Жак ле Гофф - Интеллектуалы в средние века

• Название: Интеллектуалы в средние века
• Автор: Жак ле Гофф
• Издательство: Аллегро-Пресс Долгопрудный
• Жанр: История
• Год: 1997

С очерка истории интеллектуалов, людей, посвятивших себя умственной деятельности, — ученых (монахов и клириков) и мирян (богословов и философов), Ле Гофф начинает свою экспансию в мир духовности и психологии человека Средних веков. Как и в последующих своих работах — «Другое Средневековье», «Людовик IX Святой», нашумевшей в 1960-е годы «Цивилизации средневекового Запада» и др., он остается верен культурно-антропологическому подходу «Новой исторической науки», у истоков которой стояли Марк Блок и Люсьен Февр.

Книга адресована историкам, философам, культурологам, филологам, а также самому широкому читателю, интересующемуся прошлым европейской культуры.

---

Но тем самым папство оказалось привязанным к интересам интеллектуалов, обреченных просить у него бенефиции, а это остановило или, по крайней мере, заметным образом затормозило движение, которое вело интеллектуалов к освобождению от церковной зависимости.

В результате профессорами в университете могли быть лишь те, кто принимал эту материальную зависимость от церкви. Конечно, наряду с университетами, несмотря на яростное сопротивление церкви, могли основываться светские школы, но вместо того, чтобы давать общее образование, они ограничивались техническим образованием, предназначенным для купцов:

письмом, счетом, иностранным языком. Так, стала расти пропасть между общей культурой и специальной подготовкой. Церковь сама ограничила сферу своего влияния, следуя за декларацией Иннокентия III в его Диалоге: Всякий одаренный разумом человек… может исполнять обязанности обучающего, ибо он должен выводить на правильный путь своего собрата, блуждающего вдали от пути истины, и морали. Но проповедовать, то есть публично обучать, могут лишь те, кто к тому предназначен, то есть епископы и священники 6 церквях своих, аббаты в монастырях, коим была доверена забота о душах. Этот текст имеет огромное значение, поскольку в нем первосвященник, — к тому же не слишком склонный к нововведениям, — признает в виду общего развития необходимость различения между религиозной и педагогической обязанностями. Безусловно, это мнение было высказано с учетом определенного исторического контекста, а именно, целиком и полностью христианского общества. Но наивысшее в церкви лицо признало, хотя бы косвенно, светский характер образования. Как известно, должного развития эти идеи не получили.

Многие мэтры и студенты средневековья были мирянами. Однако они участвовали в распределении церковных бенефициев и тем самым только усугубляли один из величайших пороков средневековой церкви и старого порядка: раздачу доходов от церковных бенефициев мирянам. К тому же очень скоро выяснилась недостаточность института предоставления бенефиция отдельному мэтру школьным центром. Мэтры и учащиеся стали получать обычные бенефиции, а это усугубило другой бич церкви: существование пастырей без постоянного места.

Наконец, позиция церкви увеличила число проблем у тех, кто искал образования, далекого от церковной деятельности, а именно, в области гражданского права и медицины. Эти люди были обречены на ложное положение во многих ситуациях. Популярность юридического образования не уменьшалась, но оно постоянно подвергалось нападкам выдающихся представителей церкви. Роджер Бэкон заявлял: В гражданском праве все имеет светский характер. Обратиться к столь грубому искусству, — значит покинуть церковь. Поскольку официально об этом в университете не могли даже заикаться, то вся совокупность дисциплин, развития которых требовала техническая, экономическая и социальная эволюция общества и которые были лишены непосредственного религиозного характера, оказались на целые столетия парализованы.

Спор черного и белого духовенства

Тяжкий кризис, потрясавший университеты XIII — начала XIV вв., выявил двусмысленность положения интеллектуалов и недовольство многих из них. Это был спор монахов и клириков, жесткая оппозиция белого духовенства растущему числу мэтров, принадлежавших новым нищенствующим орденам.

Действительно, с самого возникновения их ордена доминиканцы стремились проникнуть в университеты. Это было даже целью их основателя — проповедь и борьба с ересями, что требовало от монахов вооруженности серьезным интеллектуальным багажом. Вскоре в университеты явились и францисканцы, число коих росло по мере отхода, по крайней мере частичного, от позиций св. Франциска, который, как известно, был враждебно настроен к науке, считая ее препятствием к нестяжательству, чистоте и братству с простым людом. Поначалу монахов хорошо принимали. В 1220 г. папа Гонорий III поблагодарил Парижский университет за радушный прием доминиканцев. Но затем последовали жестокие стычки. В этом университете они были как никогда бурными между 1252 и 1290 гг., в особенности в 1252-1259, 1265-1271 и 1282-1290 гг. В Оксфорде подобные стычки происходили несколько позже, между 1303 и 1320 гг., а затем в 1350 — 1360 гг.

Из этих столкновений самыми острыми и самыми типичными были те, что имели место в Париже между 1252 и 1259 гг. Своей вершины они достигли в связи с делом Гийомаде Сен-Амур. Дело это сложное и поучительное.

В нем принимали участие пять сторон: нищенствующие ордена и их парижские мэтры, большинство университетских мэтров-клириков, папский престол, король Франции, студенты.

Борьба разыгралась с особой силой, когда принадлежавший к белому духовенству мэтр Гийом де Сен-Амур опубликовал трактат Угрозы Новых времен, где он жестоко нападает на нищенствующих братьев. Он был осужден папой и изгнан из университета, несмотря на сильное сопротивление некоторой его части, высказавшейся в защиту мэтра.

Поначалу, с 1252 по 1254 гг., жалобы клириков имели почти исключительно корпоративный характер. Они обвиняли нищенствующих в том, что те нарушали университетские статуты, получали степени по теологии и преподавали ее, не получив ранее звания магистра искусств. Монахи вырвали у папы в 1250 г. возможность получать лицензию из рук канцлера Нотр-Дам, минуя богословский факультет. Они желали занимать по две кафедры (и действительно их занимали), тогда как статуты дозволяли иметь лишь одну (из четырех). К тому же они порывали с солидарностью университетской корпорации, продолжая читать курсы лекций, когда университет объявлял забастовку. Так было в 1229-1231 гг., а затем снова в 1253 г., хотя право на такую забастовку признавалось папским престолом и было записано в уставах. Кроме того, добавляли мэтры-клирики, монахи не являются настоящими членами университета, они нелояльны, они составляют университету конкуренцию. Ловят в свои сети студентов и обращают многих из них в монахи; живут на милостыню, а потому не требуют оплаты своих курсов; их не интересуют материальные требования университетских преподавателей.

Таковы подлинные жалобы. В них они далеко заходят, жалобы говорят сами за себя. Преподаватели очень скоро осознали несовместимость двойной принадлежности — к монашескому ордену (пусть в новом обличий) и к корпорации, будь она даже изначально церковной.

Интеллектуалы, не получившие нормальной базовой подготовки на факультете свободных искусств, для которых не существовало материальных проблем и ничего не значило право на забастовку, — уже не настоящие интеллектуалы. Это и не труженики науки, поскольку они не живут собственным педагогическим трудом.

Папа Иннокентий III отчасти согласился с этими аргументами; он обратил внимание на нарушения университетских статутов нищенствующими и предписал им следовать этим уставам 4 июля 1254 г. Затем, 20 ноября того же года, он урезал привилегии этих двух орденов в булле Etsi animarum.

Но следующий папа Александр IV, бывший ранее кардиналом-протектором францисканцев, отменил буллу своего предшественника 22 декабря 1254 г. буллой Nec insolitum, a 14 апреля 1255 г. освятил полную победу нищенствующих над университетскими преподавателями новой буллой Quasi lignum vitae.

Борьба разгорелась с новой силой и стала более ожесточенной, перейдя из корпоративного плана в догматический. Мэтры-клирики, прежде всего Гийом де Сен-Амур, и писатели вроде Рютбефа (в поэмах по сему случаю) и Жана де Мена (в Романе о Розе) нападали на самые основы существования орденов, на их идеал.

Нищенствующие монахи обвинялись в том, что узурпировали обязанности духовенства (отпущение грехов, соборование); что они — лицемеры, ищущие наслаждений, богатства, власти; знаменитый Притвора из Романа о Розе представляет собой францисканца. Наконец, в том, что они еретики: их идеал евангельской бедности противоречит Христову учению и угрожает гибелью церкви. В качестве полемического аргумента они ссылаются на знаменитое пророчество Иоахима Флорского, ставшее модным у части францисканцев. Он пророчествовал, что в 1260 г. начнется новый век, когда нынешняя церковь уступит место новой, в которой бедность станет правилом. Развитие этих идей Джерардо ди Борго Сан Доннино в его Введении в Вечное Евангелие, опубликованное в 1254 г., послужило этим целям университетских мэтров.

Безусловно, мэтры преувеличивали. Клевета, махинации, используемые ими для дискредитации орденов, бросали тень на их аргументы. А по существу дела ответ им дали св. Бонавентура и св. Фома Аквинский, которых трудно заподозрить во враждебности к университету.

Так что у этого дела имелась и не самая благопристойная сторона. Большинство пап были только рады возможности порадеть за преданные им лично ордена и закрепостить университетских преподавателей. Благосклонный к францисканцам король Франции Людовик Святой позволил это сделать, и Рютбеф горько упрекает его за то, что король сделался игрушкой в руках нищенствующих орденов, что он не защищает свое королевство, в котором немалую роль играют права университетов. Студенты, казалось, колебались: многие из них видели преимущества в учебе у нищенствующих, восхищались их личностями, новизной учений. Это еще более запутывало дело, вводя в заблуждение его историков.