Олег ОВЧИННИКОВ - ИИ

• Название: ИИ
• Автор: Олег ОВЧИННИКОВ
• Жанр: Научная Фантастика

---

Олег ОВЧИННИКОВ ИИ

Красный или белый? - требует Михал Палыч. - Ну, красный. - А без ну? - Красный… думаю. - Ты не думай, ты режь. Щелк! Рука-клешня появляется из-за спины, кладет на несгораемый стол следующую «машинку». - Синий, зеленый или желтый?

- Синий… Да… синий.

- Ты режь, режь. Щелк!

Интересуюсь:

- Вам проводов не жалко?

- Не отвлекайся. Белый, желтый, голубой или красный?

- Белый. Нет, постойте… Голубой!

- Некогда стоять! Режь! Щелк!

- Может, хватит? А то уже руки дрожат.

- Давай, давай. Не все же на монетках и кубиках тренироваться.

- А в чем, простите, разница? Цепь же не замкнута.

- Умный! А сейчас? - Трехпалыч давит на кнопку.

- Эй, погодите!

- Некогда годить! Синий, зеленый, желтый, красный или белый?

- Желтый! Хотя… Стоп! Тут же два желтых!

- Наблюдательный! Левый или правый?

- Левый! - Щелк! И что-то такое в карей глубине под насупленными бровями. - И правый, правильно?

- Режь! - рычит шеф. После «Щелк!» шумно вздыхает. - Дальше!

- Да их тут двенадцать!

- А должно быть одиннадцать. Или десять. Давай!

- Не могу! Я уже не вижу.

- Так разуй глаза! Режь!

Щелк! И - Господи, Господи, помоги! Щелк!

- Все! Молодец. А теперь живо в буфет. Минералки там возьми, кофе. Заварное с кремом.

От облегчения слабеют колени. Выдыхаю так, что кажется: случись поблизости воздушный шар, надул бы с первой попытки. Предлагаю на радостях:

- Может, сначала прибрать?

- Живо, я сказал! - Рука-клешня цепляет за шею, тащит за собой. Выходим почти бегом. Уже в коридоре вспоминаю:

- А дверь?

- Да что дверь?

Михал Палыч вжимается в стенку за поворотом. И меня вжимает, за компанию. Вдруг - бах-барабах! Выглядываю - дверь на полу, рядом ошметки штукатурки. Лаборант Сашка таращится из кабинета напротив. Увидев меня, улыбается понимающе, изображает лицом: «Се ля ви, старик» - и уходит к себе.

- Вот стол - да, жалко, - как ни в чем не бывало заканчивает шеф. - Не напасешься на вас.

- Так вы… Так вы там… Серьезно? - бормочу, а у самого губы дрожат.

- Не ной. Не так уж серьезно. Там таймер на десять секунд. - И вдруг - о, чудо! - кажется, начинает оправдываться: - А как с вами еще? Привыкаете ведь, расслабляетесь…

- Аесли бы… - Глотаю комок размером с кулак. - Ну… Не успели?

- Ну… Даже не знаю, - изрекает шеф и чешет подбородок трехпалой лапой.

Пора привыкнуть, говорю я себе, третий месяц пошел, так что пора привыкнуть. И - не могу.

В первый раз я увидел будущего шефа весной на экзаменах. Он сидел за столом между семинаристом и поточным лектором. Этих двух я знал, потому что время от времени (чаще не получалось) появлялся на лекциях и семинарах, а вот могучий старикан в черном костюме, похожий на огромного сыча, заставил меня поволноваться. Он молчал всю дорогу, пока я отвечал билет, и не задал ни одного дополнительного вопроса, только выстукивал по столу дробь, в которой словно бы чего-то не хватало, и зыркал из-под бровей так, что думалось невольно: «Ну все, приятель, вот и кончилась твоя пятерочная полоса». Однако обошлось.

Через полчаса он отловил меня в коридоре по дороге в буфет. Предложил отойти в сторонку, взял за пуговицу и представился:

- Меня зовут Михаил Павлович. Для краткости - Михал Палыч. За глаза - Трехпалыч, вот из-за этого… - Махнул перед лицом своей клешней. - Кстати, я не обижаюсь.

- Очень приятно, - пробормотал я, слегка ошеломленный его откровенностью.

- Да… - Он сунул в рот папиросу, пожевал, не зажигая, и спрятал в кулак. - Касательно экзамена. Вы сколько вопросов выучили? Только честно.

- Честно? - Я пожал плечами. - Ну, половину.

- А еще честнее? - Карие глаза прищурились требовательно.

- Два, - неожиданно признался я. - Один из первой половины и один из второй.

- Два из шестидесяти четырех… - пробормотал он и снова пожевал папиросу.

- А что?

- Отвечали чересчур уверенно. Особенно про Гауссиан - преподаватель еще вопрос задать не успел.

- Допустим, - ощетинился я. - И что теперь? Переэкзаменовка?

- Да нет, зачем же. Вы, кажется, в буфет шли?

- Ага.

- А почему в этот? На седьмом этаже ведь ближе.

- Да, но там сейчас убирают, - ляпнул я.

- Так вы поднимались на седьмой? Я вздохнул.

- Вообще-то нет.

- Понятно. А что у вас в пакете? Ну-ка, живо!

Я, признаться, спасовал перед такой бесцеремонностью. Послушно развел в стороны полиэтиленовые ручки. В пакете не было ничего, кроме зачетки и зонтика.

Михал Палыч кивнул и спросил невпопад:

- А чем вы вообще планировали заниматься после университета? Вот это «планировали» меня сразу насторожило. Я не ответил. Во-первых, не знал как; во-вторых, просто не успел.

- Хотя зачем ждать? - продолжил мысль без пяти минут мой шеф. - У вас ведь каникулы сейчас начнутся. Хотите подработать? Денег много не обещаю, вы же пока по совместительству, зато скучно не будет. Опять же столовая у нас хорошая, недорогая. График работы - гибче некуда. Что еще…

Он много чего еще говорил, этот странный могучий старикан, а я смотрел на него, как мышонок на сыча, иногда даже кивал, только в конце решительно тряхнул головой и спросил:

- Постойте! Почему вы так уверены, что я соглашусь?

Михал Палыч ничего не сказал. Но зыркнул так, что пропала охота переспрашивать.

- Бери чистый лист. Пиши. По центру - два икса, римское двадцать. Дальше с красной строки. В толпе гостей пустое место, вокруг прозрачная стена. Тоска в груди. И взгляд на кресло, где миг назад была она. Написал?

- Сейчас, секунду… Написал. Это стихи, да? - сообразил я.

- Гений! - вздохнул шеф. - Напомни потом, чтобы поднял тебе зарплату. Ты что, все в одну строку записал?

- Ну да. Вы же не предупредили…

- Ладно. Бросай листок в корзину, бери чистый. Пиши с начала. Римское двадцать. Дальше… Каждый раз, когда я делаю паузу, начинай с красной строки и с заглавной буквы. Понятно?

Я кивнул.

Михал Палыч отвернулся к окну, закурил и продолжил диктовку. В толпе гостей пустое место, Вокруг прозрачная стена. Тоска в груди. И взгляд на кресло, Где миг назад была она. Ушел в себя, вернусь едва ли, Засим адью, прощайте, vale.

- Вале - тоже с большой буквы? - уточнил я.

- Нет, с маленькой. С маленькой латинской буквы. Или ты уже написал?

- Нет-нет, - поспешил откреститься я, добавив про себя: «Слава Богу!»

- Тогда пиши дальше.

Но выход в свет есть выход в свет, Итра-ла-ла-ла-ла лорнет…

- Тра-ла-ла-ла-ла? - на всякий случай переспросил я.

- И тра-ла-ла-ла-ла лорнет, - терпеливо повторил шеф. - И прекрати меня перебивать. Пиши.

Блеснул насмешливо, игриво: «Еидепе, вы где?Вернитесь к нам!» Вздохнул: «Оставьте! Что я вам?», Однако отвечал учтиво: «Яздесь, мадам, у ваших ног». Но эта встреча… Что за рок!

- Записал… Хорошо, тогда пиши дальше. Отступи немного. По центру - римское двадцать один. И с красной строки. Казалось, все давно остыло…

Михал Палыч продиктовал еще одиннадцать строчек и замолчал - до того внезапно, что я спросил на свою голову:

- А дальше?

- Дальше сам.

- Опять двадцать пять! Что сам-то?

Он раздавил папиросу в пепельнице и закурил новую. Глубоко затянулся и с наслаждением выпустил целое облако ядовитого дыма.

- Так. Бери чистый лист. Пиши.

- А на компьютере, я извиняюсь, нельзя?

- Нет. Помнишь анекдот про миллион обезьян за пишущими машинками?

- Это про «Войну и мир»? Ну.

- Не нукай! Брехня это. Только от руки. Моторная функция, связь с мозгом.

- Не понял.

- Ты и не должен. Пиши. По центру - римское двадцать. С красной строки. В толпе гостей…

Передний край сиденья впивался в бедра. Кто только выпускает такие стулья? И табак Трехпалыча сегодня вонюч как сорок тысяч раздавленных клопов. Хоть плачь. Садист! Садист, палач и инквизитор! Нет, не так. И инквизитор, и палач.

Сам не знаю, зачем я записал это на листке, когда шеф в очередной раз закончил свой диктант.

- И всякий сам себе, хоть плачь, и инквизитор, и палач, - промурлыкал Михал Палыч, который, оказывается, уже минуту стоял за моим плечом. - Ну вот, можешь же.

- Тра-ла-ла-ла-ла, - пробормотал я.

- Что?

- Нина Воронская - кто это?

- Долго объяснять, - поморщился шеф. - Зачем тебе?

- Это ведь она была вместо «тра-ла-ла-ла-ла»? Убейте меня, если я знаю, кто это, но там точно было: «И Нины Воронской лорнет блеснул насмешливо, игриво», да? Скажите, да?

- Да, да. - Он взмахнул трехпалой лапой. - Или нет. Это же только вероятности… Ты не отвлекайся, пиши дальше.

- Что дальше? Что дальше-то? Вы этого хотите? Этого? - Я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы жгучей и какой-то детской обиды. А может, дело было в табачном дыме. - И перестаньте пыхтеть мне в лицо, вы… вы…

Буквы подпрыгивали на месте, строчки наплывали друг на друга, но рука, как ни странно, писала. И остановилась не раньше, чем вывела внизу страницы: «Как сердце бешено стучит при виде чувственных ланит», потом перевернула листок, поставила в центре XXV и закончила чем-то совсем уж хрестоматийным: «Ужель та самая Татьяна».