Алан-Рене Лесаж - Похождения Жиль Бласа из Сантильяны

• Название: Похождения Жиль Бласа из Сантильяны
• Автор: Алан-Рене Лесаж
• Издательство: © Издательство Академии наук БССР
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1958

---

— Любезная Менсия, — возразил дон Альвар, весь вид коего обличал, сколь сильно потрясли его мои слезы, — я не сетую на вас и не только не намерен укорять тем блестящим положением, в коем вас застал, но клянусь, что благодарю за это небо. С того злополучного дня, когда я покинул Вальядолид, фортуна неизменно относилась ко мне немилостиво: жизнь моя была сплошной цепью злоключений; в довершение же всех невзгод я не мог подать вам о себе вести. Слишком уверенный в ваших чувствах ко мне, я не переставал думать о том, до какого состояния довела вас моя пагубная любовь; я рисовал себе донью Менсию всю в слезах; вы были моей величайшей мукой. Признаюсь, бывали минуты, когда я почитал себя преступником за то, что имел счастье вам понравиться. Я даже желал, чтоб вы предпочли кого-либо из моих соперников, так как выбор, которого я удостоился, обошелся вам слишком дорого. Между тем, после семи мучительных лет, еще более влюбленный, чем когда-либо, захотел я повидать вас. Я был не в силах устоять против этого желания, и освобождение от долголетнего рабства позволило мне его осуществить; таким образом, с риском быть узнанным, я, переодетый в это платье, прибыл в Вальядолид. Тут я узнал все. Затем я отправился в здешний замок и нашел случай познакомиться с садовником, который дал мне работу в ваших садах. Вот каким путем добился я того, чтоб тайно поговорить с вами. Однако не думайте, что своим пребыванием здесь я намерен смутить благополучие, коим вы наслаждаетесь. Я люблю вас больше, чем самого себя, я дорожу вашим покоем и после нашего свидания отправлюсь доживать вдали от вас печальные дни, посвященные вам одной.

— Нет, нет, дон Альвар, — воскликнула я при этих словах. — Небо недаром привело вас сюда, и я не допущу, чтоб вы меня вторично покинули; я поеду с вами: одна только смерть может отныне разлучить нас.

— Поверьте мне, — возразил он, — вам лучше оставаться у дона Амбросио. Не делайтесь участницей моих невзгод; позвольте мне одному нести их бремя.

Он привел мне еще много таких же доводов, но чем больше он старался пожертвовать собой ради моего счастья, тем меньше склонности испытывала я согласиться на это. Убедившись, наконец, что я не отступлю от своего решения, он вдруг переменил тон и, несколько повеселев, сказал мне:

— Неужели, сеньора, вы действительно питаете те чувства, о которых сейчас мне поведали? Ах, если вы еще любите меня настолько, что предпочитаете бедность со мной тому благоденствию, которое вас окружает, то поедемте жить в Бетанкос, в самую глубь Галисийского королевства. Там у меня есть надежное убежище. Хотя злой рок лишил меня всех богатств, однако он оказался не в силах отнять у меня друзей; некоторые из них остались мне верны и благодаря их поддержке я смогу вас похитить. С их помощью заказал я карету в Саморе, а также купил мулов и лошадей. Меня сопровождают трое весьма храбрых галисийцев; они вооружены карабинами и пистолетами и ждут моих приказаний в деревне Родилиас. Воспользуемся же, — добавил он, — отсутствием дона Амбросио. Я велю подать карету прямо к воротам замка и мы немедленно уедем.

Я согласилась. Дон Альвар стрелой полетел в Родилиас и, вернувшись спустя короткое время с тремя верховыми, увез меня, в то время как мои служанки, не зная, что и думать об этом похищении, разбежались в великом испуге. Только Инеса была посвящена в это дело, но она отказалась связать свою судьбу с моей, так как была влюблена в одного из камердинеров дона Амбросио, а это доказывает, что привязанность даже самых ревностных слуг наших не может устоять против любви.

Таким образом, села я в карету с доном Альваром, захватив с собой только платья да несколько драгоценностей, которые принадлежали мне до второго замужества; я не хотела брать с собой ни одной вещи, подаренной мне маркизом после свадьбы. Мы направились по дороге, которая вела в Галисию, не зная, однако, удастся ли нам туда доехать. У нас имелись основания опасаться, что дон Амбросио по своем возвращении пустится за нами вдогонку с многочисленным отрядом и настигнет нас. Между тем мы проехали двое суток, не заметив ни одного всадника, который бы нас преследовал. Мы надеялись, что и третий день пройдет так же благополучно, и уже вполне спокойно беседовали друг с другом. Это было вчера. Дон Альвар рассказывал мне о печальном происшествии, вследствие которого распространились слухи об его смерти, и о том, как он обрел свободу после пятилетнего невольничества, но тут мы встретились на леонской дороге с разбойниками, среди которых вы находились. Дон Альвар и был тот кавалер, которого они убили вместе со всеми его людьми, и из-за него льются слезы, которые вы теперь видите на моих щеках.

ГЛАВА XII

Каким неприятным образом был прерван разговор между Жиль Бласом и его дамой

Окончив свое повествование, донья Менсия залилась слезами. Я не сделал ни малейшей попытки утешить ее речами в духе Сенеки,23 а, напротив, дал ей повздыхать вволю; я даже и сам заплакал: столь естественно сочувствовать несчастным, в особенности опечаленной красавице. Я было хотел спросить ее, что она намеревается предпринять при создавшемся положении, а она, быть может, собиралась посоветоваться со мной по этому же поводу, когда нашу беседу неожиданно прервали: на постоялом дворе послышался ужасный шум, который невольно привлек наше внимание. Шум этот был вызван прибытием коррехидора с двумя альгвасилами и несколькими стражниками. Они вошли в комнату, в которой мы находились. Сопровождавший их молодой кавалер первый подошел ко мне и принялся пристально всматриваться в мою одежду. Ему недолго пришлось меня разглядывать.

— Клянусь св. Яковом, — воскликнул он, — это мой камзол! Он самый и есть! Его так же легко узнать, как и мою лошадь. Можете засадить этого щеголя на мою ответственность; я не боюсь, что мне придется дать ему сатисфакцию: без всякого сомнения, это один из тех грабителей, у которых есть тайное убежище в нашей местности.

Эта речь, из которой я усмотрел, что молодой человек был тем ограбленным дворянином, чьи платье и лошадь, к сожалению, достались мне, повергла меня в изумление, смущение и замешательство. Коррехидор, который по должности своей обязан был истолковать мою растерянность скорее в худую, нежели в хорошую сторону, решил, что обвинение не лишено основания. Предположив, что и дама могла быть соучастницей, он приказал разлучить нас и посадить в тюрьму. Судья этот был не из тех, что мечут свирепые взгляды: напротив, год у него был добродушный и веселый. Впрочем, одному лишь богу ведомо, был ли он при этом совестливее. Как только меня привели в тюрьму, он явился туда с двумя ищейками, т. е. альгвасилами; вошли они с веселым видом, словно чуяли, что их ждет недурное дельце. Они не забыли доброго своего обыкновения и прежде всего принялись меня обыскивать. Что за пожива для этих господ! Они, быть может, отродясь не видали такой удачи. Я заметил, как глаза их сверкали от радости при каждой пригоршне пистолей, которую они извлекали. Но особенно ликовал коррехидор.

— Дитя мое, — сказал он мне голосом, полным кротости, — мы исполняем свой служебный долг; но не бойся ничего: если ты не виновен, тебе не причинят зла.

Тем временем они деликатно очистили мои карманы и забрали даже то, что постеснялись взять разбойники, а именно сорок дядиных дукатов. Но и это их не удовлетворило: их жадные, неутомимые руки обшарили меня с головы до пят; они поворачивали меня во все стороны и даже раздели донага, ища денег между телом и рубашкой. Думаю, что они охотно вскрыли бы мне живот, чтоб посмотреть, не запрятал ли я туда чего-нибудь. После того как они столь добросовестно исполнили свой служебный долг, коррехидор допросил меня. Я откровенно рассказал ему все, что со мной случилось. Он приказал записать мои показания; затем он удалился, забрав с собой своих альгвасилов и мои деньги, и оставил меня совершенно голым на соломе.

Очутившись один и увидя себя в таком положении, я воскликнул: «О, жизнь человеческая! Сколь полна ты диковинных приключений и превратностей! С тех пор как я выехал из Овьедо, меня постигают одни только невзгоды: не успел я избавиться от одной опасности, как попадаю в другую. Думал ли я, въезжая в этот город, что мне придется так скоро познакомиться с коррехидором?» Предаваясь этим тщетным размышлениям, я снова облачился в проклятый камзол и прочее платье, ставшее причиной моего несчастья. Затем я обратился к самому себе с увещеванием не падать духом: «Ну, Жиль Блас, крепись! Помни, что после этих дней могут наступить другие, более счастливые. Пристойно ли тебе предаваться отчаянью в обыкновенной тюрьме, после того как ты прошел столь тягостный искус терпения в подземелье? Но, увы! — добавил я печально, — это самообман! Как выйду я отсюда? Ведь у меня только что отняли все средства к тому, ибо узник без денег — все равно что птица с подрезанными крыльями».