья и серьга в ухе – все, что осталось после разорительного плавания за море за хлебом. Вот что совсем некстати – застежка плаща, где в узорный круг вписана фигура золотого сокола с маленьким красным самоцветом, вставленным в глаз. Серебряного сокола носили кмети княжеской дружины, а золотой был знаком принадлежности к Перунову роду. Выйти к людям с такой застежкой на груди – все равно что сразу сказать: «Люди добрые, я – княжич Зимобор Велеборич из Смоленска». Говорить он собирался нечто совсем другое, поэтому спрятал застежку в кошель, а плащ заколол маленькой, с ворота рубахи.

Не так легко будет объяснить людям, что он делает в одиночестве и на порядочном, судя по всему, удалении от жилья. Впрочем, на разбойника и изгоя он не похож, да и Младина обещала, что его примут.

Зимобор спрятал венок за пазуху и стал спускаться к отмели.

* * *

Он еще не знал, как объяснит людям свое появление, но они, как оказалось, уже сами все объяснили. Когда Зимобор неспешно, чтобы не напугать, сошел с откоса и приблизился к кострам, несколько человек подняли головы и только один вышел навстречу. Все остальные продолжали свои нехитрые дела: кто-то следил за котлом, кто-то рубил притащенную из лесу сухую корягу, двое чистили рыбу, двое стирали в реке какое-то тряпье, один вырезал из чурочки ложку. У опушки виднелось три-четыре шалаша, покрытых еловым лапником и снятыми с ладей парусами. Зимобор поздоровался, ему ответили.

– Из Оршанска, что ли? – крикнул мужик средних лет, с реденькой бороденкой и пронзительными глазами. Он сидел у ближайшего костра и ковырял иглой кожаную подметку своих лычаков. По выговору и по узорам на рубахах было видно, что это западные кривичи-полочане. – Только мы туда не идем, так что в этот раз вашему тиуну с нас пошлины не брать, не взыщите.

– За то и взыщет, что не взыщет пошлины! – захохотал другой, совсем молодой, тощий, с мелкими чертами лица и темными волосами, падавшими на глаза. – Ты, Сивак, сам-то понял, что сказал?

– А ты, Печурка, не ори, как на пожаре, отец и так еле заснул, – хмуро сказал подошедший к ним парень – рослый, крепкий, светловолосый, с простым румяным лицом. Одежду его, как у всех, составляли некрашеная потрепанная рубаха и такие же порты, он был босиком, но на поясе его висела вышитая сумочка-кошель, а держался он так уверенно, что в нем легко было определить хозяина.

Всего на отмели у двух ладей расположилось человек семнадцать-восемнадцать, чуть меньше двух десятков.

– Здравствуй, добрый молодец! – Зимобор вежливо поклонился. – Ты здесь старший?

– Старший – мой отец, Доморад Вершилович, из города Полотеска. А я – Зорко, – солидно представился парень. – Идем из нижних полянских земель, сейчас на Оршанку, там до Радегоща и на Оболянку. В смоленские земли не пойдем. Тебя зачем прислали?

За это время он внимательно оглядел Зимобора, оценил стоимость его одежды и оружия, а также предполагаемый нрав нежданного гостя. Зимобор сообразил, что его приняли за кметя, присланного проследить, чтобы торговцы не миновали как-нибудь княжий городок и не уклонились от уплаты пошлины. Хотя как они его могут миновать – ведь ладьи с товаром не понесешь на руках через лес! Из Оршанска? Если здесь рядом Оршанск, значит, Младина вывела его на границы с полотескими землями.

– Никто меня не присылал, я сам пришел, – ответил Зимобор. – Так это какая река?

– Оршанка, – Зорко удивился. – А ты что же, не знаешь, где сам?

– Заблудился я, – сказал Зимобор. – С самого ладича месяца людей не видел.

– Врешь! – озадаченно воскликнул Зорко и еще раз оглядел собеседника.

Зимобор его понимал: он не был похож на человека, который месяц скитался по лесу.

– Ну, я не только в лесу… – Зимобор не привык лгать и чувствовал себя неловко. – Был я у одной… женщины… но людей не видел уже почти месяц. Как из дома ушел, так и…

Это, собственно говоря, была чистая правда: он ушел из дома месяц назад и за это время вообще не видел людей – Младина ведь к людям не относилась.

– Возьмете с собой? Я по пути пригожусь. – Зимобор улыбнулся. Вот и он заговорил как волк из кощуны!

– Да… взять-то можно… – Зорко еще раз окинул его взглядом.

Такой человек в превратностях дальней дороги был бы полезен, но парня мучили понятные сомнения. В образе этого человека, по виду – только что из дружины смоленского княза, из леса могло выйти все что угодно. Вернее, нечто такое, что совсем не угодно живому человеку.

– Ну, смотри! – Зимобор вынул нож и прикоснулся к острию, показывая, что не боится железа. – Не нечисть я, не леший какой-нибудь, Перун мне свидетель. Хочешь, пересчитаю что-нибудь?[22]

– Да ладно, нечисть… – Купеческий сын из города не подозревал в каждом чужаке нечистого духа, как родовичи какого-нибудь лесного огнища. Его подозрения были более приземленными, но и на разбойника обладатель таких красивых серебряных вещей не походил. – Только куда же ты теперь путь держишь? Мы-то не к вам, мы совсем наоборот, на Двину и в Полотеск.

– Куда едете, туда и я с вами, а там найду себе попутчиков. Не идти же мне опять через лес одному!

– Оно верно. Ну, если хочешь, то с нами до Полотеска, а там, глядишь, найдешь торговый обоз в вашу сторону. Наш прокорм, ну, обувка там, еще если чего…

– Идет! – Зимобор протянул ему руку. По нынешним временам требовать денег за службу уже не приходилось, еда на время дороги была достаточной платой. Сами смоленские кмети у князя в последний год служили только за еду и одежду.

Если бы он действительно заблудился, то гораздо проще ему было бы вернуться в Оршанск, а там уж купить у рыбаков челн и по Днепру подняться до Смоленска. Но Зорко или не обратил внимания на эту несообразность, или смекнул, что его собеседник вовсе не хочет возвращаться.

– Звать-то тебя как?

– Ледич, – ответил Зимобор.

Он родился в день праздника, в который «зиме ломают рог», что сопровождается игрищами и потасовками. Праздник называется Зимобор[23], и в его честь мальчику дали имя. Но его также могли бы назвать и по месяцу, в который он появился на свет, и Зимобору не пришло в голову ничего другого.

– Отца только спросить надо, – Зорко поднял ладонь. – Хозяин-то он. Только приболел. Вот и кукуем тут третий день, а с места двинуться не можем.

Доморад Вершилович был довольно богатым купцом. Еще прошлой осенью он закупил в плодородных полянских землях зерна, теперь забрал его, набрав в придачу сыров, масла, соленого мяса, и ехал с этим товаром через пострадавшие от неурожая земли, меняя еду на меха, добытые за зиму. А меха в Полотеске можно выгодно продать варяжским гостям. И все было бы хорошо, если бы не подвело здоровье.

На этой отмели полотеские гости жили уже третий день, потому что у Доморада прихватило сердце. С посиневшими губами, он лежал в шалаше и едва дышал, так что вся его дружина сидела испуганная, а Зорко ходил суровый и сосредоточенный, опасаясь, что не довезет отца живым даже до ближайшего села.

– Говорил я ему: сиди дома, сам съезжу! – горько делился он с Зимобором, когда они, после знакомства, выбрались из шалаша. – Нет, привык все делать сам! Я ему говорю: после зимы чуть жив, сиди на бережку, рыбку лови да сил набирайся, нет, надо ему суетиться, дела делать! Все путем каким-то грезит торговым, великим, чтобы дорогу от Варяжского моря до Греческого сыскать![24] Слышал он, что люди ездят, – и ему надо, самолично Греческое море найти хочет!

– Я бы тоже не отказался! – Зимобор улыбнулся. – Греческое море-то поглядеть, есть ли оно на свете или так, болтовня одна. Смелый у тебя батя!

– Смелый! – проворчал Зорко с таким видом, что, дескать, морок один это все, но видно было, что в глубине души он гордится своим беспокойным родителем. – Не, не нашли. От полянских земель, от Киева-города еще дальше на полудень надо, вниз по Днепру, а там опасно – и пороги, и степняки всякие. Ну их! Туда если ездят, то большие обозы собирают. И это на целый год с чурами прощаться![25] Хоть это уговорил – домой вот возвращаемся. Я вообще, если хочешь знать, мог бы и сам съездить! Дороги все с закрытыми глазами знаю! Я с ним уже десять лет езжу каждый год. Тетка нам травок с собой надавала, да вот толку от них чуть. Надо бы в село, где хоть какая-нибудь приличная травница есть, или волхва хорошего найти, а тут, в лесу, только лешего, тьфу, найдешь!