Леонид Борисов - Под флагом Катрионы

• Название: Под флагом Катрионы
• Автор: Леонид Борисов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

«...Роман «Под флагом Катрионы» отличается более строгой документированностью. История жизни последнего английского романтика сама по себе настолько драматична, полна таких ярких событий и глубоких переживаний, что легко ложится в роман, почти не требуя дополнительной «подцветки». Конечно, и здесь автор не мог обойтись без домысла, необходимого во всяком художественном произведении, и в то же время, <...> он имел все основания заявить: «В моем романе о Стивенсоне нет выдумки». (Евг. Брандис)

---

Европейское население островов называло его чудаком и оригиналом. Матаафа никогда не надевал сапог на ноги, не стриг ногтей на руках, обламывая их в том случае, когда они превращались в когти; обходился без помощи ножа и вилки, употребляя только одну ложку; свято чтил веру своих предков, хотя, в случае надобности, перешел бы и в католичество. Стивенсон называл Матаафу цивилизованным каннибалом, любил и уважал его за то, что он вполне соответствовал образу классического вождя, способного поднять восстание своих подданных против белых – фактических хозяев острова. «Вполне соответствует образцу классического вождя» – так сказал однажды Стивенсон Ллойду, и пасынок отозвался на эту безусловно искреннюю и не менее точную аттестацию весьма сдержанно. «Допустим», – сказал Ллойд. Отчим укоризненно взглянул на пасынка и пожал плечами. Немного позже Ллойд, передавая эту сцену своей матери, доверительно сообщил ей, что пожатие плечами «моего дорогого Льюиса» представляло собою «умилительно-романтический жест», что же касается аттестации Матаафы, то она «насквозь пропитана романтикой».

– Почему? – спросила Фенни, полагавшая, что внешнее поведение человека и проводимая им политика всегда совпадают, как ладонь одной руки, положенная на другую.

– Матаафа – ставленник английского правительства, – объяснил Ллойд. – Он ненавидит немцев и американцев. Он намерен поднять восстание против всех белых, хозяйничающих на нашем острове. Это, конечно, безумие, мама!

– На Матаафу это не похоже, – заметила Фенни. – Такой умный, образованный варвар, – как он не понимает, что у белых есть корабли, пушки!

Ллойд усмехнулся:

– Если бы он понимал, мама, он не дружил бы с твоим мужем. Перед нами два романтика, и один из них – держу пари – поднимет восстание, а другой слепо поддержит его.

– Луи? Поддержит? – хватаясь за голову, произнесла Фенни.

– Да, мама, – вздохнул Ллойд. – Это в его характере. Он встанет на защиту кого и где угодно, если только противная сторона опирается на оружие и прессу.

Ллойд добавил, что не так давно, всего какой-то месяц назад, английское правительство опубликовало закон, грозивший штрафом и длительным тюремным заключением тем британским подданным, которые окажутся виновными в подстрекательстве против властей на Самоа.

– Закон направлен персонально на моего дорогого Льюиса, – сказал Ллойд. – Он не догадывается, что, потворствуя стремлениям Матаафы, тем самым идет против английского правительства. Я понимаю, моим дорогим Льюисом руководят соображения этического характера, это так, но всё то, что происходит на острове, есть грязнейшей воды политика.

– Что же будет, Ллойд? Это ужасно!

– Будет резня; твоего мужа могут арестовать и заточить в тюрьму. Там он, кстати, получит недостающие ему материалы для своего романа о французе, который совершил побег из эдинбургской тюрьмы.

– Кажется, мы напрасно поселились здесь, – упавшим голосом проговорила Фенни.

Ллойд только развел руками и произнес:

– Моему дорогому Льюису весь мир чужбина. Его отечество – Шотландия.

… Матаафа пожал Стивенсону руку и без приглашения опустился в кресло. Слуги и вождя и владельца Вайлимы почтительно опустили руки, головы и взгляд, что-то пробормотали на своем родном языке и, пятясь задом, вышли из кабинета.

Стивенсон предложил гостю папиросу. Матаафа закурил, ожидая вопросов: вековая традиция и обычай запрещали вождям спрашивать о чем-либо белых.

– Как дела? – начал беседу Стивенсон. – Мой друг Матаафа выглядит грустным, невеселым. Может быть, он хочет вина?

– Матаафа счастлив видеть Тузиталу, – ответил вождь густой, рокочущей октавой. – Его бог и мой бог послали Тузиталу на утешение и радость людям. Сердце Матаафы принадлежит Тузитале. Дела идут хорошо.

На, этом закончилась официальная часть – вступление к беседе сделано, от обращения в третьем лице можно переходить на обыкновенный человеческий разговор.

– Вам известно, мой друг, – Стивенсон поднял с подушки голову, взглянул в окно, сел на постели, – что я готов поддержать все ваши действия, направленные на то, чтобы коренному населению Самоа жилось лучше, чем сейчас.

– Тузитала сделал очень много хорошего для моего народа, – отозвался Матаафа и по-европейски приложил руку к сердцу. – Мой народ в рабстве у белых, – продолжал Матаафа. – На Самоа три консула, один из них хороший человек, два других – плохие люди. Я долго думал, Тузитала, о том, что моему народу нужно напугать консулов.

– Напугать консулов? – удивился Стивенсон. – Для чего?

– Они представляют собою власть, – ответил Матаафа. – За их спинами стоят правительства. Но правительство – это очень большая сила, а консул – очень маленькая. Свергнуть эту силу, и тогда…

– Тогда?.. – насторожился Стивенсон и тотчас же протестующе поднял правую руку, одновременно требуя этим жестом полного внимания к тому, что сейчас будет сказано. – Свергнуть эту силу невозможно, мой друг.

– Возможно, – упрямо мотая головой, произнес Матаафа. – Нужно перетянуть на свою сторону экипажи всех трех крейсеров – английского, немецкого и американского.

– Это невозможно? – спросил Стивенсон.

– Это невозможно, – ответил Матаафа. – А потому следует прибегнуть к мерам крайним. Я уже говорил о них: нужно испугать консулов. Они начнут метаться. Белые из-за океана пойдут на уступки. Моему народу сразу станет легче, Тузитала.

– Глупости, – сердито проговорил Стивенсон, – Матаафа плохой политик, он забыл о военных кораблях, хорошо вооруженных и готовых в любую минуту закидать остров снарядами.

– Не посмеют, – вздохнув, произнес Матаафа и вздохнул еще раз.

Стивенсон улыбнулся; он хорошо понимал, что означают эти вздохи.

– Все три крейсера откроют огонь и перестреляют восставших, – сказал Стивенсон. – «Не посмеют!» Какая наивность! Туземцы будут убивать белых, а музыка на кораблях тем временем исполнит английский, американский и немецкий гимны! А потом матросы будут плясать.

– Я обязан начать, Тузитала, – тихо, доверительно проговорил Матаафа, прикрывая рот рукой. – Восстание должно начаться, Тузитала! Терпеть нет сил.

– Вы проиграете, мой друг, – твердо и строго произнес Стивенсон.

– Возможно, но с нами Тузитала, и этого достаточно, чтобы верить и надеяться, – тоном не менее твердым и строгим сказал Матаафа. – Может быть, мы и проиграем, но те, которые восстанут после нас, наверное победят. Мы…

– Оружие у вас есть? – перебил Стивенсон.

Матаафа ответил, что все повстанцы снабжены карабинами, пистолетами и своим национальным оружием. Число воинов приблизительно около тысячи человек. Основной принцип восстания – внезапность. Связать белых – не всех, но наиболее вредных и опасных, уйти в землянки, и пусть стреляют все корабли на свете! Что они сделают?

– Они высадят десант и расстреляют туземцев, – сказал Стивенсон. – Не всех, но наиболее вредных и опасных. – Он посмотрел Матаафе в глаза и улыбнулся. – Зачинщика восстания повесят, меня прогонят отсюда.

– Тузитала не пострадает, о Тузитале мы уже подумали, – погрозив Стивенсону пальцем, проговорил Матаафа. – Меня не повесят, – какой смысл делать из меня мученика?

– Всё это так, мой друг, но не слишком ли всё это рискованно?

– Очень рискованно, Тузитала, – оживился Матаафа, – но отступать уже поздно. План готов, остается действовать.

Матаафа кратко изложил подробности плана: Вайлима явится центральной точкой, от которой радиусами разбегутся отдельные группы повстанцев. Оружие заблаговременно будет спрятано в служебных помещениях Вайлимы. Начало восстания – полночь. Ракета.

– Ракеты не надо, – поморщился Стивенсон. Он хотел еще раз сказать, что не надо и восстания, но решил выслушать до конца Матаафу. Следовало, может быть, только корректировать его, побивать фактами, иронией, а там…

– Ракета не одна, а две, – уточнил Матаафа. – Зеленая для начала, красная для крови.

– Крови?! – крикнул Стивенсон, хватаясь руками за грудь. – Крови?

– Наши враги, возможно, окажут сопротивление, – опуская взгляд, пояснил Матаафа. – Гладить по голове в таком случае нельзя, Тузитала.

– Если бы без крови… – задумчиво проговорил Стивенсон. – Тогда восстание явилось бы своеобразной демонстрацией… Тогда… тогда мне всё было бы понятно…

– Тузитала боится крови? – осторожно полюбопытствовал Матаафа.

– Кровь за кровь – вот чего я боюсь, – ответил Стивенсон. – За кровь европейца…

– Понимаю, – кивнул головой Матаафа. – Среди моих воинов есть такие, которым нечего терять. Они не боятся смерти, Тузитала. Они неизлечимо больны, им всё равно умирать. Но умереть за правое дело!

Матаафа поднялся, подошел к Стивенсону и, склонясь над его койкой, шепотом спросил:

– Тузитала с нами?. Душой и сердцем? Тузитала скажет нам: с богом?