Линн Абби - Медный гамбит

• Название: Медный гамбит
• Автор: Линн Абби
• Жанр: Фэнтези

Роман имеет отношение к серии «Темное солнце» Троя Деннинга.

Хаману, король-волшебник Урика, пережил и смерть Дракона и гибель своих товарищей, тиранов других городов. В своих сверкающих доспехах он вернулся в свой город, лежавший у недалеко от вулкана Дымящаяся Корона. Когда он шагал по мерцающей в лунном свете пустыне его массивное тело, едва прикрытое одеждой, казалось телом человека-льва. Потом король поднялся на высочайшую башню Урика и обратился к своим подданным. Его слова, усиленные мощью Невидимого Пути, проникли в ум каждого человека в каждом уголке его города.

Борс Дракон мертв.

Подавляющее большинство из тех, кто слышал его громкий, раскатистый голос, даже не знали, что у Дракона есть имя.

Волшебник Раджаат мертв.

Еще меньше было тех, кто вообще когда-либо слышал имя этого древнего волшебника, и никто не знал, был ли Раджаат перед смертью им другом или врагом.

---

Несмотря на того, что Павеку надо было в первую очеред побеспокоиться об Акашии, перед его мысленным взглядом маячили лица Дованны: лицо, искаженное смертельной болью и ненавистью, за мгновение до смерти, и то лицо, каким оно было раньше, много лет назад. Он сказал себе, что он не должен мучаться, сама Дованна никогда бы не дала его мертвым глазам смотреть на нее, если бы дела пошли иначе. У них не было выбора этой ночью, как всегда, у них обоих.

Но он никак не мог выгнать ее лица из своего сознания.

— Я же сказал тебе: я не целитель! — Рука Руари ударила по его руке, требую внимания. Огонь и вода, Павек, ты не слушаешь. Что с тобой?

Он действительно не слышал те слова, которые Руари сказал ему до того, но что-то в этих словах — или в тоне — пробило слепоту и непонимание Акашии. Она застонала и зарылась лицом в его шею, но когда он обвил свою руку вокруг ее плеч, она застыла, потом начала дрожать.

Его собственная беспомощность перед лицом необходимости помочь Акашии наконец-то выгнала Дованну из его сознания, заменив ее черной маской и когтями. Он отступил назад. Экриссар ответит за все, что он сделал.

Но сначала надо вытащить Акашию из Урика.

— Павек!

— Ничего. Я пытаюсь думать.

— Думай побыстрее, — мрачно предложил Йохан. — Очень скоро прозвенит полночный колокол. Внутри или снаружи, но мы не можем оставаться здесь. У тебя, случаем, нет друзей, к которым мы можем пойти? Женщина, быть может?

* * *

Дованна вернулась, мрачная и злая, и оставалась с ним до тех пор, пока он не потряс своей головой так решительно, что Акашия задрожала еще сильнее, и она сжала его рубашку своими холодными кулаками, и ледяной холод ее рук он почувствовал даже через толстую ткань. Телами могла бы вылечить ее, он был уверен в этом, но довести ее до Телами было не так-то просто.

Он не видел иного выхода, как остаться внутри города, поспать и поесть — то, что можно купить утром на рынке — и тогда, он надеялся, она придет в себя настолько, что они смогут вырваться из города и уехать.

Да, остаться, но где? Места его жизни: приют, бараки, архивы и даже таможня промелькнули перед его мысленным взглядом. Конечно, таможня с ее лабиринтом из тысяч и тысяч складов могла быть последним шансом для беглецов — самым последним шансом.

Еще была Берлога Джоата, около таможни, где он обычно проводил время, пил и ел, но Джоат не был другом для его товарищей, да и Берлога открывалась после полуночного колокола. Кроме того, была еще одна причина не появляться там: они не могли даже войти туда без того, что его увидело бы множество темпларов, а цену за его голову еще никто не отменил.

Было и еще одно место, наполненное самыми смешанными воспоминаниями, о котором он начисто забыл, хотя и провел там последнюю ночь перед тем, как сбежать из Урика: нора Звайна под Золотой Улицей, около фонтана Ярамуке. Учитывая последние события перед побегом из Урика, Звайн, наверно, был даже еще меньшим другом, чем Джоат, но он должен принять их — и не только потому, что вместе с Йоханом и Руари их трое против одного.

А может быть завтра он сможет завершить круг, забрав Звайна из Урика с собой. У них четыре канка; они смогут сделать это-

— Сейчас, Павек. Сейчас.

— Все в порядке. Я думал…о месте. Там мы будем в безопасности.

Йохан взял Акашии на руки и положил на плечо. — Где? Как далеко?

— Нора под Золотой Улицей. — Он уже шел. — Принадлежит одному сироте, которого я знаю… — Он хотел сказать больше, но передумал. — Он примет нас, я уверен.

Компания из двух совершенно разных мужчин и дварфа с женщиной на плечах, идущих по улице, была не самым необычным зрелищем в городе, гда свадьба чаще всего сопровождалась рабством или похищением. Несколько людей взглянуло на них, но большинство людей торопились домой и не глядели по сторонам, даже здесь, в квартале темпларов, и никому даже в голову не пришло что-то спросить у них.

Был тревожный момент, когда они проходили через ворота между кварталом темпларов и остальным городом, но, по всей видимости, ни один из респектабельных домов не сообщал о похищении молодой женщины. Объяснение Павека, что это его сестра, которой приходиться убегать от очень плохого человека — вместе с хорошей пригорошней серебряных монет из кармана Йохана — и они оказались в следующем квартале, артистов и лавочников, с единственным предупреждением, не оставаться на улице к тому времени, когда прозвенит полночный колокол.

* * *

Переулок, в котором начинались катакомбы Золотой улицы, здорово пострадал от последнего Тирского шторма. Мусорщики убрали большую часть обломков, но большие куски каменной кладки все еще валялись поверх цистерны, которая, в свою очередь, закрывала вход в катакомбы.

Павек сглотнул в мгновенном приступе паники — ему и в голову не пришло, что шторм мог разрушить нору Звайна, но даже если это и не так, то, глядя на последствия небольшого несчастья, он по настоящему задумался о том, что могло случится с самим Звайном. Но сами обитатели катакомб выжили, они умели выживать — владелица пекарни в этом переулке зарабатывала больше денег сдавая в аренду места для подземных нор, вход в которые рыли из ее погреба, чем своими печами, и Звайн… Звайн неплохо жил и до того, как он, Павек, стал жить в его дыре — науку выживания он освоил как нельзя лучше.

Павек бросил внимательный взгляд по сторонам и заметил вторую цистерну. Ее поверхность, блестящий кусок сланца, была пуста. Они оказались в подземелье прежде, чем кто-нибудь из его товарищей осознал, что вещи находятся не в тех местах, где должны.

Но ночью катакомбы были темны, как сердце Дракона. Они натыкались друг на друга, на стены и на случайные двери. Здесь жили дюжины людей, и все они скоро узнали, что среди них бродят чужаки. Затхлый воздых наполнился шепотом, предупреждениями и ругательствами, но никто не осмелился вмешаться. Наконец Павек облегченно выдохнул, когда его пальцы наткнулись на знакомую дверь.

— Звайн?

Ничего. Он подождал и прошептал имя еще раз, погромче.

И опять ничего.

Может быть нора сейчас принадлежит кому-нибудь другому, а Звайн нашел для жилья место получше? Он решил, что будет надеяться именно на это, хотя намного более вероятно, что удача подвела парня и ему сейчас намного хуже.

Не имеет значения. Полночный колокол прозвенит с минуты на минуту. Надо заходить. Павек вытащил свой новый меч — меч Дованны; громким резкий звук в темноте — невозможно не понять, что это такое — и нажал на щеколду замка больше по привычке, чем надеясь на чудо. Чудо не произошло, щеколда была закрыта и он обрушил рукоятку меча на хлипкую дверь.

Замок не выдержал, дверь распахнулась в тихую, совершенно пустую комнату.

В норе Звайна пахло едой, которая полностью высохла перед тем, как полностью сгнила. Едой…или телом.

Тяжело сглотнув и отчаянно мечтая о лампе или свече он шагнул внутрь.

Его рука нашла полку за дверью, лампу и кремень: все как и должно быть; появившийся свет вырвал из темноты комнату в точности такую же, как он ее помнил, даже пятно от пролитой крови в нескольких шагах от растерзаной кровати.

Прежде, чем он сумел сообразить, что это означает, Йохан протиснулся внутрь вместе с Акашией и момент ушел.

Они положили ее на кровать, на которую она села, пригладила своими худыми пальцами старую, изношенную простынь, но лечь не захотела. Когда Руари спросил ее, не голодна ли она и предложил кусок хлеба из своего запаса, она даже не показала, что слышала его слова, пока он не поднес кусок прямо к ней. Тогда она взяла его в руки, и откусила маленький кусочек, который медленно сжевала. Но она не сказала ни слова, и не было никакого знака, что она его узнала.

Сине-зеленые глаза уставились на лампу, они видели что-то такое, что Павеку даже страшно было себе представить.

— Ей будет лучше утром, когда она отдохнет, — сказал Руари, и было непонятно, что это: вопрос или утверждение.

Павек и Йохан обменялись озабоченными взглядами, но в остальном не обратили внимание на замечание полуэльфа. Тем не менее были шансы, что Руари прав. Физически Акашия казалось здоровой. Ее лицо было напряжено, под глазами залегли темные тени, под скулами были ямы, но не было ни шрамов ни ран, во всяком случае он их не видел. Она не была истощена, ее одежда была чистой, волосы вымыты. Судя по всему Экриссар хорошо обращался со своей пленницей.

Но Павек хорошо знал, как инквизиторы получают ответы на свои вопросы. Он слышал ее стоны и, глядя в прекрасные, но пустые глаза, он начал опасаться, что, решив любой ценой сохранить секреты Телами, она пожертвовала тем, что делало ее человеком.

Большинство темпларов последним актом жестокого милосердия просто перерезали глотки пленникам, когда из них больше нечего было вытянуть, но хотя инквизиторы могли спрашивать как мертвых, так и живых, они хвастали тем, что сами никого не убивали.

Есть много таких, которые предпочли бы оставить ее в таком пустом состоянии: особенно подлое племя тех торговцев рабами, которые торговали мужчинами и женщинами, выжжеными после атак мыслеходца, их презирали даже обычные торговцы живой плотью — слабое утешение, подумал он. И Павек не знал, что еще он мог сделать для нее, кроме как уберечь от такой судьбы, если она не придет в себя. Но именно сейчас это не проблема, спасибо и на этом.