Хорхе Вольпи - В поисках Клингзора

• Название: В поисках Клингзора
• Автор: Хорхе Вольпи
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-032446-4

Критики писали: «Что это? Шпионский роман — или детектив? Роман нравов — или научный триллер? Роман, который вобрал в себя все эти жанры и создал из них жанр новый…»

Поиски таинственного ученого, сотрудничавшего с нацистами во время Второй мировой…

Поиски истины, которые превращаются в завораживающую интеллектуальную дуэль между американским физиком Фрэнсисом Бэконом и немецким — Густавом Линксом…

Но что такое истина?!

---

Бэкон уже убедился, что эти неприятные сцены происходили с астрономической точностью раз в четыре недели. Он старался с иронией воспринимать эту неизбежную огорчительную сторону своего жениховства, которая, мысленно усмехался он, очевидно, уравновешивалась более отрадными ощущениями после ссоры, когда провинившаяся невеста буквально осыпала его поцелуями.

Мать Бэкона познакомилась с Элизабет на одном из светских приемов за многочасовой партией в бридж. Обе женщины успели вдоволь наговориться и понравились друг другу. «Эта девушка — просто прелесть!» — восторженно говорила Рэчел сыну и вовсю ее расхваливала — какая та красивая, талантливая (изучает живопись в одной из нью-йоркских школ!), но самое главное — какие богатые у нее родители. Элизабет была единственной дочерью преуспевающего банкира из Филадельфии, который потакал любым прихотям своего чада. Мать буквально за руку привела Бэкона в ресторан французской кухни на Пятой авеню, где состоялось его знакомство с Элизабет. С первого взгляда он понял, что этой девушке суждено занять важное место в его жизни, но не из-за тех качеств, что расхваливала мать, ему понравилось совсем другое: маленькое, словно у девочки, тело, непокорные вьющиеся волосы, которых не удерживали шпильки, ее привычка, вопреки приученности к хорошим манерам, перебирать пальцами выбившиеся из прически пряди. Его завораживала агрессивность в поведении Элизабет, присущая всем избалованным детям, ее дерзкие выходки казались ему лишь попытками скрыть от окружающих свою неспособность справиться с жизненными трудностями. В общем, если разобраться до конца, Элизабет нравилась ему потому, что была полной противоположностью Вивьен!

В тот день в ресторане после съеденного омара она разоткровенничалась и в ожидании шоколадного десерта рассказала Бэкону о том, что, по ее разумению, хотел бы услышать от девушки молодой, не обремененный предрассудками ученый. Говорила о своем увлечении живописью, о том, как важны для нее искусство и независимость, о том, что считает деньги одним из многих способов оставаться счастливой. Однако Бэкон — под воздействием шампанского и особой, казавшейся ему очень чувственной, нотки в высоком голосе девушки — едва ли постигал смысл ее слов. Он ни разу не взглянул ей прямо в глаза, зато без труда сосредоточил внимание на том, чтобы мысленно нарисовать форму грудей под вишневого цвета блузкой, наверняка упакованных в тонкое ажурное белье европейского производства. Элизабет тем временем с умным видом продолжала свою лекцию по истории искусства в уверенности, что сидящее перед ней будущее светило науки по достоинству оценит ее образованность и неизбежно влюбится.

Из ресторана вышли вместе. Бэкон, словно желая убедиться в широте взглядов своей новой знакомой, тут же, на улице, взял ее за руку, а потом даже попытался поцеловать. Элизабет в точности следовала известным рекомендациям относительно того, как заполучить молодого человека в мужья: пощечина получилась такая звонкая, что на звук оглянулись прохожие. Потом суровым голосом она потребовала от него вести себя как подобает джентльмену и немедленно проводить ее домой. Старый прием опять сработал — Бэкона ошеломило неожиданное проявление силы в этом хрупком существе, и он высказал пожелание встретиться вновь. Выждав несколько томительных секунд, Элизабет нехотя согласилась. С того дня их свидания случались не реже чем дважды в неделю — как правило, в субботу утром и в воскресенье вечером. Но лишь через месяц жаждущие губы Бэкона были допущены к неприступной тверди ее сомкнутого рта.

Вообще-то Бэкон всегда критиковал лицемерную буржуазную мораль. Но стоило ему оказаться подле Элизабет, как его убеждения рушились, не выдерживая испытания действительностью. Конечно, у него имелась Вивьен, которая до трех раз в неделю ложилась с ним в постель без всяких ухаживаний и церемоний, но это не ослабляло его влечения к Элизабет именно потому, что та не позволяла прикасаться к себе. Он совсем запутался в своих ощущениях и, наслаждаясь роскошными формами тайной любовницы, мечтал о девчоночьем теле Элизабет, чьи нескончаемые занудные монологи, в свою очередь, вызывали у него вожделенные воспоминания о безмолвной Вивьен.

Бэкон прекрасно понимал, что законы, действующие в человеческом обществе, так же неизменны, как в классической механике. Рано или поздно то двойственное положение, в котором он очутился, должно разрешиться единственно возможным способом: женитьбой на Элизабет. Бросить очаровательную девушку, которую все вокруг безоговорочно прочили ему в жены, ради какой-то убогой чернокожей простолюдинки? Нет, такого Бэкону не простили бы ни мать, ни друзья, ни даже его учителя и коллеги! Ему не оставалось ничего другого, как покориться всесильной судьбе. Свежим мартовским вечером 1942 года при свете луны, как и подобает по канонам романтизма, он вручил Элизабет купленное накануне обручальное колечко с голубоватым бриллиантиком. Та, в порыве ликования, одарила жениха чувственным поцелуем, и ее кошачий язычок впервые проник к нему в рот, облизывая его жадно и быстро, словно хозяйка, у которой долгое время руки не доходили до дальнего чулана, собралась наконец вытереть накопившуюся там пыль. А потом, обнимая жениха на прощание, она взяла его руку и положила ее себе на левую грудь. Только тогда, ощутив под ладонью гладкую сатиновую ткань платья, Бэкон понял, что подписал собственный приговор.

Теперь Элизабет все свое свободное время занималась тем, что ходила по магазинам и изучала бесчисленное количество свадебных платьев, хотя даже даты бракосочетания еще не назначили (Бэкону предстояло прежде договориться об отпуске, отправиться в Филадельфию и получить формальное благословение отца невесты). Во время свиданий только и разговоров было, что о рисунке цветочных узоров на материи. Элизабет разъясняла все премудрости пошива с той же дотошностью, с какой раньше рассуждала о сюрреализме и авангардизме: у этого платья — огромные красивые рукава в средневековом стиле, но белый цвет слишком монотонный; у другого прекрасное тонкое кружево, зато складочек маловато; а третье было бы совсем замечательное, если бы не эти нелепые воланы на подоле! Правильный выбор не находился, и сделать его, как догадался Бэкон, было труднее, чем вывести формулу квадратуры круга.

Помимо захватившего Элизабет увлечения цветочками, оборочками и кружавчиками, Бэкон открыл в ней в этот предсвадебный период еще одну новую для себя черту — все усиливающуюся ревность. Элизабет стала требовать от него более частых посещений; чтобы просто побыть возле нее пару часов, ему теперь приходилось ездить из Принстона в Нью-Йорк помимо суббот и воскресений также в другие дни недели. Причем эти встречи даже не стали более интимными; если уж мы столько ждали, охлаждала его пыл Элизабет, почему бы не потерпеть до брачной ночи?

Элизабет стала добиваться от него отчетов обо всех делах и перемещениях за день. Три основных вопроса — куда ходил, зачем и с кем — она заучила наизусть и произносила безошибочно, как «Отче наш». Любое случайно сорвавшееся с языка лишнее слово, противоречивое замечание или непонятная обмолвка немедленно влекли за собой подробный допрос, который мог длиться часами и, в лучшем случае, завершался по телефону после возвращения Бэкона в Принстон. Все его поступки, не относящиеся к категории «для любимой женщины», сами собой попадали в разряд «против любимой женщины». В понимании Элизабет, научные конгрессы, учебные занятия, работа в институте лишь служили Бэкону формальным алиби, а по сути были проявлениями неверности.

Уже не раз задавал он себе вопрос, почему терпит эти тюремные порядки, унизительные допросы. Долго искать ответа не приходилось: просто он чувствовал себя виноватым. Несмотря на вспышки озлобленности, Элизабет верила ему; получалось, что ее наигранные сцены ревности на самом деле имели основание. Ему хотелось, как он и признался в разговоре с фон Нейманом, чтобы в отношениях с невестой ничего не менялось.

В конце марта 1942 года фон Нейман сообщил Бэкону, что достопочтенный профессор Курт Гедель через несколько дней представит на заседаниях ученого совета института свои новые работы. Как раз в эти дни Бэкон обещал Элизабет съездить вместе в Филадельфию. Выслушав от него новость, а также объяснения важности предстоящего события и предложение перенести поездку на следующий месяц, она просто послала жениха к черту вместе с его дурацкой работой… Элизабет не раз грозила разрывом, но потом всегда сама искала встречи, так что в данном случае Бэкон решил даже не оправдываться. Его интерес к Геделю был слишком велик, чтобы обращать внимание на женские капризы. Ему даже подумалось, что неплохо бы отдохнуть от нее недельку-другую и заодно хорошенько подумать о своем двусмысленном положении.