Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»

• Название: «Нагим пришел я...»
• Автор: Дэвид Вейс
• Издательство: Правда
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

«Нагим пришел я…» – это биографический роман о жизни и творчестве великого французского скульптора Огюста Родена. Дэвид Вейс (хорошо известен его роман о жизни В. А. Моцарта «Возвышенное и земное») – большой мастер биографического жанра сумел создать в романе «нагим пришел я…» художественный образ Родена, нарисовать живо и интересно эпоху, в которую он жил и творил, его окружение.

---

Никто не известил Огюста о дальнейшей судьбе посылки, хотя его уведомили, что в Лондоне получили статую. Много месяцев спустя он прочел в газете, что на конкурсе было представлено тридцать семь проектов и победителем оказался Ричард Бельт. Проект Родена даже не упоминался.

Он написал организаторам конкурса, но ответа не получил. Наконец, потеряв уже почти всякую надежду, он послал умоляющее письмо своему старому другу Легро. Легро сообщил Огюсту, что не обнаружил и следов его работы, и посоветовал поскорее приехать в Лондон самому. Памятник словно в воду канул. Легро предполагал, что британцы просто уничтожили его, поскольку он оскорблял их чопорность. Огюст поблагодарил Легро и решил впредь ставить подпись на самом видном месте. Он понимал, что нельзя оставить это дело без внимания, но денег на поездку в Лондон не было.

И к тому же он работал над «Беллоной». Безразличие, проявленное к его «Байрону», привело Огюста в бешенство, и он решил, что есть лишь один путь отмщения: участвовать и победить в конкурсе на памятник, посвященный осаде Парижа. С тех пор как окончилась война, его не покидало намерение выразить свое отношение к хвастливым победителям – создать олицетворение Родины таким, каким он его себе представлял: мужественным, непокоренным, в образе Жанны д'Арк, девушки из Лотарингии, такой, как Роза.

Роза была в восторге, что он избрал ее моделью для Жанны. Она позировала радостно, с видом победительницы и вновь обрела облик той девушки, за которой он некогда ухаживал. Лицо у нее ожило, от усталости не осталось и следа, она вновь стала миловидной, одушевленной, полной веры в себя, она наслаждалась, чувствуя себя незаменимой.

Но это счастливое выражение лица совсем не устраивало Огюста. Он затеял с ней спор, перечисляя проступки сына, который вновь вышел из повиновения, – мальчик не проявлял никакого интереса к новой работе отца, ведь он видел маму каждый день. И Роза, защищая сына, бросилась в атаку на Огюста со свирепостью тигрицы.

Вот это мне и нужно, обрадовался он.

Но когда закончил в терракоте бюст в виде богини войны, увенчанной шлемом, то решил, что бюст мал для памятника, хотя и остался им доволен.

Этот бюст он использовал для одной из двух героических фигур – новой фигуры богини войны, которая в победно-гордой позе возвышалась над телом раненого воина. Роден придал лицу этой новой Беллоны выражение ярости и непокорности, то, что ощущал сам, – и дал ей крылья, желая показать, что Франция непобедима даже в обороне. Композицию он назвал «Богиня войны», но затем переименовал ее в «Оборону» и отослал группу на конкурс в Курбэвуа[59]. Работу он разборчиво и на самом видном месте подписал: «О. Роден».

После долгого ожидания судьи конкурса сообщили, что проект его был отвергнут при первом же отборе. Тридцать проектов выдержали первичный отбор, но не «Оборона». Лишь одно служило утешением Огюсту в ужасном чувстве безысходности, овладевшем им: на этот раз ему возвратили работу.

8

Это был год неудач. К концу года у Огюста уже не оставалось денег, а признания он так и не добился. Будущее казалось столь беспросветным, что когда Каррье-Беллез предложил Огюсту работу на Национальной фарфоровой фабрике в Севре – с условием, что ему будет предоставлено время на собственную работу, – он сразу согласился[60].

Каррье-Беллез, он был теперь художественным директором знаменитой фабрики, беседовал с Огюстом не как начальник, а, скорее, как учитель. Он не стал поминать старого, а только сказал:

– Мне нужен человек с вашим мастерством и талантом. В последнее время я много слышал о вас.

– И как говорят?

– Как о моем ученике. Когда-то я мог счесть это за оскорбление, но теперь вы достигли многого. Не сомневаюсь, что вы будете создавать прекрасные рисунки для наших ваз.

– В качестве вашего ученика? Ведь я никогда у вас не учился. Я был подмастерьем, но не учеником.

– Но воспользовались моим именем, представляя работу в Салон.

– Надо же было на кого-то сослаться. Но тогда я подписал свою собственную работу.

– Нельзя быть таким обидчивым, Роден. Работа у меня принесла вам пользу. И побольше терпения, ваше время еще придет.

– Все только и говорят мне о будущем, но никто не хочет помочь. У меня самое многообещающее будущее и никаких надежд в настоящем.

– У нас вам будет неплохо. Мы делаем прекрасный фарфор. Он известен во всем мире. Это достойная работа.

Огюста удивило дружеское отношение Каррье-Беллеза. За все время работы у него Каррье-Беллез ни разу не удостоил его столь продолжительной беседы. Огюст поднялся, но Каррье-Беллез остановил его.

– Роден, вы думаете, достаточно добиться успеха, – и это все? – сказал он ему с чувством. – Нет, скульптор еще должен обладать неистощимым запасом сил.

Каррье-Беллез восседал в кресле, словно одряхлевший властелин, длинные усы печально повисли, а некогда красивое лицо выражало тоску. Огюст хотел было проявить участие, но хватит ему и своих забот. И хотя он очень нуждался в деньгах, все же решил уточнить:

– Значит, у меня будет свободное время? Обещаете?

– Клянусь богом, мосье Роден.

Казалось, Каррье-Беллез не хочет его отпускать – старику, видимо, очень одиноко, и Огюст вдруг почувствовал себя тоже состарившимся. Ему уже почти сорок, а он так и не достиг признания, которого так жаждал. И впереди еще столько работы. Он смотрел на свои сильные, подвижные пальцы, и сердце наполняюсь новой надеждой. Мысль о том, как глина под его руками обретает жизнь, была вознаграждением за все невзгоды. Он будет трудиться над созданием ваз и минуты отсутствия вдохновения. А лепить – пока в нем есть хоть искра жизни. Но надо найти более подходящие модели, а то дело не двинется с места.

– Искусство, – шептал он про себя, – о ты, всесильное божество.

Глава XXIII

1

Пеппино стоял на пороге. Ведь мэтр написал ему, и этого вполне достаточно, с обычным красноречием объяснил он Огюсту. Но лицо красавца итальянца приняло кислое выражение, когда он заметил бедность мастерской. Оправившись от изумления, Огюст поспешил заверить Пеппино, что это лишь временное помещение.

Огюст не рассчитывал, что итальянец откликнется на его письмо; он написал Пеппино, движимый стремлением найти модель, которая удовлетворяла бы его, вдохновила бы на создание чего-то достойного. И вот теперь, словно из-под земли, перед ним предстал не только Пеппино, но и Сантони и некая молодая особа.

– Я вас еле-еле отыскал, – с упреком сказал Пеппино. – Я искал мосье Родена, скульптора, а вы всюду именуетесь просто О. Роден. Вы слишком скромны, маэстро.

– Прямиком из Италии? – спросил Огюст. Сантони внес уточнение:

– Мы, так или иначе, собирались приехать в Париж, сеньор, но, зная, что вы скульптор, мы думали, будет хорошим divertimento[61] позировать вам. Поэтому сразу и пришли к вам. И не думали, что у вас такая скромная мастерская.

Огюст был слишком доволен их появлением и теперь, когда первое удивление прошло, даже начал находить это забавным. Он заметил, что на чужбине Сантони казался еще экспансивнее. Интересно, насколько можно им верить.

Пеппино с жаром сказал:

– И еще мы оказали вам величайшую услугу, маэстро. Привезли с собой прекрасную женскую модель. – Широким жестом он представил Огюста Анетте.

Анетта, как отметил про себя Огюст, была хорошенькой, плотной, хорошо сложенной француженкой; она походила на тех кокоток, что обитали в бистро за углом. Огюст нахмурился, не зная, что ответить. Он не был уверен, сможет ли нанять одного натурщика, не говоря уже о трех.

– Capisto![62] – воскликнул Сантони. – Я все понимаю. Идем, Анетт, идем, Пеппино, я же говорил тебе – это глупая затея.

– Подождите, – сказал Огюст. – Мне не нужны три натурщика, по крайней мере сейчас, но один нужен. – Но как решить кто? – Сантони красивее Пеппино, но Пеппино более пластичен и изящен. Огюст прибавил: «Мне нужен натурщик, на которого я могу рассчитывать. Пеппино, а как же la belle Italia? Когда вы собираетесь туда возвратиться?»

– Никогда.

– Я думал, вы любите родину.

– Я ее люблю. Mamma mia, очень люблю. Но на жизнь там не заработаешь.

Огюсту стало ясно: он берет Пеппино. В момент искреннего признания на лице итальянца появилось выражение строгой суровости.

– Маэстро, я не могу вернуться. Италия слишком бедна.

– Значит, мое письмо ни при чем?

– Его нам переслали. Я думал, если у вас были деньги на путешествие по la belle Italia, то найдутся и па натурщика. Но в вашей мастерской нельзя выдержать и часа. Тут превратишься в ледышку!

У рассерженного Огюста кровь прилила к лицу, но, когда они собрались уходить, он сказал:

– Я поставлю еще одну печку.

– А сколько вы будете платить? – спросила Лметта.

– Мне нужен один Пеппино, – ответил Огюст. Сантони спросил:

– А надолго ли он вам потребуется?

Огюст сознавал, что они его шантажируют, но отдал Пеппино все наличные деньги, чтобы доказать серьезность своих намерений: десять франков, пятнадцать су и пару луидоров. Он сказал, что будет платить Пеппино за каждый день позирования, и велел итальянцу прийти завтра, в воскресенье. Пеппино принял деньги не моргнув глазом, после чего удалился вместе с друзьями.