Грэм Джойс - Правда жизни

• Название: Правда жизни
• Автор: Грэм Джойс
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

От знаменитого автора «Зубной феи» и «Курения мака» – эпическая сага о семье, любви, войне и волшебстве. Марта – матриарх семьи из семи дочерей, передающей по кругу Фрэнка, родившегося в последний год войны у эмоционально нестабильной Кэсси, ассоциирующей себя с леди Годивой. Фрэнк общается с невидимым Человеком за стеклом и учится бальзамированию, осваивается в коммуне и пытается совладать с зачатками дара предвидения…

---

– Ох, ну и зануда ты. И ты тоже. Зануды.

– Так и есть. Я душный и отсталый.

Юна засмеялась:

– Ох и душный – задохнуться можно. А отсталый-то – заскорузлый, одно слово. И доволен – как свинья в своем говне.

Кэсси встала и подошла к окну. Из темноты за стеклом на нее в упор смотрело ее отражение. Она постояла у окна, потом подошла к Тому и хлопнула его по животу.

– Гусь лапчатый! – Она потянула его за рубашку. – А ну, покажи пузо, не высыпало?

Том схватил ее за запястье.

– Отстань, дурочка! – засмеялся он.

Кэсси снова отошла к окну и топнула ногой.

– Короче, я пошла в паб!

Она схватила пальто и шарф, и не успели Том и Юна и слова сказать, как она уже была за порогом.

Хлопнула дверь.

– Мы ей разрешили? – спросил Том.

– А куда деваться? – пожала плечами Юна.

– Вот так оно и бывает?

– Ну да.

– С ней ничего не случится?

Юна втянула воздух сквозь зубы.

– Не случится.

– Бедняжка Фрэнк, – вздохнул Том.

На следующий день Том отвез Кэсси на своем грузовике к автобусной остановке, чтобы она уехала в Ковентри. Фрэнку сказали, что Кэсси немного побудет у бабушки, – он воспринял новость беззаботно, видимо, его совсем не тяготило, что он останется на ферме. Кэсси снабдили гостинцем для Марты – яйцами, молоком и цыпленком. До остановки ехали недолго и все время молчали.

Выбравшись из машины, Кэсси сказала:

– Не думай, что я вас с Юной не люблю.

– Знаю, – тихо сказал Том.

– Просто в деревне я, кажется, свихнуться могу. Прямо кожу с себя содрать хочется, понимаешь? Орать и топать ногами хочется.

– Деревня не всем подходит.

– Но это не потому, что я вас не люблю.

– Знаю, Кэсси, знаю. А теперь мне надо ехать. Работа ждет.

– Вы ведь присмотрите за моим парнишкой? Конечно, присмотрите. Пока, Том, пока!

Фрэнку понравилось жить на ферме. Ему не пришлось к ней долго привыкать. Он будто тут и вырос. Бывало, испачкается, ноги промочит. Не раз поскальзывался он на коровьих лепешках, а однажды Юна услышала его протяжный вопль, и ей пришлось вытаскивать его из пруда с утками. Но, как она и говорила, мыла и воды у них хватало.

Особенно воды. Ферма была удивительно мокрым местом. Вода лилась с неба, пузырилась по земле, стояла в прудах, струилась ключами, ручьями и речушками – в городе такого не увидишь. Из земли сочилось, по ней текло, ее затопляло. Почва говорила с Фрэнком языком воды, и его любимым местом был мостик через ручей. Правда, «мостик» звучит слишком громко для нескольких досок, вдавленных в берега отцом Тома в слякотные времена, чтобы можно было перейти с верхнего поля на нижнее. Глубина быстрого ручья достигала всего нескольких дюймов: неопасно – и Фрэнку разрешали там играть. Мостик со всех сторон густо зарос ежевикой и чертополохом. Фрэнк обнаружил, что можно пролезть под досками мостика и спрятаться там от всех, как в берлоге.

Можно было устраивать себе норы и логовища по всей ферме. Кругом стояли полуразрушенные конюшни, покосившиеся сараи, ржавела заброшенная техника, а у зеленой изгороди в поле у ручья валялись искореженные обломки немецкого бомбардировщика, разбившегося в ночь сокрушительного налета на Ковентри.

Как-то раз Юна попросила Фрэнка помочь ей ощипать цыпленка. Фрэнк был очень хорошим помощником – он внимательно наблюдал. Она хочет угостить его этим цыпленком, он ведь такой молодец. Звучало заманчиво, и Фрэнк пошел с Юной в курятник. Она поймала упитанного цыпленка. Тот пронзительно закудахтал, задрыгал ногами и забил крыльями – казалось, несмотря на свою куриную породу, он вот-вот взлетит. По дороге домой, зажав цыпленка под мышкой, она двумя руками свернула ему шею и сразу же посмотрела на Фрэнка.

Он на всю жизнь запомнил выражение ее лица в ту секунду. Цыплячья голова повисла. Фрэнк понимал, что Юна только что голыми руками прикончила живое существо, но она смотрела так, будто ничего такого не случилось. В ее взгляде не было жестокости. Наоборот, она глядела на Фрэнка очень ласково, даже с жалостью, как будто это ему сломали шею. Она вроде бы улыбнулась, а глаза ее сильно заблестели. Ему вдруг показалось, что она выросла, стала грозной и могучей, а мертвый цыпленок – это жертва, принесенная ее силе, трофей, который ей можно носить на поясе.

– Давай, Фрэнк, – сказала Юна и разрушила чары. – Займемся-ка перьями.

Фрэнк отнес немного перьев к мостику и пустил их поплавать в прозрачном ручье. Затем он решил украсить свою берлогу. Извиваясь, он вполз в сухое пространство под мостиком, полежал, прислушиваясь к собственному дыханию, и стал втыкать перья в земляную стену, поддерживающую доску над его головой. Перья то вставлялись легко, то их острие не могло проткнуть засохшую грязь. Фрэнк поскреб землю ногтями. И вдруг наткнулся на что-то твердое и блестящее.

Эта находка не только тенью легла на всю его жизнь – он долгие годы хранил ее в тайне.

9

Фрэнку жизнь на ферме была по душе – и он там пришелся ко двору. Казалось, все складывается даже слишком хорошо. Юне и Тому нравилось, что рядом бегает ребенок. Том сказал, что ферме мальчишка нужен так же, как ей нужна собака во дворе и петух на стогу сена. Мальчик довершал картину. Когда он прожил у них полгода, они перестали предохраняться – не сразу, но без споров.

Вот как Юна объявила новости мужу:

– Том, а что б ты сказал, коли узнал бы, что твоя жена стельная?

Семья Вайнов приветствовала это событие с радостью, хотя в то время у них был повод и для более мрачных дум. Пока на ферме все шло хорошо, в городе было не так безмятежно. Фрэнк не виделся с матерью несколько недель, потому что ее отправили в заведение под названием «Хэттон».

Об этом учреждении обычно говорили шепотом – в знак неодобрения, а не из-за слабости голоса. Еще «Хэттон» именовали «тем местом», «горой». Это был тоже как бы загородный дом – дурдом: психиатрическая больница, угнездившаяся на большом участке земли среди кустов рододендрона с голубыми и розовыми цветами. Кэсси поместили туда по рекомендации молодого врача. Марта отчаянно сопротивлялась, но состояние Кэсси все ухудшалось, и мать наконец согласилась.

Однажды в воскресенье Том и Юна заехали с Фрэнком в Ковентри за Мартой и направились к Кэсси в больницу. Они взяли с собой черного винограда из лавки Олив и бутылку «Лукозейда» [11], как будто Кэсси заболела желтухой или сломала ногу. Кэсси разрешили к ним выйти, потому что никому не хотелось, чтобы Фрэнк заходил в палату. Тем временем он, как зачарованный, следил за человеком, который вышагивал по больничной территории, то и дело замирая в виде изваяния, – «застывал» на несколько мгновений и двигался дальше, чтобы принять новую позу.

Кэсси все время плакала и много говорила.

– Домой хочу! – Она вытирала глаза маленьким носовым платочком и смотрела на Фрэнка, отпрянувшего к подолу Юны. – Вы не представляете себе, что это за место! Вы не знаете, что тут за народ. Слышали бы вы, что тут творится по ночам!

– Чш-ш, – успокаивала ее Марта. – Это ненадолго. Скоро тебе полегчает.

– Да мне уже полегчало! Лучше мне! Лучше! Две ночи назад было полнолуние. Вы знаете, каково это здесь? Знаешь, Том?

– Ну, ты мне расскажешь, наверно.

– Мам, забери меня отсюда! Тут куча девчонок не по делу сидит! Одну засадили за то всего-то, что она родила. Говорит, отняли у нее дите, а саму здесь заперли. Теперь лежит между двумя бабками – одна кожу у себя на руках жрет, а другая нассыт под себя и сидит!

– Кэсси, ты ведь выдумываешь, – не поверила Юна. – Ну, сочиняешь же, скажи?

Кэсси снова разразилась слезами.

Обратно все ехали угрюмые. Дома, перед их отъездом на ферму, Марта напоила Юну, Тома и Фрэнка чаем.

– Надули меня докторишки. Зря я ее туда отдала. Зря.

Юна была другого мнения:

– Мам, доктор сказал, что ей надо подлечиться. Как ты можешь с ним спорить? Доктор лучше знает, чем ты или я, разве не так?

– Да нет – плохо я с ней поступила.

– Ее всегда можно забрать, – проговорил Том, вгрызаясь в кусок кекса данди [12]. – Только она ж снова шляться начнет.

– Не знаю, что хуже.

– Мам! – сказала Юна.

На следующей неделе они поехали к ней снова. На этот раз Кэсси вывезли к ним в кресле-коляске. Кэсси узнала их – и только. Их посещение не вызвало у нее никакого интереса. Юна отвернулась и поморщилась. Марта была потрясена. Она оставила Кэсси с родней и пошла искать врача. Первая медсестра, к которой она обратилась, отказалась помочь, сказав, что в это время ее никто не примет.

– Послушай, милочка, – ответила ей Марта, – ты едва ли старше, чем самая младшая из моих дочерей, а их семь человек, и из них никто еще ни разу мне не перечил. Если не хочешь к концу дня сама в палате валяться, то сейчас пойдешь и приведешь мне кого-нибудь – пускай мне ответят.

Медсестра вспыхнула, но пошла искать врача. Вернулась она с регистратором – пухленьким и румяным, как спелое яблоко, в очках, с рановато отвисшим подбородком. У него был грязный воротничок, а галстук-бабочка съехал на бок. Он сказал, что не он лечащий врач Кэсси, но сможет побеседовать с Мартой у себя в кабинете.