Игорь Зотиков - 460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции

• Название: 460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции
• Автор: Игорь Зотиков
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

О загадочных явлениях, происходящих в Антарктиде, — подледниковом таянии, о покрытых вечным льдом тёплых озёрах, о морских организмах, найденных на поверхности ледников; об учёных и пилотах полярной авиации.

---

Зашли по дороге к гидрофизику Леве Смирнову. У него обострилась язва желудка. Парень лежит, не встаёт. А ведь здесь из продуктов есть все, и ему готовят такие диетические блюда, какие и на материке не всегда приготовишь. И всё-таки он чахнет.

Прочитал в книге про плавание капитана Кука о том, что у него тоже была язва, когда он долго плыл где-то в южнополярных морях. Тогда врач вылечил капитана тем, что начал кормить его парным мясом. Но для этого доктор убил свою любимую собаку…

После ужина были политзанятия, а потом я занимался градуировкой прибора для измерения температуры нагревателя термобура во время его работы, так как решил, что измерять её необходимо.

День сто шестьдесят пятый. Вечером был на запуске шаров-зондов у метеорологов. Толстый, заранее испуганный Николай Николаевич Баранов, аэролог, взял свой прибор — маленький радиопередатчик с вертушкой и направился к месту старта шаров-зондов. Чтобы не сглазить запуск, он шёл, всячески ругая пургу, которая, по всей вероятности, сейчас разобьёт дело его рук. Василий Иванович Шляхов, его начальник, был веселее и более уверен в успехе. Ведь не он весь день собирал эти передатчики, один из которых сейчас, навернёте, разобьётся.

Путь наш идёт по длинному снежному туннелю, оканчивающемуся просторным помещением. Там находится «газовый завод», то есть аппаратура для производства водорода, три больших баллона аэростата — склады добытого водорода. Рядом уходит вверх четырехугольная башня. Мы сейчас на её дне. Шар быстро надувается водородом и начинает рваться вверх. Мы с Шляховым лежим на баллоне аэростата, выдавливаем из него газ. Николай Николаевич «колдует» с шаром.

— Хорош! — командует он.

Измеряем подъёмную силу шара на весах с гирьками и на тросике отпускаем его до «потолка» башни, потом поднимаемся к площадке у потолка сами. Открываем штору («дверь» из башни на улицу) с подветренной стороны. Ревёт пурга, в свете прожектора с трудом просматривается земля. Чутко прислушиваясь к гулу пурги, Шляхов выбирает момент затишья и бросает приёмник и шар. Шар взмывает, вытягивается в кишку, а потом сжимается. Все трое мы в экстазе кричим на него, топаем ногами: «Кыш, проклятый, лети!» Вдруг шар, подхваченный порывом ветра, как разъярённый зверь, прыгает обратно и бросается на Шляхова. Тот отскакивает в сторону. Шар поворачивается к Николаю Николаевичу, тот тоже пугается. Трудно представить себе, что шар не живой: сходство дополняет то, что он при этом отчаянно пищит. Это работает передатчик шара, и его сигналы транслируются через динамики, установленные здесь же, на площадке. Наконец шар, довольный тем, что всех так напугал, бросается куда-то в сторону, во тьму и скрывается из глаз. Ура!!! Все трое мы отплясываем дикий танец на площадке. «Ура!» — несётся из динамика. Это Ваня Горев из радиолокаторной, который по радио все слышал, тоже радуется, и его голос передаётся нам через динамик. Теперь главное — слушать. Разъярённо-беспорядочный писк шара сменяется добродушным монотонным попискиванием. Это значит, что шар идёт вверх, успокаивается. Теперь за ним следит Ваня.

Но описанное сейчас торжество случается редко. Обычно в такой ветер разбивается шар за шаром, а ведь при этом гибнет и работа по производству газа, и затраты на изготовление передатчика и аппаратуры, ну и сам шар, хотя его и не жалко. Иногда выпускают пять-шесть шаров подряд. Тогда Николай Николаевич чернее тучи.

День сто шестьдесят шестой. Сегодня снова метёт пурга,

хотя видимость довольно хорошая. Различается свет прожектора на рации, а до неё метров сто. С утра, как обычно, связь с островом Дригальского. Там тоже пурга, ветер, работать в поле невозможно. Вожак собачьей упряжки, убежавший неделю назад, так и не вернулся — очевидно, упал с барьера. После разговора с островом Дригальского мы решили немного поспать. Очень устали. Проспали до двенадцати. И я и Серёжа очень плохо засыпаем. Я лежу ночью часа два, прежде чем усну, а под утро начинают мучить кошмары. То мне снится, что дома, когда вернулся, все изменилось и я не могу найти никого из родных, то, что Валюша уехала ко мне в Антарктиду и ей придётся там зимовать, а я вернулся и мы разминулись в море… Сначала я очень переживал все это, думал, не случилось ли что. Сейчас я отношу все за счёт шестого материка. Вряд ли я почувствую, что у них плохо, даже если это будет так. Слишком большое расстояние между нами. Я в буквальном смысле на другом конце земли.

В двенадцать пошёл на аэродром за осветительной аэродромной ракетой, чтобы достать из неё магний. Магний нужен для работы. Дошёл до метеостанции, с трудом прошёл ещё сто метров. Справа еле видны мачты метео— и передающей станций. Впереди показался зачехлённый самолёт Кое-как, борясь с ветром, дошёл до него. Оказалось, не тот: мне надо «470», а это «556». Мой где-то дальше. В пурге его пока не видно. Иду едва-едва. Снег плотный, валенки скользят. Вот-вот ветер сдует и унесёт. Повернул обратно, сдали нервы…

Последнее время это часто бывает у всех. Когда идёшь один, а кругом лишь ревущая пелена снега и ничего не видно, в сердце вдруг входит страх: вот сейчас ветер чуть усилится, последний ориентир исчезнет за пеленой снега, тебя сорвёт с ног — и всё, пропал. Тут главное взять себя в руки и трезво решить: вернуться или идти вперёд. Сегодня я повернул обратно и кое-как добрался до домика авиаторов, который сначала не заметил. Позвал на помощь Сергея, взял лыжную палку. Вдвоём и с палками дошли, ракету принесли.

Вообще сейчас запрещено ходить в одиночку. И не так важна физическая помощь друг другу, как моральная. Вдвоём ничего не страшно.

После обеда почти ничего не сделал, хотя нет — «починил» цветочек, который нам подарил на прощание Павел Стефанович Воронов, когда уплывал домой. Сначала цветок довольно быстро засох, и мы на него махнули рукой, но сегодня выяснилось, что он дал ростки. Мы его полили, отрезали все засохшие веточки, сделали рамку, вывесили на ней каждый зелёный листок. Может быть, хоть этот цветочек выживет здесь. Ведь гиацинты Андрея давно погибли.

День сто шестьдесят седьмой. Как всегда, ветер, хотя небо и ясное. Через пелену позёмки хорошо видны наиболее яркие звезды. Вдоль горизонта видимость метров двести. Ветер 15-20 метров в секунду. С утра после обычного разговора с островом Дригальского занимался конструированием прибора для измерения толщины припая дистанционно, то есть из дома. Снова разговаривал с Савельевым по поводу моего полёта на остров Дригальского для проведения там работ по электробурению и теплообмену. Савельев заверил, что весной я смогу слетать на Дригальский и пожить там, пока не пробурим глубокой скважины. Выяснилось также, что делать длительные остановки для бурения и вытаивания скважин во время похода невозможно. Поэтому решено, что я буду пытаться провести глубокое бурение на станциях Восток и Комсомольская, а также вести в Мирном исследования по теплообмену во льду припая и метелевому переносу. Надо также думать об измерении потока тепла Земли.

Договорились, что Олег Михайлов будет помогать мне. Олег с увлечением занялся конструкцией «припаемера» — устройства для дистанционного измерения скорости нарастания припайного льда.

День сто шестьдесят девятый. Весь день дует ветер до 30 метров в секунду. Почти ураган. Так как снег стал скользкий, то на нём трудно удержаться. Все, что можно было сдуть с него, уже сдуло, а нового снегопада нет. Поэтому позёмка не очень сильная. Встал сегодня с трудом. Ночью не спал. Но все же ходил на завтрак. Весь день делал новую косу. Помогал Олегу, он работает хорошо. К вечеру закончили протяжку сорока линий на одну катушку. Работали все время на улице. Вечером, как обычно, кино и, конечно, радиосвязь с Дригальским. Странно: ребята улетели на остров Дригальского всего месяц назад, а вспоминаются уже как чужие, далёкие нам. Хотя мы и болеем за них, и ходим на связь, и заботимся, чтобы они ни в чём не имели недостатка. Если надо, мы все бросимся их спасать, но в общем мы уже от них отвыкли. Наверное, почти то же испытывают и наши домашние. Правда, дома мы теснее связаны, зато и время разлуки несоизмеримо большее.

День сто семьдесят первый. Проспал завтрак. Встал в десять. Собственно, встал не сам, а разбудил Савельев, сделал замечание.

До обеда занимался тем, что подрезал косу для похода, теперь можно проверять надёжность соединений её деталей, паять концы, подпаивать термометры. Обещал сделать косу для станции Восток. Они там начали вести протаивание скважины, то есть термобурение. Мой почин нашёл хороший отклик.

После обеда пошёл искать по посёлку «шаговые искатели» — устройства для автоматической передачи сигналов с установки на припае. Ничего не нашёл, но по пути завернул к Леве Смирнову. Парень по-прежнему лежит, пока не поправляется. Пришёл врач, поговорили о болезнях. У меня последнее время очень болят суставы — в локтях, пальцах, на ступнях. По ночам руки затекают иногда так, что еле оттираю их, а ведь они просто лежат на одеяле. Оказывается, это так проявляется авитаминоз. И это несмотря на чеснок, иногда лук и частые до мая лимоны.