Ольга Чехова - Мои часы идут иначе

• Название: Мои часы идут иначе
• Автор: Ольга Чехова
• Жанр: История

---

БЕРЛИНСКОЕ ОБЩЕСТВО

И вот прекрасная награда за прилежные занятия немецким языком и одновременно ранняя кульминация моей карьеры: я - русская - получаю годовой ангажемент в берлинском "Ренессанс-театре". Основатель и директор театра Теодор Таггер под именем Фердинанда Брукнера пишет инсценировки по экспрессионистским произведениям, используя средства психоанализа, стремясь к "абсолютно реалистически разыгрываемой драматургии". Его драма "Преступник" ставится в "Немецком театре" Макса Рейнхардта с Хансом Алберсом в одной из главных ролей. Алберс и Брукнер тут же становятся знаменитыми.

В "Ренессанс-театре" я играю в пьесе "Мертвый город" д'Аннунцио и получаю выигрышную роль: Тереза Ракен.

Я знакомлюсь с Вальтером Франком, Линой Лоссен и прежде всего с Эрнстом Дойчем.

Дойч - после второй мировой войны у нас единственный и неповторимый "Натан Мудрый" - уже в это время выдающаяся личность, настоящий кавалер, одухотворенный эстет с огромными вдумчивыми глазами и тонкими артистическими руками.

Он охотно ухаживает за женщинами и с удовольствием посылает им цветы, но только в горшочках. "Чтобы дольше жили", - обычно улыбается он. Когда он входит в комнату, атмосфера сразу делается легкой и непринужденной. Рядом с ним нет места ничему дисгармоничному. Тем не менее при всем его ровном товарищеском поведении он всегда сохраняет дистанцию, предпочитая обращение на "вы". Я не знаю ни одного коллеги, которому бы он сказал "ты" - аристократ среди актеров.

Я счастлива возможности находиться с ним на сцене "Ренессанс-театра", тем более это мой первый немецкий ангажемент.

Сумбурные, вихревые, плодотворные, угнетающие, оптимистичные, неутомимые, лихорадочные двадцатые годы непрерывно готовят сюрпризы и для меня: за работой в "Ренессанс-театре" с интеллектуалом Эрнстом Дойчем следует фильм "Мулен Руж" в Париже. Там я играю во французском фильме режиссера Э. А. Дюпона* главную роль - звезду варьете. Просто быть актрисой здесь недостаточно, тем более что у режиссера имеется опыт постановок варьете. Во время отдыха от кино он в течение года руководил варьете в Мангейме.

Итак, словно будущая артистка кабаре, я учусь степу и акробатическому танцу, потому что в роскошно обставленном финале шесть атлетически сложенных негров должны крутануть меня в воздухе, затем подбросить, поймать и унести со сцены. Тем не менее этот финал всего лишь детский лепет по сравнению с другими сценами: в них я с огромным питоном. По сценарию он должен сладострастно обвиваться вокруг моего почти обнаженного тела. Питон делает это потрясающе.

На бесконечные постановочные и цветоустановочные репетиции приглашена дублерша, жена дрессировщика. Она умеет обращаться со змеями, особенно с этим питоном, и рассказывает мне много интересного о характере этих таинственных рептилий, которых все недолюбливают. Так, я узнаю, что змеи инстинктивно чувствуют пол человека, с которым они входят в соприкосновение. Поэтому питоны-самцы в варьете "спариваются" с артистками, самки - с артистами. Питон, мой "партнер", особенно чувствителен к этому, добавляет дрессировщица...

Съемки "Мулен Руж" затягивались, потому что мы могли использовать сцену и зрительный зал только после представления. Нашему питону это безразлично; его не интересуют съемочные планы, и он совершенно бесцеремонно начинает сбрасывать кожу. Таким образом, питона, который уже как следует "овладел" своим эпизодом, необходимо менять. Второй питон, несмотря на интенсивные поиски, - дама... Дрессировщица смотрит на меня, я - на дрессировщицу. Обе мы думаем об одном - об "эротической" реакции питона.

Поначалу дрессировщица, как всегда, декоративно укладывает нового питона вокруг плеч. Змея сопротивляется. Чтобы лучше установить контакт, отважная женщина еще оборачивает животное и вокруг тела.

Одну, две секунды все идет хорошо, питон, видимо, пока не разобрался, что к чему, но вдруг рептилия молниеносно сжимается - тихий хруст, и дрессировщица падает. С переломом бедра и вывихнутой ключицей ее уносят.

Эпизод "летит в корзину". Даже после этого несчастья.

Теперь на очереди я.

Я кладу змею на плечи и сразу ощущаю ее сопротивление. В голове у меня одна мысль: "Если ты сейчас задрожишь, если рептилия заметит, что ты боишься, тебе конец..." Я заклинаю режиссера, чтобы он убрал из сценария сладострастно выписанные "непристойные извивы" змеи. Дюпон бормочет: "Именно это и нужно" и саркастически подчеркивает: "Именно это..." Змея делает угрожающее движение...

Камера стрекочет, я улыбаюсь, качаю бедрами.

Прежде чем я успеваю обернуть змею петлей вокруг себя, дрессировщики подскакивают ко мне и - вы-свобождают. Оставались доли секунды...

Режиссер в восторге.

Я продолжаю улыбаться приклеенной улыбкой, ищу опору, бессознательно хватаюсь за воздух и - падаю.

Контрастом по сравнению с "Мулен Руж" в Париже - моя семья, дальнейшая жизнь в Берлине.

Инфляция преодолена. В экономическом отношении все как-то успокоилось. Мне тоже необходим покой, внутренний покой и личная поддержка. Нужна моя семья. У меня нет недостатка в друзьях, добрых приятелях, а уж в поклонниках... Их много, и у них более или менее серьезные намерения, в большинстве случаев менее...

Сексапильная женщина, известная актриса, снимается и за границей, не чуждается флирта и ко всему прочему все еще незамужняя - это как раз то, что многие господа из хорошего общества рассматривают как мишень для охоты. Я совсем не такая и в целях самозащиты держусь неприступно. Мои чувства и сердце постоянно проводят границу между игрой и серьезным.

Я давно уже поняла, что интимный физический контакт между мужчиной и женщиной является благоуханной кульминацией романа, когда по-человечески уже все настроено, но я боюсь влюбиться, "приземлиться" в новом браке и в результате снова стать несвободной. Воспоминания о первом браке всплывают как кошмарный сон...

Тем временем мой отец умер в Ленинграде; сестра в России вышла замуж, и у нее дочь, Марина Рид, позднее она тоже станет актрисой. Итак, мама теперь гораздо свободнее, нежели прежде, она может приехать ко мне и самое главное привезти мою дочь Аду.

Я снимаю на Ханзаплац пустую трехкомнатную квартиру, завожу собаку, покупаю мебель и с жгучим нетерпением жду Аду и маму...

Разумеется, наша встреча - как это всегда и бывает в таких случаях происходит совсем по-иному, чем мы себе представляем: годы разделяют нас. Ада превратилась в юную девушку, которая уже едва помнит меня, и мама постарела, но главное - мы снова вместе, мы одна семья.

Я чувствую себя защищенной.

В скором времени мама приобретает известность в магазинах нашего квартала как "щедрая русская дама". Она еще помнит Германию по своим путешествиям, однако не перестает удивляться, что здесь все покупается на граммы.

- Вот у нас в России покупают не на граммы, а фунтами, а если испортится, сразу выбрасывают! - имеет обыкновение говорить она, привыкшая к феодальному хозяйству ушедшей эпохи и не способная признаться даже самой себе, что того уклада давно уже нет в помине.

Я осторожно объясняю ей, что фраза "вот у нас в России" неуместна. Она пропускает замечание мимо ушей и по-прежнему ведет себя как благородная и щедрая иностранка, о которой один из торговцев на Ханзаплац живо вспоминал еще десятилетия спустя после ее смерти.

Имея надежные семейные тылы и в известной мере стабильную работу, я теперь могла помочь моему первому мужу Михаилу Чехову и его жене, "девушке с теннисного корта", начать все заново в Берлине. Дело в том, что Миша собирается покинуть Россию. Но это возможно, если только он подыщет в Германии жилье и работу.

Я снимаю для него и его жены неподалеку от нас двухкомнатную квартиру, это сравнительно несложно. Труднее с работой - в Берлине никто не ждет актеров из России, которые не говорят по-немецки...

После нескольких неудач я иду к одному продюсеру, которого хорошо знаю. И мне везет. Продюсер пожилой, он еще помнит Мишу как актера Станиславского и загорается идеей "отменно преподнести знаменитого русского актера Станиславского в немецком фильме".

Появляется надежда. И тут... Продюсер смотрит на меня:

- А вы, Ольга Чехова, его бывшая жена, станете режиссером этого фильма!

Я решаю, что ослышалась. Продюсер повторяет только что сказанное. Теперь его идея нравится ему еще больше. Так, при моей режиссуре с участием Михаила Чехова, Отто Вальбурга, Курта Бойса, Пауля Хёрбигера, Херберта Маршалла и других рождается один из последних немецких немых фильмов - "Паяц собственной любви" по французскому роману "Шут".

В студии царит типичное для эпохи немого кино вавилонское смешение языков, когда съемочная группа, включая актеров, интернациональная. Мы говорим по-немецки, по-английски, по-французски и по-русски.

С Мишей мы говорим по-русски. Он рад тому, что в своем первом заграничном фильме получает режиссерские указания на родном языке, это делает его увереннее, после краткого периода адаптации он играет раскованно и свободно. Фильм - не в последнюю очередь благодаря французскому первоисточнику - имеет во Франции большой успех.