Сьюзан Конант - Пес, который боролся за свои права

• Название: Пес, который боролся за свои права
• Автор: Сьюзан Конант
• Издательство: Азбука
• Жанр: Детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-7684-0610-7

Доктор Стэнтон, состоятельный член кинологического клуба, удавлен поводком. Холли берет к себе его осиротевшего пса Рауди и постепенно втягивается в расследование убийства. Во втором романе орудием убийства оказались ножницы, а количество трупов увеличилось. Однако находчивая Холли Винтер с помощью четвероногих друзей находит разгадку тайны.

---

Сьюзан Конант Пес, который боролся за свои права

Памяти своих прекрасных Догов:

Эдвина, Райнгольда, Джеральда, Филиппа, Патрика посвящает эту работу переводчик.

Глава 1

Меня зовут Холли Винтер, или Остролист Зимний. Могло быть хуже. Бак и Мариса думали, что родится мальчик. Имя для него они подбирали тщательно: Зимний Полдень, в просторечии Пол. Нормальные родители, конечно, призадумались бы, прежде чем наградить ребенка столь значимым именем, да еще с прилагательным. Но множество золотистых ретриверов Марисы носили подобные имена: Бадди, Сьюзи, Рен — все они были «Зимние». Собаки не возражали, и я думаю, что мои родители — или, как они всегда говорили, мои хозяин с хозяйкой — были уверены, что и человек возражать не станет.

К тому же не исключено, что Мариса, обладавшая в сравнении с Баком более развитым чувством того, что между людьми принято, а что нет, предвидела, что в школе дети станут смеяться над сверстницей, у которой вместо одного из имен — прилагательное. Мое собственное имя не столь нелепо, но мне от этого не намного легче. Конечно, Мариса вовсе не хотела, чтобы оно звучало смешно. Она была добрая. Я потеряла ее восемь лет назад, а мне все еще ее не хватает. Бак по-своему мягок и мил, даже немного застенчив, отчего, как мне кажется, он и занялся разведением помесей волка с собакой, почувствовав себя одиноким после смерти моей матери.

А может быть, единственной причиной, которая избавила меня от имени куда более худшего, было то, что я принадлежала к третьему помету — первый принес девять золотистых ретриверов, второй восемь — и мои родители исчерпали весь наличный запас звездных имен. Или их чересчур поразило и разочаровало то, что в их собственном помете оказался всего один щенок, и они не потрудились придумать имя получше.

Хотя, возможно, все было совсем не так. Ведь Мариса часто говорила, что отец пришел от меня в совершеннейший восторг и даже пытался зарегистрировать меня в Американском клубе собаководства. Наверное, она шутила, но как только Бак приноровился к моему странному лаю, то стал мною гордиться. И до сих пор гордится. Уж я-то знаю. Когда я получила степень бакалавра журналистики, он стал адресовать свои письма на имя Холли Винтер СП: на всякий случай напомню, что это высшее звание по курсу общей дрессировки — Собака-Помощник и, по мнению Бака, самый большой комплимент.

Но при всем том с тех пор, как я переехала в Кембридж, отклонив его предложение жить в штате Мэн в одном доме с ним и с его волкопсами, он чувствует себя немного обиженным. А когда он пребывает в таком настроении, то способен проявить известную мелочность. Например, он никогда не признается, что читает «Собачью Жизнь», но я знаю, что он выписывает этот журнал и все еще обижается на меня, поскольку в каждом номере выискивает мелкие погрешности в моих материалах. Не скрою — он разбирается в собаках гораздо лучше меня. Он знает о собаках больше кого бы то ни было, за исключением моей матери, но, делясь со мною своими познаниями, не преминет ткнуть меня в это носом. В своем материале двухмесячной давности я назвала СТ (Собака-Товарищ) степенью. Не прошло и недели после выхода этого номера, как Бак в случайном разговоре со мной раз тридцать или сорок употребил сочетание «звание по курсу общей дрессировки», делая особое ударение на слове «звание». В Инструкции Американского клуба собаководства по курсу общей дрессировки слова «степень» вы действительно не найдете. Ну и что из того?

«Так и надо было ему ответить», — заявила мне Рита. Это моя квартирантка со второго этажа. Она еще называет Бака мастером уклончивой коммуникации. Кембриджские психотерапевты выражаются именно так. Я объяснила ей, что уклончивая коммуникация Бака не так уж плоха, поскольку я всегда понимаю, что он имеет в виду, хотя другие могут и не понять. Рита же только кивает и говорит: «В том-то с ней и беда». Рита прекрасно ладит со своей таксой Граучо, что же до людей, то здесь она любит напустить туману: «Ну-ну, уж я-то знаю». А Бак вовсе не такой уклончивый. Вот, например, когда в прошлое Рождество он украсил красной лентой одного из своих полуволчат и оставил его под елкой, где тот слопал подарки, припасенные для его пятерых однопометников, то лишь потому, что Баку нестерпимо было думать о том, как его тридцатилетняя дочь живет в городе сама по себе, в обществе одной-единственной собаки. В то время мне приходилось более или менее себя ограничивать.

Более или менее? Я говорила Баку, что если средняя аляскинская лайка-маламут по силе, умственным способностям и внешнему виду равна десятку других собак, то Рауди превосходит среднего маламута, как минимум, в два-три раза. По-моему, он заслуживает стипендии соседней с нами школы, местечка под названием Гарвард, ведь что до мозгов, то они у него получше, чем у большинства студентов и преподавателей. Так нужна ли мне крупная собака? В моей — восемьдесят пять фунтов сплошных мышц, написала я отцу. А уж какой красавец! Серая с белым шерсть отливает серебром, а морда! Как я люблю его открытую морду — ни единой темной отметины, никакой черной маски вокруг глаз, которые — напомнила я Баку — так ценятся в маламутах. Вы знаете, как выглядит сибирская лайка? Так вот: увеличьте эту собаку в размерах. Ее голубые глаза превратите в карие. Придайте им миндалевидную форму, округлите кончики ушей и расставьте их пошире. Дайте ей еще более пушистый хвост, еще более розовый язык и, в случае необходимости, еще более широкую улыбку, и она станет вылитым Рауди — ведь не зря у него такое имя. Впрочем, не я его выбирала. Буян. Оно действительно подходит ему как нельзя лучше, но выбирала его не я. К тому времени как Рауди попал ко мне, он уже откликался на него, но это совсем другая история.

Эта же история началась с собачьей драки, которая завязалась на Уолден-стрит перед аптекой Квигли, в нескольких кварталах от моего дома, того самого красного дома на углу Эпплтон и Конкорд. Я и раньше проходила с Рауди мимо аптеки Квигли, и место это всегда внушало мне опасения. Выглядит она как самый обыкновенный дом, но вы сразу догадаетесь, что это аптека, по вывеске над парадной дверью, которая приделана так, что готова обрушиться на каждого, кто откроет или закроет дверь. Поскольку вывеска висела подобным образом уже не один год, то я всегда подозревала, что дверью аптеки никто и никогда не пользовался.

Еще до дня драки по лаю, который раздавался всякий раз, когда мы с Рауди проходили мимо здания аптеки, я догадывалась, что там есть собаки, но понятия не имела, что это великолепные пойнтеры, которые вместе со своими эксцентричными владельцами раз в несколько месяцев появлялись на занятиях по курсу общей дрессировки. Мне следовало бы догадаться. Кембриджский клуб дрессировки собак проводит занятия в арсенале на Конкорд-авеню, и я не раз видела, как пойнтеры возвращаются домой со своими вожатыми. Когда перед аптекой я увидела женщину, стоящую на потрескавшейся, замшелой асфальтовой площадке, заменявшей газон, меня словно осенило.

Освещение в арсенале всем лицам придает зеленовато-красный оттенок, но этой особе не льстил даже весенний солнечный свет. Женщина была маленьким, щуплым существом где-то от сорока до семидесяти лет, потрескавшимся и замшелым, как асфальт, на котором она стояла. Кожа на ее тощих руках свисала дряблыми складками, как шкура шарпея. Когда мы подошли ближе, я увидела, что то, что я сперва приняла за маску, было грунтовкой под макияж по крайней мере в четверть дюйма толщиной. Голову женщины покрывали завитки цвета фуксии, — наверное, это был парик. Розовое детское платье было ей велико, а босоножки на высоких каблуках, гармонируя с платьем, вступали в резкий контраст с волосами. Из ее рта, покрытого толстым слоем коралловой помады, свисала сигарета.

— Ко мне, Макс! — кричала она. — Иди к мамочке! Сюда, Макс!

Если бы она каждую неделю водила пса на занятия, то научилась бы сперва называть его по имени, а затем давать команду: «Макс, ко мне!» Однако для Рауди все это не имело значения: он был в восторге. Когда он подтащил меня к женщине на расстояние нескольких ярдов и уже собирался представиться, с противоположной стороны Уолден-стрит к нам бросился провинившийся Макс, гибкий черно-белый пойнтер с хорошей головой и длинным, полетным прыжком.

Должно быть, Рауди весил фунтов на тридцать больше Макса, а густая шерсть делала его еще более плотным; однако, несмотря на своей вес, он не был задирой. Пока пойнтер на него не набросился, Рауди, видимо, полагал, что тот ничего не имеет в виду, кроме безобидного обнюхивания или ритуального обмена беззлобным рычанием. Однако случилось так, что драка — как это иногда бывает — завязалась без обычных прелиминариев: поднятия шерсти дыбом, вопросительного рычания, хождения кругами, которые дают собаке время разобраться в истинных намерениях соперника. Секунда — и Макс устремляется на нас. Еще секунда — Рауди вырывает поводок у меня из рук, и оба пса свиваются в рычащую массу беспощадных зубов и вздыбленной шерсти. На слух драка была так же ужасна, как на вид: зверский обмен визгами боли, оглушительными боевыми кличами, гортанной собачьей руганью.