Мюррей Бейл - Эвкалипт

• Название: Эвкалипт
• Автор: Мюррей Бейл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16472-3

Однажды некто Холленд засадил множеством эвкалиптов свое поместье в Новом Южном Уэльсе и заявил, что выдаст красавицу-дочь лишь за того, кто сумеет правильно распознать все сотни разновидностей этого зеленого символа Австралии. И пока один ухажер за другим отсеиваются, случайно встреченный девушкой бродяга рассказывает ей историю за историей — о несбывшихся возможностях, об утраченной любви.

Впервые на русском — ярчайший образец австралийского магического реализма. Готовится экранизация с Николь Кидман и Расселом Кроу в главных ролях.

---

Едва мужчины вышли, Эллен решила «затеряться», ежели такое вообще возможно, не в прямолинейных формациях вдоль реки, а среди куп растрепанных малли ниже усадьбы, за защитной лесополосой. Повинуясь минутному капризу, она надела светло-красные туфли на довольно высоких каблучках, купленные некогда в Сиднее. В таких туфельках сделаешь шаг-другой по ковровой дорожке — и то много. Эллен носила их лишь у себя в спальне. А теперь вот, ступая по растрескавшейся земле между деревьев, обогнула громадный муравейник и, чуть балансируя на острых каблучках, что пронзали кору и мусор, с наслаждением картинно растопыривала локти. Непрактичность туфелек радовала девушку: мысли возвращались к лодыжкам из тех пределов, где каким-то образом отражали ее чувства в общем и целом — ощущение как свободы, так и подчеркнутой уязвимости.

Эллен по-прежнему позволяла своему телу изгибаться и раскачиваться как вздумается, рисуя себя в воображении, как вдруг увидела его — давешнего незнакомца.

— Ты подглядывал!

Сняв туфельки, она засунула их под мышку.

— Правда, подглядывал?

— Надень их, — промолвил он. И нахмурился при виде туфелек.

Разве можно перед ним так выставляться? — И ведь он же непременно попытается поддержать ее, по крайней мере взглядом. Интересно, что он вообще здесь делает. На кандидата в женихи он абсолютно не похож — ну, ничуточки! Куда бы она ни пошла, появлялся и он — и всегда рядом с деревом.

Должно быть, и впрямь следит за нею. Незнакомец покачал головой.

— Вовсе не обязательно, — отозвался он.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Эллен, заметив, как тот бледен.

Любой из женихов, прошедший предварительный отбор у отца, к тому времени, сосредоточенно сведя брови, уже выпалил бы название дерева, под которым уселся на корточках: крючковатый малли (он же — эвкалипт пустынный, Е.desertorum).

А незнакомец на какое-то время словно воды в рот набрал.

— Есть предложение. — Он расчистил местечко на расстоянии вытянутой руки. — Дай ногам отдохнуть.

Эллен глядела вниз — и видела его шею: не всю, но частично.

— Хотя вообще-то можешь и постоять, если угодно. Я тебе вот что расскажу… хочешь верь, хочешь нет, но это — констатация факта… Ну, хоть туфли-то поставь на землю или давай их сюда!.. В Ливане у самой кромки пустыни есть одно такое место, Долина Святых называется. Говорят, некогда там жили трое праведников, совершавших настоящие чудеса.

Ага, села наконец! Вот и славно.

Первый святой умел исцелять разные недуги, такие, как, скажем, ревматизм; второй, по слухам, воскрешал мертвых, а третий — о нем-то и пойдет речь — не раз и не два помогал бесплодным женщинам родить дитя. К нему приходили чаще, чем к остальным двум вместе взятым.

— Пустыни, — продолжал незнакомец как ни в чем не бывало, так, словно немало по ним постранствовал, — это места сверхъестественной чистоты. Говорят, в пустыне человек обретает кристальную ясность.

Если чужак и впрямь скитался в дальних краях, а теперь вот добрался и сюда, ей, Эллен, он понравится еще больше — во всяком случае, так ей казалось. Девушку интересовало в нем все: как он ведет себя, что говорит, — и в то же время она не знала, что и думать. Как всегда, он казался таким близким — и далеким. Этот человек был искренне убежден: его байки ей интересны. Несколько раз, искоса поглядывая на него, Эллен ловила гостя на том, что он смотрит в сторону.

А он между тем продолжал:

— К святому пришла некая женщина — издалека, через всю пустыню. Больше всего на свете ей хотелось ребенка, но родить она никак не могла. Совсем бедная, чтобы сберечь подошвы, она шла босиком, а башмаки несла в руке. Вернулась домой — и года не прошло, как у нее родился сын. И женщина вновь пустилась в путь, босиком, через пустыню: понесла ребенка к святому, чтобы тот окрестил младенца. Однако в дороге младенец умер. Бредя по песку, женщина почувствовала, как крохотное тельце холодеет в ее руках. Это в Ливане было.

В наступившей тишине на Эллен нахлынули образы: панорама пустыни, одинокая, закутанная в шаль фигурка, волоча ноги, бредет по песку. Вопросы? Да какие уж тут вопросы! Девушка обернулась к рассказчику. Откинувшись назад, опираясь на локти и задрав колени, тот глядел прямо перед собою, на соседнее дерево.

— Где ты такое слышал?

— Это легенда пустыни. Сдается мне, таких еще много есть. Должно быть, совсем древняя.

Не успела девушка спросить: «Ну а мне-то ты зачем ее рассказал?», как незнакомец сощурился под стать майору Лоренсу из фильма.

— Если только я не ошибаюсь — а тогда поправь меня! — разве вот это — не боранапский малли?

И в то время как перед мысленным взором Эллен все еще стояла бедная женщина с пустыми руками, чужак (хотя уже и не вполне чужой) задумался на мгновение — и хрупкое деревце с розовато-серым стволом подсказало ему новую историю, и опять про пустыню, хотя и совсем другую. На грунтовке к югу от Дарвина, сообщил молодой человек, стоит мотель с бензоколонками «Шелл». Пекло там по-страшному; но по сей день помню странную натянутость, что ощущалась в отношениях между латышом, владельцем мотеля, и пухленькой толстушкой, что кормила заезжих путешественников в кафе, в том числе и завтраком. На ней еще шарфик был, на затылке стянутый в узел. У латыша были маленькие глазки, гладкий лоб и коротко подстриженные волосы. С утра он первым делом откупоривал бутылку пива — и весь день не просыхал. Снаружи громоздилась целая гора пустых бутылок. Я своими глазами видел, как туристы всем автобусом в очередь выстраивались, чтобы эту гору сфотографировать. А еще там клушки были и несколько коз на длинной цепочной привязи. И русский белоэмигрант — он жил на задворках в автоприцепе с кондиционером.

Рассказчик глянул на Эллен и многозначительно кивнул — или ей показалось?

Вообще-то русский белоэмигрант приходился толстушке мужем, однако молодой латыш давно уже занял его место, но мужу позволил, так уж и быть, остаться в автоприцепе, где тот, поговаривали, в свободное время рисовал заснеженные пейзажи на яйцах страусов эму. А я уже упоминал, что женщина была пухленькая, добродушная неряха? Русский белоэмигрант был готов вкалывать в гараже за бесплатно, лишь бы не расставаться с женой. И с латышом он вел себя сдержанно только ради нее: жена все-таки! Случалось, что поутру она выходила с распухшим, покрытым синяками лицом. Я даже имя мужа могу назвать: Турчанинов.

Это крохотное поселение, состоящее из двух мужчин и одной женщины, находилось у черта на рогах: во все стороны до самого горизонта расстилались бескрайние пространства красной земли. Воду там брали из скважины, прорытой лет этак сто назад и обсаженной железнокорами.

Как-то раз февральским утром латыш пожаловался на нестерпимую головную боль. К вечеру он уже горел в жару. На следующий день он и слова вымолвить не мог — просто метался по постели. Пот лил с него градом. Бедняга бормотал что-то невнятное; даже женщина, тоже латышка по происхождению, не знала таких слов.

К посетителям она больше не выходила — все прикладывала лед ко лбу больного, — а русский белоэмигрант безвылазно торчал в автоприцепе, не трудясь ни бензоколонку обслуживать, ни разбитые ветровые стекла менять. На третий день латыш затих. Женщина встала с его постели и забарабанила в дверь автоприцепа. Спустя какое-то время русский белоэмигрант вышел и последовал за женой в их бывшую спальню. Веля ей ни о чем не беспокоиться, он поднял больного с постели и, стиснув зубы — ощущалось в этой упрямой решимости нечто от диких степей, — понес его к скважине.

Турчанинов осторожно усадил латыша в металлическое ведро и надежно привязал его веревками. А затем спустил ведро глубоко вниз, до самого конца троса, окуная больного в ледяную воду. И так — три раза. Больной открыл глаза; медленно поднимаясь наверх, он заново проживал свою жизнь: расположенные на равном расстоянии горизонтальные железно-коровые горбыли словно отмечали собою месяцы и годы. Он видел своих родителей, сидящих за металлическим столиком под деревом в Риге; снег и ночные огни; как в течение года он вновь и вновь возвращался тайными тропками через лес вместе с другими детьми поглазеть на разлагающийся труп солдата, ни разу не проболтавшись о находке; вот сестра шевелит губами — говорит она медленно, иначе «голова кружится»; вот тощий, слепой на один глаз школьный учитель; вот — тетушкины зубы и бледные вислые груди; «Заткнись!»; ржавые петли ворот; три сломанных ребра, глядь — а в одном ухе серы, оказывается, больше; как он попытался уловить и запомнить мимолетную геометрию папоротникового листа; обмочился; смачно откусил от яблока, и еще раз; юная девушка с гладкой кожей сделалась как две капли воды похожа на его мать; внезапно исчез отец; он миновал пустоту между ногами сестры; а как он благоговел перед старшими; угреватый нос того полицейского; и снова мать в обвисшем платье; во время войны вечерами вдруг начинало пахнуть точно в мясной лавке; презрительная гримаса какой-то женщины; грязные девчоночьи лодыжки; военная форма и всеобщая, повальная тупость; грязные улицы; а теперь пошли громадные лакуны в жизни, экие громадные лакуны; папоротники, сырая земля, огромные черные птицы; сейчас рассмеюсь; рев воды; она развела ноги; лицо Турчанинова в тот день, когда он упек Турчанинова в тюрягу на двадцать лет — и тогда же овладел его женой; символический смысл, заложенный в силуэте Нью-Йорка; ближе никак не подберешься, ни за что, никогда; в первую же неделю в Австралии он взял винтовку и застрелил орла — тот с глухим стуком ударился оземь; в голове — ни одной мысли, ну да ладно, пустяки; пить хочется; два дерева на фоне неба; отмеренная человеку жизнь — ровнехонько нужной длины, это он понял; стакан, до краев полный воды; вода медленно утекает; белый свет.