Монах Юкинага - Повесть о доме Тайра

• Название: Повесть о доме Тайра
• Автор: Монах Юкинага
• Жанр: Прочая старинная литература

«Повесть о доме Тайра» — одно из наиболее значительных и ярких произведений японской классической литературы, отличающееся необыкновенной драматической насыщенностью.

Созданная в жанре гунки («военные эпопеи») в XIII веке, в последующие века «Повесть о доме Тайра» стала неиссякаемым источником сюжетов для новых произведений, как в прозе, так и в драме. Различные переработки и вариации «Повести» продолжают появляться и в наше время. Существует множество кино — и радиопостановок по мотивам эпопеи, повествование которой относится к одной из самых трагических страниц в истории Японии — борьбе двух враждующих кланов — Тайра и Минамото, длившейся десятилетия и закончившейся гибелью феодалов дома Тайра.

---

Повесть о доме Тайра

СВИТОК ПЕРВЫЙ

1. Храм Гион[1]

В отзвуке колоколов,
оглашавших пределы Гиона,
Бренность деяний земных
обрела непреложность закона.
Разом поблекла листва
на деревьях сяра в час успенья —
Неотвратимо грядет
увяданье, сменяя цветенье.
Так же недолог был век
закосневших во зле и гордыне —
Снам быстротечных ночей
уподобились многие ныне.
Сколько могучих владык,
беспощадных, не ведавших страха,
Ныне ушло без следа —
горстка ветром влекомого праха!

Да, истина сия неоднократно подтверждалась во времена минувшие, в чужих пределах; вспомним судьбы Чжао Гао[2] из царства Цинь, или Ван Мана[3] в Ханьском государстве, или Чжоу И из царства Лян[4] или танского Лушаня...[5] Никто из них не следовал праведным путем премудрых государей, живших в древности, не пекся о народном благе, помышляя лишь об утехах праздных; внимал пустым наветам, не заботясь о роковых опасностях — о смутах, грозящих государству; и к скорой гибели привел их сей пагубный путь.

А в пору не очень давнюю у нас, в родной стране, был Масакадо[6] в годы Сёхё[7] был Сумитомо[8] в годы Тэнгё, был Ёситика[9] в годы Кова, был Нобуёри[10] в годы Хэйдзи и множество великое других... Каждый на свой лад гордыней отличался и жестокостью. Но в пору совсем недавнюю всех превзошел князь Киёмори Тайра, Правитель-инок из усадьбы Рокухара[11] — о его деяньях, о его правлении молва идет такая, что поистине не описать словами и даже представить себе трудно.

Этот князь, потомок рода старинного, был старшим сыном и наследником асона[12] Тадамори Тайра, главы Сыскного ведомства[13], и доводился внуком Масамори, правителю земли Сануки[14]. А Масамори вел свой род от принца Кадзурахары, пятого по счету родного сына государя Камму, и был потомком принца в девятом поколении. Имя Тайра впервые получил Такамоти, внук сего принца, при назначении на должность правителя земли Кадзуса. Служба прервала связи Тайра с царствующим домом, и Такамоти стал простым вассалом. Шесть поколений Тайра, от Куники, сына Такамоти, и вплоть до Масамори, исполняли должность правителей в различных землях, однако высокой чести являться ко двору никто из них не удостоился.

2. Тайные козни

Еще в бытность правителем земли Бидзэн, Тадамори, во исполнение монаршей воли государя-инока Тобы[15], воздвиг храм Токутёдзю — храм Долголетия — длиной в тридцать три кэн[16] и поместил там тысячу и одно изваяние Будды. Храм сей освятили в тринадцатый день третьей луны 1-го года Тэнсё. В награду государь-инок обещал Тадамори пожаловать землю, где должность правителя оставалась свободной, и в самом деле даровал ему край Тадзима, где в ту пору должность эта как раз пустовала. Но так велика была радость государя, что сверх того он пожаловал Тадамори право являться ко двору. Так впервые удостоился Тадамори этого почетного права, хотя было ему в ту пору уже тридцать шесть лет. И все же придворные завидовали его успеху и сговорились напасть на него во время праздника Изобилия[17], который, как обычно, предстояло отметить во дворце в день Дракона — двадцать третий день одиннадцатой луны того же года. Тадамори проведал об этом замысле. «Я не ученый царедворец, — подумал он. — Мой род — род храбрых воинов, и было бы обидно подвергнуться унижению. Я покрыл бы позором не только себя, но и всех моих родичей! Недаром говорится: „Храни честь и тем послужишь государю!“ — и с этой мыслью он заранее принял меры предосторожности. Отправляясь во дворец, спрятал он под парадной одеждой короткий, но широкий меч; когда же все приглашенные собрались, он медленно вытащил меч и, приложив его к щеке, застыл неподвижно; в свете тускло горевших светильников, как лед, сверкало лезвие меча, прижатое к черной его бороде. Все, бывшие при этом, уставились на Тадамори, невольно вздрогнув от страха.

Вдобавок вассал его Иэсада, внук Садамицу и сын Иэфусы, тоже родом из Тайра, усевшись во дворе, перед покоем, где справляли праздник, тоже держал меч наготове. Иэсада был в бледно-голубом охотничьем платье, но под одежду надел желтовато-зеленый панцирь, а на боку у него висел большой длинный меч. Главный дворецкий, да и все другие придворные сочли это неслыханным нарушением приличия.

— Что это за человек в простом охотничьем платье, там, за водостоком, у сигнальной веревки?[18] Какая дерзость! Тотчас же гоните его отсюда! — приказал главный дворецкий.

Слуги стали гнать Иэсаду, но тот ответил:

— Дошло до меня, что нынче вечером хотят напасть на моего господина, которому еще предки мои служили верой и правдой, вот я и пришел, чтобы доглядеть, что тут затевают. А посему удалиться мне никак невозможно! — так упорствовал Иэсада и даже с места не двинулся. Грозный вид Тадамори, решимость его вассала поразили, ошеломили придворных; никто не осмелился поднять на них руку.

Вскоре, по желанию государя-инока, Тадамори исполнил пляску; прочие гости подпевали и били в ладоши, как вдруг, изменив слова припева, запели: «Окривели, окосели все сосуды из Исэ...»

Хотя род Тайра и вел свое начало от самого императора Камму — с благоговением упомянем достославное имя! — однако долгое время мало кто из них жил в столице, все довольствовались службой в провинции и давно уже осели на земле Исэ. Вот и содержал сей припев намек на гончарные изделия, коими славилась тамошняя земля. Вдобавок Тадамори был косоглаз, оттого и пели они о скособочившихся сосудах...

Пляски еще не кончились, но оскорбленный Тадамори решил покинуть дворец, даже не попрощавшись. Прежде чем уйти, он на виду у всех отдал меч дворецкому, после чего удалился.

— Ну как? Что там было? — спросил ожидавший его Иэсада. Тадамори очень хотелось поведать обо всем, что произошло во дворце, но он знал: если рассказать Иэсаде всю правду, тот способен тут же вломиться в зал с обнаженным мечом, и потому ограничился словами: «Все было хорошо».

Когда празднество закончилось, все придворные и чиновники в один голос доложили государю:

— Приходить во дворец с оружием, приводить вассалов — противно правилам этикета; во времена минувшие такое случалось лишь с высочайшего соизволения. А этот Тадамори сам явился на праздничный пир с мечом за поясом да еще привел во внутренний двор Запретных покоев[19] воина в простом охотничьем платье! И сделал сие под предлогом, что это, мол, потомственный вассал его предков! Неслыханная дерзость! Он виновен вдвойне и за это подлежит наказанию. Надо немедля вычеркнуть его имя из числа лиц, допущенных ко двору, и отнять должность!

Государь-инок, весьма озадаченный, тотчас же призвал Тадамори. Тот сказал:

— Что до моего вассала, который находился во дворе Запретных покоев, то я тут вовсе ни при чем. Но если мой вассал, сведав, что против меня умышляют недоброе, сам пришел, дабы уберечь от позора своего господина, не сказав мне о том заранее ни слова, — я бессилен был помешать ему. Если это считается преступлением, я призову его и отдам на ваш суд. Что же касается меча, то я тогда же отдал его на сохранение дворецкому. Прикажите принести этот меч и осмотрите; тогда и решите, виновен я или нет! — так почтительно доложил Тадамори.

— Слова твои справедливы! — молвил государь-инок, приказал принести меч, осмотрел его, и все увидали, что в настоящие черные лакированные ножны вложен деревянный меч, оклеенный серебряной фольгой.

— Чтобы избежать позора, он притворился, будто вооружен настоящим мечом, но, предвидя, что это вызовет порицание, заранее изготовил сей меч из дерева — вот дальновидность и хитроумие, достойные настоящего самурая! А что до вассала, ожидавшего своего господина во дворе, так это целиком в обычае военных семейств! — сказал государь.

Так Тадамори не только не понес наказания, но, напротив, удостоился похвалы государя.

3. Морской судак

Все сыновья Тадамори служили в дворцовой страже[20], все удостоились права являться ко двору, и никто уже не гнушался общаться с ними. В те годы случилось как-то раз Тадамори приехать в столицу из земли Бидзэн, и государь-инок Тоба изволил осведомиться, какой показалась ему бухта Акаси?[21]

Тадамори ответил:

Так ярко сияет 
над бухтой Акаси луна 
порой предрассветной,
что о мраке ночном вспоминаешь,
лишь взглянув на волны прилива!

Такой ответ очень понравился государю, и стихотворение поместили в «Собрание Золотых Листьев»[22].

Был еще такой случай.

При дворе государя служила дама, возлюбленная Тадамори; он часто ее навещал. Однажды, уходя, он забыл в комнате дамы веер с изображением луны. Подруги дамы стали подсмеиваться над ней, говоря: