Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

• Название: 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе
• Автор: Николай Черушев
• Издательство: FB2Fixe7ff5b79-012f-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-94538-305-8

Военный историк Н.С.Черушев занимается темой репрессий в Красной Армии свыше 40 лет. Еще молодым офицером он увлекся сбором материалов, а затем интенсивно работал в центральных и местных архивах, в обществе "Мемориал" и его региональных отделениях, в архивах военных академий; по названной проблеме им выпущены две книги, опубликовано множество статей.

В новой книге автор рассказывает о трагических судьбах нескольких десятков первых лиц Красной Армии и Флота, среди которых М.Н.Тухачевский, Н.Э.Якир, И.П.Уборевич, В.К.Блюхер, А.И.Егоров, Я.И.Алкснис, П.Е.Дыбенко, А.В.Горбатов, А.А.Свечин, Г.Д.Гай, Я.К.Берзин, Ю.В.Саблин и другие. Расправы с военными занимают совершенно особое место в истории политических репрессий в СССР. Уничтожение значительной части армейской элиты весной-летом 1937 г. было едва ли не первой кампанией, организованной не по "классовому", а по профессиональному признаку. В книгу включены также уникальные сведения о судьбах членов семей и ближайших родственников репрессированных военных; материалы о тех, кого не смогли сломить "мастера заплечных дел."

---

Должен Вам доложить, что возбужденное против меня дело оставило во мне много горечи. Несмотря на реабилитацию мою наиболее авторитетными органами в Республике, я полагаю, что реабилитировать меня можно, лишь вернув мне то доверие, коим я пользовался все время от Советской власти. Лишь предоставление мне работы, соответствующей моему революционному стажу, может восстановить мне мое ничем незапятнанное имя, вернуть мне душевный покой…»[83]

Доверие к Белову тогда было восстановлено полностью и он последовательно занимает в Красной Армии ответственные посты: командира 2 й Донской и 22 й Краснодарской стрелковых дивизий, 9-го и 2-го стрелковых корпусов, командующего войсками Северо-Кавказского, Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов, избирается членом ЦИК СССР, депутатом Верховного Совета СССР первого созыва.

Каких же признаний добивались от Белова Сталин и Ежов? Какие показания выбивали из него начальник Особого отдела ГУГБ Николаев и его помощники Ямницкий и Казакевич? Учитывая то, что желаемого эти насильники от Белова все-таки добились, обратимся к материалам судебного заседания по его делу, где обвинения сформулированы уже в окончательном виде. В приговоре Военной коллегии от 29 июля 1938 года говорится, что Белов, будучи членом ЦК партии левых эсеров Туркестана, в 1917–1918 годах готовил антисоветское восстание. Однако, ввиду изменившейся обстановки и в целях маскировки своей антисоветской работы он по решению партии левых эсеров вступил в партию большевиков. В 1927 году Белов совместно с другими видными деятелями своей запрещенной партии, находившимися на ответственных командных постах в РККА – Я.М. Фишманом, М.Д. Великановым, И.К. Грязновым, Н.А. Ефимовым – создал руководящий центр военно-эсеровской организации. При участии Белова, в целях конспирации в 1930 году эсеровской организацией в РККА был создан параллельный центр, который проводил вербовочную работу под флагом правых.

Еще там записано, что в 1931 году Белов лично установил связь с одним из руководителей организации правых в ВКП(б) – Н.И. Бухариным, от которого получил указания об усилении антисоветской деятельности. Через членов партии левых эсеров В.Н. Черневского (начальника отдела в Строительно-квартирном управлении РККА), Н.А. Паскуцкого (заместителя наркома земледелия СССР) он имел непрерывную связь с ЦК Трудовой Крестьянской партии в Праге, получая от ее лидера Маслова соответствующие указания и информируя его о деятельности эсеровского подполья в СССР, а также передавая ему шпионские материалы об РККА. В 1930 году Белов, будучи в командировке в Германии, лично установил связь с агентом английской разведки Бейли, до 1937 года снабжая эту разведку шпионскими сведениями. Отмечалось, что в своей антисоветской деятельности Белов, как один из организаторов военно-эсеровской организации, был связан с руководителем военно-фашистского заговора Тухачевским и с группой правых в Красной Армии в лице А.С. Булина, заместителя начальника Политуправления РККА, а также с другими антисоветскими организациями.

Вот, оказывается, в чем надо было сознаться Белову с самого начала следствия. Вот чего ожидали от него Сталин, Ежов и другие высокие организаторы допросов и очных ставок. Что ж, Белову в итоге ничего не оставалось другого, как признаться во всех грехах. А в какой обстановке происходило «добывание» этих признаний, говорят следующие факты. Из справки, выданной архивом Лефортовской тюрьмы, видно, что с момента ареста и до 25 февраля 1938 года, то есть за полтора месяца Белов вызывался на допросы 31 раз, из них 24 раза он допрашивался ночью. О степени его сопротивления давлению следствия, о том, что не все и не всегда шло гладко у Николаева, Ямницкого и Казакевича говорит хотя бы факт составления за все это время только одного протокола допроса от 18 января 1938 года. Правда, был он обобщенного вида на 108 страницах машинописного текста. Другой, не менее примечательный пример: с 25 марта по 5 апреля, то есть в течение десяти суток Ямницкий и Казакевич непрерывно допрашивали Белова, составив за этот период времени всего лишь один протокол (на 97 страницах машинописного текста). При подписании данного протокола Белов поставил дату, однако она затем кем-то была зачеркнута и разобрать ее не представляется возможным.

Следователи НКВД были всесильными и всезнающими только в своих тюремных кабинетах, диктуя условия униженным, оскорбленным и совершенно бесправным арестантам. Когда же пришло время их самих призвать к ответу, у абсолютного большинства из них вдруг совершенно отказала память и они на допросах в 50 х годах, проходя в качестве обвиняемых, а чаще всего свидетелей, на многие вопросы следователей из Главной военной прокуратуры отвечали примерно так: «за давностью лет не помню». Особенно, если дело касалось применения к арестованным мер физического воздействия.

Покажем это на примере полковника, запаса В.М. Казакевича, следователя по делу командарма И.П. Белова. В период сбора материала для реабилитации последнего военный прокурор подполковник юстиции Спелов в апреле 1955 года допросил Казакевича в качестве свидетеля. При этом Казакевич, прослуживший в «органах» с 1933 по 1948 год, всячески выгораживал и обелял себя, подавая как мелкую сошку, слепо выполнявшую приказы высшего руководства. По его мнению, другие следователи били арестованных, а сам он этого не делал. И вообще, что он человек доброжелательный и мягкосердечный, пекущийся только о благе своих подопечных. Однако факты как известно, вещь упрямая. Как раз они и свидетельствуют об обратном: в 1937–1938 годах Казакевич относился к числу следователей-«колунов», добивавшихся от подследственных нужных ему показаний любыми средствами, среди которых на первом месте стояли физические меры воздействия на них.

Так что лукавит Казакевич, на вопрос следователя «Применялись ли к Белову физические меры воздействия?» отвечая: «Я его лично не бил, но допускаю, что когда Николаев и Ямницкий допрашивали Белова в моем отсутствии, они его били. Я такой вывод делаю потому, что Николаев и Ямницкий охотно применяли методы избиения арестованных. Подробнее по делу Белова, я за давностью времени показать не могу…»

Нет, Владимир Михайлович, белой вороной Вы в Особом отделе ГУГБ НКВД СССР не были никогда и, будучи физически крепким человеком. Вы били «врагов народа» смертным боем, нередко подавая пример своим подчиненным и стажерам-курсантам школ НКВД. Ваш сослуживец по отделу, впоследствии тоже полковник запаса, Степанцев по заслугам называет Ваше имя в одном ряду с извергами рода человеческого, садистами Ушаковым, Агасом, Родосом, Листенгуртом, Ямницким. Так что, рано или поздно, но правда всегда становится достоянием общественности, как ни храни ее за семью печатями.

Пожалуй, ни у кого из советских военных деятелей, подвергшихся репрессиям в 1937–1938 годах, нет такого широкого диапазона антисоветской деятельности, как у Белова. Если не считать М.Н. Тухачевского и его подельников. Кроме признания им своей вины, обвинительный приговор в отношении Белова был основан также на показаниях арестованных по своим делам А.Г. Гордона, А.А. Рейценштейна, И.В. Запорожца, Б.Н. Иванова, И.Д. Капуловского и других. Какова истинная цена подобных свидетельств, показали в ходе дополнительной проверки военные прокуроры в 1955 году.

Например, Белову вменялось в вину принадлежность к партии левых эсеров Туркестана. Однако документы свидетельствуют, что он этого факте своей биографии никогда не скрывал, отражая его в соответствующих графах служебных анкет. Как и то обстоятельство, что начиная с марта 1917 года активно боролся за установление Советской власти в Туркестане. Обвинение же в формировании совместно с другими военачальниками РККА военного и параллельного центров эсеровской организации объективно ничем не было подтверждено. Упомянутым в приговоре функционерам партии левых эсеров – Я.М. Фишману (коринженер), М.Д. Великанову, И.К. Грязнову, Н.А. Ефимову (все трое перед арестом имели воинское звание «комкор») на следствии по их дедам подобное обвинение вообще не предъявлялось.

С принадлежностью И.П. Белова к организации так называемых правых и его контактах с ее лидером Н.И. Бухариным, от которого он якобы получал директивы об усилении антисоветской работы, тоже произошла серьезная неувязка. Сам Бухарин об участии Ивана Панфиловича в правой оппозиции показаний не давал, как и прочие подследственные, проходившие по этому процессу – М.С. Чудов, А.Ф. Кадацкий и другие. Относительно же связи Белова с руководителем заграничной Трудовой Крестьянской партии, то она также не подтвердилась материалами проверки.

Одним из тяжелых обвинений военнослужащего Белова являлось обвинение в шпионаже. Основывалось оно на показаниях, прежде всего Б.Н. Иванова, через которого, а также через Н.А. Паскуцкого, И.В. Запорожца и В.Н. Черневского он передавал сведения о Красной Армии английской разведке. Главное лицо по этому пункту обвинения – Борис Николаевич Иванов, дивинтендант, до ареста состоявший в резерве отдела кадров НКВД СССР – на суде в августе 1938 года от этих своих показаний отказался, как от вымышленных, и виновным себя не признал. Трое остальных (Паскуцкий, Запорожец и Черневский) факта передачи через них иностранным разведкам сведений об СССР и РККА не подтвердили.