Мика Валтари - Императорский всадник

• Название: Императорский всадник
• Автор: Мика Валтари
• Жанр: Исторические приключения

Судьбы реальных исторических лиц — Клавдия и Мессалины, Сенеки, молодого Нерона, борьба за власть, дворцовые интриги, коварные и жестокие убийства, кровавая месть передаются через восприятие молодого римлянина Минуция Манилиана, героя романа известного финского прозаика Мика Валтари.

Минуций в стремлении сделать военную карьеру отправляется в Британию, затем жизненные дороги ведут его в Коринф, Афины, Киликию, после же возвращения в Рим он становится свидетелем и участником кровавых событий при дворе цезаря. Женщины в жизни Манилиана — Лугунда, дочь одного из царей бриттов, Клавдия, Сабина, Поппея — не дают ему счастья, но во многом определяют его судьбу, ибо каждая из них является представительницей определенного слоя римского общества, быт и нравы которого столь ярко и достоверно рисует автор романа.

---

Клавдия же эти побоища просто вывели из себя, поскольку оторвали от сладостных утех нового брака. И уж совсем он взбеленился, когда Совет иудеев осмелился напомнить, что без поддержки евреев ему никогда не удалось бы стать императором. Дело в том, что собутыльник Клавдия Ирод Агриппа получил от богатых евреев Рима некую сумму, в которой Клавдий крайне нуждался, чтобы после убийства Гая Калигулы подкупить преторианцев. Клавдию следовало платить за ссуду грабительские проценты, а потому об этой истории нельзя было напомнить, не задев его самолюбия.

Багровые щеки старого пьяницы затряслись от гнева, и, заикаясь от волнения сильнее обычного, он приказал иудеям убираться с глаз долой и даже пригрозил выгнать их всех из Рима, если ему еще хоть раз доложат о распрях и потасовках в еврейском квартале.

У евреев-христиан и примкнувшего к ним сброда даже объявились свои главари. К моему ужасу, в покоях отца в доме Туллии я столкнулся с ведущими страстный диспут крючконосым Акилой, его женой Прискиллой и некоторыми весьма уважаемыми гражданами, единственная ошибка которых заключалась в том, что они позволили заинтересовать себя мистическим вероучением христиан. Я пришел, чтобы один на один переговорить с отцом о Клавдии. Теперь я бывал у нее дважды в неделю и оставался в ее доме на ночь, а потому чувствовал себя обязанным что-то предпринять, хотя она сама никогда и ни о чем меня не просила.

Когда я, весь во власти своих мыслей вошел в комнату и нарушил течение их беседы, отец махнул мне рукой — мол, оставайся, Минуций! — продолжая говорить остальным:

— Я встречался с царем евреев и знаю о нем не понаслышке, потому что в то время, когда его распяли, как раз скитался по Галилее, и я могу лично засвидетельствовать, что он восстал из мертвых. Апостолы его прогоняли меня, но я уверяю вас, что он никогда никого не подстрекал к бунту, как это делает сейчас здесь, в Риме.

Все это я уже слышал не раз и удивился только тому, что отец, рассудительный человек, достигший поры зрелости и жизненной мудрости, продолжает пережевывать всю ту же давнюю историю. Крючконосый Акила защищался:

— Мы поступаем, как нам хочется, и это всегда вызывает неудовольствие. Нас ненавидят пуще идолопоклонников, да мы и сами не в состоянии хранить любовь и смирение. Напротив, каждый из нас полагает, что знает больше, чем все прочие, и с жаром принимается поучать других, только что нашедших свой путь и признавших Христа.

А Прискилла добавила:

— Многие и так утверждают, будто это Учитель разбрасывает головни по всей земле, мужа отрывает от жены, а детей настраивает против родителей. И вот на беду в Риме случилось побоище, хотя, право слово, мы стремимся лишь к добру. И я не в силах понять, как любовь и смирение могут привести к ссорам, разладу, вражде, ненависти и злобе. Услышав такое, я вспылил и воскликнул:

— Что вам нужно от моего отца? Вы же довели его до того, что он начал спорить и горячиться! И это мой отец — добрый, мягкий человек! Я не потерплю, чтобы вы втянули его в свои безумные распри!

Отец поднялся и попросил меня помолчать. Не которое время он был погружен в раздумья, а затем произнес:

— Обычно спор рождает истину, но эти ваши непостижимые вещи становятся тем запутанней, чем больше о них говоришь. Однако раз уж вы попросили у меня совета, я скажу вам: добивайтесь отсрочки. Во времена императора Гая иудеи Антиохии извлекли из этого совета немалую пользу.

Все непонимающе уставились на отца. Он рассеянно улыбнулся.

— Отделитесь от иудеев, покиньте синагоги, не платите больше храмовые налоги. Стройте свои молитвенные дома, если хотите. Среди вас есть богатые; возможно, вам удастся собрать большие пожертвования от тех мужчин и женщин, которые верят, что приобретут себе чистую совесть, воздавая и тем богам, и этим. Не задевайте иудеев. Смолчите, если вас оскорбят. Не изменяйте себе, как не из меняю я, и попытайтесь никого не трогать.

В один голос они запротестовали:

— Это жестокие слова! Мы должны поклоняться Царю нашему и славить пришествие Царствия его, если хотим быть достойными его.

Отец, защищаясь, замахал руками и глубоко вздохнул:

— Царствие его заставляет себя ждать, хотя, без сомнения, это вы готовы к соучастию в Духе его, а не я. Если дело дойдет до сената, я попытаюсь замолвить за вас слово, коли вы за этим пришли ко мне. Но если вы не последуете моим советам, я не желаю слышать ни о каком Царствии, потому что верится в него с большим трудом.

Они вроде бы остались довольны его обещанием и покинули нас, причем весьма вовремя, поскольку сразу же после их ухода вернулась Туллия. Она столкнулась с ними уже между колонн атрия и, завидев нас, недовольно воскликнула:

— Марк, я ведь предупреждала тебя, чтобы ты не принимал у себя подозрительных иудеев. Я не имею ничего против, когда ты ходишь к философам, и, раз уж это тебя развлекает, помогаешь бедным, посылаешь своего врача к больным нищим и даришь приданое безродным девицам. Но заклинаю тебя всеми богами, держись от этих евреев подальше, если тебе дорого твое благоденствие!

Облегчив таким образом душу, она обратила свой взор на меня, попеняла мне за стоптанную обувь, мятый плащ, неумело подстриженные волосы и сердито добавила:

— Ты ведь теперь не среди грубых легионеров. Ради твоего отца-сенатора тебе нужно тщательно следить за собой. Придется мне прислать к вам в дом своего цирюльника и портного, ибо тетушка Лелия слишком старомодна и нерасторопна, чтобы как следует заботиться о тебе.

Я с досадой отвечал, что у меня уже есть цирюльник, потому что вовсе не желал, чтобы какой-нибудь раб Туллии следил за каждым моим шагом. Я действительно в свой день рождения купил себе брадобрея и сразу, хотя и скрепя сердце, отпустил его на свободу и открыл для него на Субуре мастерскую. Там у него неплохо шла торговля париками. Также я объяснил Тиллии, что тетушка Лелия будет обижена до глубины души, если в дом придет чужой раб и начнет заниматься моими нарядами.

— Кроме того от рабов больше забот, чем радости, — сказал я под конец.

Туллия не согласилась с этим, ибо полагала, что у хороших хозяев дело обстоит как раз наоборот, а затем спросила:

— Скажи, Минуций, чем ты хочешь заняться? Я позволю себе заметить, что пока ты только все ночи напролет шляешься по борделям и пропускаешь уроки декламации у ритора. Если зимой ты впрямь намерен устроить читку своей книги, не грех тебе было бы умерить свой пыл и начать напряженно трудиться.

Я ответил, что собираюсь еще немного пожить вольной жизнью, которая возможна только в молодости, и что я никем не был замечен в неумеренном пьянстве или в шалопайских проделках, обычных для юных всадников-повес, постоянно дерущихся со стражей и друг с другом.

— Я присматриваюсь, — сказал я. — Я занимаюсь конными тренировками и хожу на процессы, интересные с юридической точки зрения. Я читаю книги, и сам Сенека, философ, выказывает мне свое расположение. Рано или поздно я подумываю добиваться квестуры, но пока я еще молод и неопытен, хотя и мог бы получить на то особое разрешение.

Туллия посмотрела на меня с участием.

— Ты должен понять, что если ты хочешь обеспечить себе достойное будущее, то должен свести знакомства с полезными людьми, — сказала она. — Я устроила тебе приглашения в дома римской знати, но мне жаловались, что ты угрюм и молчалив и не способен отвечать на дружбу дружбой.

Она не ошибалась, но на то у меня были веские причины.

— Дорогая мачеха, — отвечал я, — я способен ценить твое доброе участие, но все, что я вижу и слышу в Риме, предостерегает меня от тесных знакомств с людьми, которые сейчас кажутся нужными. Добрую сотню всадников и десяток сенаторов вздернули или заставили покончить с собой лишь потому, что они были в свое время полезными людьми или водили знакомство с таковыми.

— Ну, благодаря Агриппине теперь все иначе, — с подозрительной поспешностью возразила Туллия, однако мои слова погрузили ее в задумчивость, и лишь некоторое время спустя она произнесла:

— Самое умное, что ты мог бы сделать, это примкнуть к партии любителей состязаний на колесницах. Там ты точно обзаведешься нужными знакомствами. Ведь ты же одержим лошадьми.

— Они тоже частенько бывают полезными, — парировал я.

— Во всяком случае они не так опасны, как женщины, — съязвила Туллия.

Отец внимательно посмотрел на нее и кивнул в знак согласия.

Желая не остаться в долгу, Туллия воскликнула:

— Впрочем, если бы ты сейчас обзавелся подружкой, это вызвало бы в городе кривотолки, хотя я не сомневаюсь, что твой отец в таком деле наверняка сумел бы тебе помочь.

Поразмыслив немного, она добавила:

— Как только в Остии построят новые гавани, торговать итальянским зерном станет совершенно невыгодно. Со временем все пашни снова превратятся в луга, но из тебя, мой дорогой, вряд ли выйдет преуспевающий конезаводчик. Хорошо бы тебе хотя бы наловчиться заключать удачные пари на скачках.