Николай Басов - Комната, и никакой фантастики

• Название: Комната, и никакой фантастики
• Автор: Николай Басов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Когда она в очередной раз отправилась пожевать чего-нибудь из холодильника, он попробовал найти сигареты. На этот раз с куревом было неплохо, почти нормальные сигаретные пачки валялись на полу там и здесь, а на одном из ковриков отыскался даже горячий кальян с дурацкими шариками. Такие он тоже не любил, это вполне мог оказаться гашиш, от которого потом страдать приходилось не один день, но попробовать все-таки стоило. Он попробовал, к счастью, это был клейковатый табак, безусловно табак, без всякой дури. И на том спасибо.

Наоми бодренько перетащила кальян в кровать и расположилась там курнуть, жестом предложив ему местечко рядом, и тогда он понял, что пора. Добрался до кресла, на этот раз с мощными подлокотниками, высотой чуть не с «папское место», какое он когда-то видел в Пушкинском музее, резное и страшно неудобное. Комп уже подмигивал ему, показывая, что хард что-то грузит.

Это оказался не последний кусок романа, который он сочинял, и даже не одна из тех повестей, которые он обдумывал, а довольно странная программка, смахивающая на интернетский чат в режиме реального времени. Ну что же, раз так, он готов и пообщаться.

Сначала шли занудные, как во всех чатах, междометия и объяснения в любви и дружбе непонятных людей. Потом почему-то вывалился солидный объем откровенной порнухи, но сегодня он на нее и смотреть не стал, стоило ему только вспомнить Наоми. Если что-то и есть, отбивающее охоту к сексу, подумал он, так это порносайты. Они только каким-то уродам и могут пригодиться.

– Лучше бы я вызвал книжку какую-нибудь почитать, – проворчал он.

И вдруг эти слова сами написались на экране, словно давняя мечта графоманов – способность компа писать проговариваемый текст, – воплотилась в реале. Причем выходило это на экране вполне сносно, даже точка в конце предложения имелась.

– Кто тут? А я здесь? – вдруг зелеными буквами написал комп. Сам-то он любил писать черным по бирюзовому.

– Эй, ты не комп? – спросил он на всякий случай.

– Я – Сова, а какой у тебя ник?

– Нет у меня ника, но если тебе нужно прозвище, я просто… Литератор.

– Литератор?.. Ты смеешься? С ним полгода мы все скопом пытаемся заговорить, а он… Или все правда? Ты – это он?

Литератор подумал и вдруг, неожиданно для себя, стал цитировать один из недавних своих опусов.

– Это каждый может, – написалось на экране в темпе, в каком и он хотел бы писать, хотя неизвестно почему, ведь от скорости письма качество текстов не зависело. – Ты что-нибудь новое скажи.

– «Я не помню, как влип в эту ситуацию, как она образовалась. Что сделало мою жизнь такой, какой я вынужден жить. Если бы мне удалось ее поменять, я бы, не задумываясь… Но возможно, это вранье. Если бы все началось с начала, я бы не сумел ничего поделать, и снова оказался здесь».

– Неплохо, – возникли слова зеленым цветом, – слушай, Быстрощелк, может, это в самом деле он?

– Все-равно не верю. Сова, давай спроси его о чем-нибудь.

– Литератор, а по-честному, где ты?

И тогда, может быть, от отчаяния, он стал рассказывать, где живет, как его лишили на сегодняшний день раковины и душа, что он видел за окном, каким ужасным показался ему взгляд предводителя грабительского отряда.

– Врешь, – написала Сова, – у нас все по-прежнему. Москва, декабрь, цены растут и скоро выборы.

– У меня еще пруд под окнами замерз, а вчера на нем первый из рыбаков провалился в воду, – добавил Быстрощелк курсивом. – Едва спасли.

– Я правду говорю.

Литератор подумал, и принялся описывать Наоми. Для верности поглядывая на нее, она уже немного замерзла от сквозняка по линолиуму, закуталась в их общее одеяло, но кальяном дымила по-прежнему. Глаза у нее стали мутноватыми, должно быть, те шарики табака, которые он раскурил, превратились в нечто более крепкое.

– Парень, я тебе завидую, – проворчал Быстрощелк. – Всегда мечтал, чтобы у меня такое случалось.

– Дурак, – отозвался Литератор. – Я бы хотел, чтобы было, как у вас – Москва, пруд с рыбаками, и чтобы в холодильнике находилось только то, что я купил в магазине у живых продавцов.

– Это ты – дурак, – немедленно отозвалась Сова. – Та-а-акая жизнь, а тебе всего мало!

– Да не мало мне, а наоборот – много! Очень много, слишком много!!

– Вот я и думаю, – вставил Быстрощелк, – не Литератор это. Подстава! И ламер к тому же, у меня такое ощущение.

– В общем-то, даже если это Литератор, черт с ним, писать он не умеет, – добавила Сова, уже теряя интерес к разговору, даже правильно писать ей становилось скучно.

– Верно, я давно хотел сказать – посредственность он. Врет много, выдумывает… Фантаст – одним словом.

– Не фантаст, – только и сумел выдавить Литератор. – Наоборот, реалист, каких мало. Просто…

И задумался, а что если?.. Все бросить, вот сейчас – с этой комнатой, Наоми, холодильником, неведомыми перспективами за окном, и стать… Да, сделаться самым настоящим фантастом. Может, тогда у него все вернется к обычной, обыденной жизни? И станет он просыпаться в своей, а не каждый раз в какой-то чуждой комнате, с неизвестными размерами, обстановкой и даже в неведомых временах? И возникнут у него друзья, постоянная женщина, может быть, дети. Вот они-то уж ни за что не позволят этой комнате меняться в произвольном хаосе, так что и просыпаться не хочется.

Что если попробовать? Ведь когда он только начинал писать, учился, по сути, все же было нормально… Лишь потом отчего-то все превратилось в фантастику, от которой уже лучше бы куда-нибудь спрятаться. Значит, пусть будет фантастика, а не то, что он видит тут, сейчас, и всегда.

Комп как-то завис, выбрасывал только две строки, причем бесконечно меняя цвета и варианты шрифта:

– «Посредственность и фантаст, псрдств-нност'фантаст… Поср-дств… Фант…»

– Ну, держить, – сказал он, и перезагрузил компьютер.

На этот раз, как он почему-то ожидал, появился обычный чистый экран текстового процессора, только старый и в дурацкой цветовой гамме – серый фон и белые буквы. Может, он попал в редуцированный Ворд-пять, когда-то он работал в таком. Хотя способности компа усваивать и писать слова с голоса тоже было немного жалко.

«Отряд собрался, едва развиднелось. С деревней было покончено, она еще тлела, но пламя уже нигде не ревело, выбрасывая к небу дым и раскаленный пепел. Наемники послушно выстроились за Герцогом, которому все время казалось, что кто-то враждебно рассматривает его из ниоткуда.»

Он обернулся, теперь это снова был всего лишь «он», безо всяких дурацких ников. Голенькая Наоми неопрятно ела, вглядываясь в телевизор, которого раньше не было, к окну она и подойти не желала. И над кроватью на стене возникла странная картина, кажется, это было что-то в высшей степени дорогое и не вполне обычное, может, даже Модильяни.

Дым от кальяна тонкой струйкой утекал над полом в сторону окна. Оно, кстати, снова стало мутноватым, но и в этой мути почему-то угадывались отдаленные горы с заснеженными вершинами, покрытые редким лесом. Кажется, их тоже прежде не было.

«Герцогу было холодно, как всегда после возбуждения, вызванного убийствами и огнем пожаров. И хотелось есть. Но слезать с коня, чтобы обтереть окровавленные руки снегом, было лень. Так могли поступать наемники, половина из которых вряд ли стоила тех денег, которые он обещал им заплатить. Поэтому он снял с пояса флягу и глотнул. Бренди сначала показался горячим, потом ледяным, но им все-равно можно было согреться. После бренди взгляд из ниоткуда растаял, за одно это стоило выпить.»

Литератор вздохнул, текст медленно, но по-всегдашнему неотвратимо наливался силой, красками, запахами, выразительностью, внутренним пониманием того, как скроен мир. И как, к сожалению, оказалось – формируя этот мир. Хотя бы для него одного, для того человека, который эти слова выстукивал, не отрывая глаз от монитора.

Все остальное было лишним, вернее, слишком часто отливалось в неправильное положение вещей. Все могло оказаться фикцией или головоломкой, неизвестно когда, где и кем придуманной, хотя следовало признать – он и сам имел к этому отношение. Но текст… Здесь все было правильно. Он не соврал, когда говорил Сове с Быстрощелком, что пишет о реальности.

Для верности он снова оглянулся. Наоми вернулась в кровать, и лежала в бесстыдной позе, то ли вознамерившись снова заполучить его, то ли пробуя уснуть. Кальян уже не дымил, телевизор без малейшего признака проводов беззвучно показывал какой-то вестерн. Рядом с холодильником возникла раковина, прямо из стены, подпертая снизу фаянсовым фавном, словно средневековый городской фонтан. Из нее вверх несильной струей била коричневатая, не вполне чистая вода, она еще и дышала паром, была горячей.

Вот и ладно, пусть все остается, как обычно, подумал Литератор. И снова повернулся к экрану, на котором застыли слова. Пусть… Ладно… Что мне еще остается?