Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»

• Название: «Нагим пришел я...»
• Автор: Дэвид Вейс
• Издательство: Правда
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

«Нагим пришел я…» – это биографический роман о жизни и творчестве великого французского скульптора Огюста Родена. Дэвид Вейс (хорошо известен его роман о жизни В. А. Моцарта «Возвышенное и земное») – большой мастер биографического жанра сумел создать в романе «нагим пришел я…» художественный образ Родена, нарисовать живо и интересно эпоху, в которую он жил и творил, его окружение.

---

Огюст готов был проползти по всему полу капеллы, чтобы рассмотреть потолок со всех точек, но длинная продолговатая комната до отказа заполнилась людьми. И так приходилось нелегко: посетители чуть не наступали на него.

Огюст, взволнованный, поднялся на ноги. Он тоже призван создавать свои творения. И не подражая Микеланджело, не подражая никому на свете – он горел желанием идти своим собственным путем в скульптуре. Его учили верить в свои силы, но до сих пор он только говорил, что верит в них. Теперь он верил по-настоящему.

Встреча с Микеланджело разрушила все его планы. Огюст решил во что бы то ни стало увидеть «Моисея». «Моисей» произвел на него огромное впечатление, из всех работ флорентийца эта доставила ему наибольшее удовлетворение. Руки «Моисея» – о чудо! Лишь один день он посвятил осмотру Рима, Форума, Колизея, но все это не тронуло его, хотя древний Рим нравился ему больше, чем современный город. Еще несколько часов ушло на музеи, где он видел новые скульптуры Кановы и портретные бюсты Бернини, которые ему понравились. Но тайный голос шептал, что эти посещения лишь уловка, желание оттянуть начало собственной работы. Через несколько дней после посещения Сикстинской капеллы, влекомый силой еще более непреодолимой, чем та, что привела его в Италию, он решил как можно скорее двинуться в обратный путь, в Бельгию, в свою мастерскую.

Охваченный все той же жаждой творчества, он стоял у двери дома в Брюсселе и нетерпеливо стучал, надеясь, что в мастерской все готово для работы. Он отсутствовал всего месяц. Роза должна быть довольна, что он так скоро вернулся. Она с растерянным видом стояла в дверях.

– Ничего не случилось?

– Ничего, – ответил он сердито. – Мне надо работать.

– Работать?

– Ты недовольна, что я вернулся, дорогая?

– А ты рад меня видеть, Огюст?

– Глупый вопрос, – проворчал он. – Иначе бы я не вернулся.

Огюст направился прямо в мастерскую. Все было в полном порядке. Она отлично заботилась обо всем.

Новое пламя творчества охватило его, Роза угадала это по тому, как критически, недовольно осматривал он свои старые работы.

– Весьма посредственно. Слабо. – Он вспомнил, что в последнее время не уделял достаточно времени рисованию. Им овладело вдруг безумное желание разрушить все созданное до сих пор, но он понял, что это глупо. И все же он ненавидел свои последние работы.

Роза спросила:

– Микеланджело действительно выдающийся?

– Выдающийся? – Он хотел объяснить ей, что Микеланджело пробудил в нем неудовлетворенность собой, но разве до нее дойдет это? – Не такой уж выдающийся, – добавил он, ему хотелось с кем-то поделиться своими мыслями; новые впечатления так и рвались наружу. – Во многом скульптуры Донателло более разнообразны, более изящны, чем Микеланджело. В скульптурах Микеланджело немало однообразия, они слишком атлетичны, мускулисты, иногда до преувеличения, до искажения.

– Тогда почему ты так взволнован?

– Ничем я не взволнован. – Он с презрением уставился на недавно сделанные небольшие бюсты. – Эти штучки в стиле рококо – грехи моей молодости.

– Мне они нравятся.

– Они должны тебе нравиться. Она вспыхнула, словно он ее ударил. Почувствовав вину, он вдруг сказал:

– Не надо было оставлять тебя, но на поездку вдвоем не было денег.

– Скажи, Огюст, Микеланджело великий скульптор, правда? Величайший из всех – ты так говорил.

– Что значит величайший? – рассердился он. – Каждый выдающийся скульптор и художник велик сам по себе. Искусство ведь не скачки, не состязание.

– Ты его любишь?

– Люблю? Разве можно любить другого скульптора или художника? Можно уважать, восхищаться, учиться у него, но любить – это не столь важно.

– А чему ты научился у Микеланджело?

– Что чувства надо претворять в дела. Что скульптор должен вечно изучать анатомию человеческого тела, человека в движении. Да, конечно, все это было мне известно и прежде, но в его скульптурах это звучит особенно убедительно. И еще, если ты веришь в то, что делаешь, ничего не должно стоять у тебя на пути.

– Тебе понравился собор святого Петра?

– Его архитектура грандиозна, но в Ватикане столько всякой ненужной ерунды, столько навешано фиговых листьев, что это портит такие прекрасные вещи, как «Пьета» Микеланджело.

– Ты богохульствуешь.

– Я предпочитаю говорить прямо, без околичностей.

– Но все-таки поездка не была напрасной?

– Я должен был воочию увидеть Микеланджело. – Роза была озадачена, и он пояснил: – Я понял, что должен смотреть всеми своими чувствами, а не только глазами. – Это озадачило ее еще больше.

Не зная, как поддержать его, Роза сказала:

– Но теперь ты не будешь беспокоиться о своей работе.

– Нет, буду беспокоиться, но каждый раз, принимаясь за что-то новое, буду твердо верить, что получится шедевр.

– Какой же толк от поездки, если она не принесла тебе покоя?

Огюст не стал больше пускаться в объяснения. Но он был доволен и тронут ее участием.

– Конечно, я съездил не напрасно, – с гордостью сказал он. – Милая Роза, я потратил всего шестьсот франков, меньше, чем за отливку в бронзе одного бюста. – И еще он многое познал и вернулся назад с огромным запасом энергии[45].

Глава XIX

1

Прошло полгода, и вот в своей мастерской на улице Вургместр в Брюсселе Огюст раздумывал, сравнивая скульптуру из глины и натурщика, и спрашивал себя, удалось ли ему в этой вещи выразить нечто свое, личное. Он работал над этой фигурой все время после п (вращения из Италии, и вот теперь она наконец почти закончена. Скульптура в человеческий рост, он назвал ее «Побежденный». Стройный нежный юноша сей своей позой выражал страдание, правой рукой он сжимал рану на голове, левой напряженно опирался а копье.

– Можешь сесть, – сказал он натурщику Нейту Модому бельгийскому солдату.

Юный Нейт перестал мерить шагами холодную мастерскую и сел, закутавшись в старое одеяло.

После многих бесплодных недель Огюст наконец добился того, чтобы Нейт держался естественно, спокойно и непринужденно сидел или ходил по мастерской. Но, господи, скольких это стоило усилий! Он увидел солдата в магазине, где тот подыскивал бронзовую статуэтку в подарок невесте. Огюста поразили его прекрасная осанка и его обаяние. Хорошо, что Нейт понятия не имел об искусственных позах профессиональных натурщиков. Какую бы позу ни принял Нейт, она всегда была непринужденной.

Но Нейт, понятия не имевший об искусстве, наотрез отказался позировать обнаженным. Солдат счел это неприличным и унизительным для мужчины, и только обещанные десять франков в час заставили его согласиться. Нейт не представлял себе всей огромности работы, и по мере того, как росло количество часов, потраченных на позирование, сокращалась и его плата. Но теперь, хотя Нейт утомился, а скульптор задолжал за много месяцев, он был захвачен этим процессом создания своего двойника и мечтал увидеть конечный результат. Нейту не верилось, что у него такой чувственный, почти женственный вид. Если бы его товарищи-солдаты узнали, что он позирует, его засмеяли бы или решили, что он спятил. Нейт убеждал себя, что согласился только ради платы, но он и понятия не имел, что его тело может быть столь интересным и удивительным.

Устал он страшно. Казалось, это воскресенье никогда не кончится. Уже стемнело, он опаздывал на свидание к невесте, а скульптор все работал, словно подчиняясь какой-то высшей воле. Нейт спросил:

– Вы хотите, чтобы я еще вам позировал, мэтр?

– Возможно.

– Она уже почти закончена?

– Почти.

– Вы закончите ее завтра? Или на следующей неделе?

Огюст пожал плечами. Она будет закончена в свое время. Время теперь исчислялось лишь днями, когда он работал над «Побежденным». Он не предпринимал больше поездок для посещения музея или собора. Ничто не должно его отвлекать, даже Роза, и вот теперь «Побежденный» почти готов.

– Кто там? – спросил Нейт, услыхав шаги в коридоре.

– Это моя экономка. А теперь глубоко вдохните, чтобы расширилась грудь. – Огюст определил по звуку шагов, что это Роза. Он представил себе, как она со злобой и ненавистью глядит на дверь мастерской. Начав лепить Нейта, он запретил ей входить сюда. Она никак не могла примириться с тем, что Огюст держит «Побежденного» в секрете от нее; она чувствовала себя чужой в собственном доме и говорила ему об этом. Но он не обращал внимания.

Нейт вдруг сказал снова углубившемуся в работу скульптору:

– Вы знаете, свободного времени у меня теперь в обрез. Скоро начнутся полевые маневры. Неужели придется еще позировать?

– Не знаю. Помолчите. И не двигайте руками. Из-за холода и усталости Нейт машинально сжал руки в кулаки, и мускулы выступили напряженными, застывшими шарами.

Огюст лепил быстро и уверенно. Вот поза, которая ему нужна. Глина под его пальцами казалась ему живой плотью. Он сделал впадину у ключицы, в соединении плеча и шеи, там, где тело, даже самое сильное и мужественное, наиболее нежно.