Жюльетта Бенцони - Изгнанник

• Название: Изгнанник
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Дрова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994

Прошло двадцать лет после того, как Гийом Тремэн покинул Квебек. За это время ему удалось осуществить свою мечту: он заново отстроил дом своих предков – На Тринадцати Ветрах – в Котантене. Судьба вновь соединяет Гийома и его первую любовь Мари-Дус, подругу его юношеских лет… Суровый ветер революции коснулся и семьи Тремэнов, как бы ни были далеки они от мятежного Парижа. Интриги завистников, решивших разрушить благополучие Тремэна, приводят к загадочному исчезновению Гийома…

---

Беспамятство Тремэна привело к тому, что в его затуманенном сознании ожили чувства, которые наяву он глубоко скрывал. Этим и объясняются странный запрет, который доктор просил передать Агнес через бальи, а также потрясение Анн-Мари Леусуа, бодрствовавшей у изголовья больного, как всегда перебирая свои четки, в тот момент, когда его посетила Агнес.

Это правда, что с отросшей рыжей бородой, скрывавшей воловину его исхудавшего и изможденного смертельным недугом лица, Гийом был почти неузнаваем. Добрая старушка, как могла, старалась проявить свое милосердие, и поэтому, взяв ножницы, она нежнейшим прикосновением подрезала покороче отросшие и спутанные волосы Гийома. Лицо его было землистого цвета, кожа так сильно натянулась на кости, обрисовав скулы и впалые орбиты закрытых глаз, что казалась старой и очень тонкой. Но голос его, который звал, стонал, иногда умолял, всегда шептал одно и то же имя, как неотвязную молитву: «Мари… Мари-Дус… Мари… Мари…». Это было равносильно тому, чтобы сказать ей: «Я люблю тебя». А Агнес не слышала этих слов уже так давно…

Жестом она попросила не произносить ни слова мадемуазель Леусуа, которая, встревожившись, пыталась объявить ей, что в бреду Гийом переживает свои молодые годы. А зачем? Возможно, в этом наивном оправдании, которое пыталась найти добрая старушка, и была доля правды, но Агнес хорошо знала, что любовь Гийома к этой Мари всего лишь на время заснула в момент их женитьбы и что у нее теперь нет никаких шансов.

Когда кабриолет подкатил к решетчатой ограде усадьбы Тринадцати Ветров, Агнес подхватила вожжи и остановила лошадь. Сквозь слезы, которые затуманили ее жизнь, она неподвижным взглядом обозревала свой прекрасный дом, погруженный в тишину и в темноту, лишь нежным и теплым огнем горели окна на кухне и в вестибюле. Никто, никто не мог по-настоящему понять, насколько он ей дорог! Никто не мог понять, что, заставляя Гийома покинуть его, она всего лишь хотела сохранить, сберечь воспоминания от своего гнева и отчаяния. Воспоминания о тех далеких уже днях, когда, одни на всем белом свете, они были тут счастливы в своей новой любви, которую хотели построить так же крепко, светло и надежно, как стены этого добротного дома.

Еще раз Агнес с восхищением взглянула на него, прочно стоявшего под натиском ветра и потоков дождя, которые гнули и прижимали почти к земле верхушки старых деревьев, окружавших его, и заставляли скрипеть флюгера. Он был построен так, чтобы, бросив вызов годам, обнять своими надежными и нежными руками множество будущих поколений, чтобы дать приют заблудившимся, собрать и примирить потерянных друзей, смягчить разочарования. За исключением только этой одинокой женщины, которая в этот момент из темноты ночи наблюдала за ним вся в слезах, повторяя, как заклинание, только одно: никогда она не согласится с тем, чтобы потерять его, скорее она разрушит его, не оставив камня на камне, и бросит их в море, как уже было когда-то с замком де Нервиль, уж лучше так, чем оставить его для другой. Хватит с нее того, что она забрала ее мужа, но дом ей забрать не удастся!

Посчитав, что ее слишком долго держат под проливным дождем, лошадь взбрыкнула, долго ржала и, не дожидаясь понукания, сама направилась к конюшне, откуда тут же выбежал Проспер Дагэ с фонарем в руках. Едва взглянув внутрь коляски, он сразу понял, что мадам Тремэн чем-то подавлена. Он подвел упряжку к дому и позвал Клеманс. Та быстро прибежала, и они вдвоем почти вытащили из кабриолета молодую женщину, которая, уставившись в одну точку, была не в состоянии что-либо делать и даже, как оказалось, не слышала, о чем ей говорят. Лицо ее, мокрое от слез, носило отпечаток потрясения.

– Месье Тремэн, должно быть, умер? – пробормотал конюх…

– О, Пресвятой Михаил Архангел! – всхлипнула кухарка, поспешив перекреститься. – Я надеюсь, что нет! Мадам, я вас умоляю, скажите, что случилось? – спросила она и при этом трясла Агнес за плечи с несколько большей силой, чем того требовало сочувствие. Тем не менее это произвело нужный эффект: Агнес посмотрела на нее устало, но ясно.

– Нет… он жив! Отведите меня в мою комнату, я вас прошу!

– Да-да, конечно! И я приготовлю вам чашечку крепкого чая, – добавила Клеманс; еще давно Гийом объяснил ей достоинства этого напитка, от которого англичане были без ума.

Опершись на руку Клеманс, Агнес тяжело поднималась по лестнице, как вдруг сверху, рискуя сломать себе шею, прямо на них обрушилась Адель, переполненная рвением выразить свое сочувствие бедной женщине:

– Моя дорогая кузина! Боже, в каком вы состоянии!.. Простите, что опоздала, но я молилась и поэтому не услышала шум коляски… Мадам Белек, дайте я сама помогу бедняжке! Идите, я ею займусь…

Слова слетали с ее губ, она вилась вокруг, как угорь на траве. Раздраженная ее появлением, Клеманс открыла было рот, чтобы отослать ее подальше, но вдруг Агнес произнесла:

– Не оставляйте меня, Клеманс! Мне нужна именно ваша помощь. Что же касается вас, Адель, то вы можете идти собирать свой багаж!..

– Кузина! – воскликнула та. – Не хотите ли вы сказать…

– Не прерывайте меня!.. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что говорю, и надеюсь, что завтра, как только настанет день, вы покинете этот дом, где, кроме зла, вы не сделали ничего. Можете возвращаться к себе! Потантен отвезет вас на тележке!

– Агнес!.. Умоляю вас! Вы не можете меня вот так вышвырнуть!.. Вы забываете, что я вас люблю, что я всегда была рядом с вами и что…– Рядом со мною раньше был мой супруг, но вы сделали все, чтобы его рядом со мной не стало. Ни его, ни кого-нибудь другого!.. Моя дочь, хотя она еще совсем маленькая, она вас ненавидит. Да я совершенно уверена, что в этом доме нет никого, кто бы вас любил. Мне бы давно нужно было догадаться, что в этом есть умысел… Как я могла столько времени быть слепой?.. Итак, убирайтесь… Я больше видеть вас не хочу!

– Вам будет плохо, мадам! Пойдемте отсюда! – озабочено сказала Клеманс, в сердце которой ангелы в эту минуту пели «Аллилуйя». Они прошли мимо мадемуазель Адель, неподвижно застывшей на ступеньке лестницы, которая, понимая, что ее восхождение закончилось, была готова взорваться омерзительным выражением ненависти. По крайней мере она твердо намеревалась оставить за собой последнее слово и дрожащим от злобы голосом проскрипела:

– Я уйду, но настанет день, когда я вернусь! И в этот день, Агнес, ты будешь плакать кровавыми слезами. С огромным удовольствием я буду их считать…

Снизу раздался невозмутимый голос Потантена:

– Ладно, мы будем вдвоем их считать… А теперь я могу посоветовать вам поторопиться! Коляска будет готова через двадцать минут, и я почту за счастье проводить вас сам…

– Она же сказала: завтра! – завопила Адель в приступе ярости.

– Я не вижу никакого повода задерживать вас так долго, – по-прежнему спокойно настаивал мажордом. – Бог знает, чего вы еще надумаете!

– Я не поеду! Я запрусь у себя!

– Мне всегда очень неприятно, если приходится что-нибудь портить. Тем не менее я полагаю, что мадам Тремэн не будет возражать, если мы, Огюст, Виктор и я, взломаем вашу дверь… Хочу вам напомнить, что я дал вам на сборы двадцать минут, а вы попусту тратите время, – добавил он, доставая свои часы.

Адель поняла, что проиграла. По крайней мере эту партию. Впрочем, решила она, в доме Ридовиль, который сейчас, видимо, пребывает в бестолковых сопереживаниях Тремэну, у нее будут развязаны руки, чтобы плести новые интриги. Да к тому же в Тринадцати Ветрах все подчинено воле оскорбленной и покинутой женщины, и поэтому в ближайшие времена здесь, вероятнее всего, воцарится скука. Да и ей самой пора сбросить маску сердечной и ласковой кузины, под которой она начала уже задыхаться…

В ее дорожной сумке нашлось место и для многих предметов, составлявших часть интерьера комнаты, где она гостила, и среди них маленький подсвечник и две севрские статуэтки. Адель подумала, что было бы неплохо повидаться со своим братом-близнецом в Валони и возобновить отношения со старым приятелем Бюто, человеком весьма энергичным и деловым, особенно если речь шла о делах дурных. Именно поэтому она весело и с легким сердцем вышла из комнаты, но перед этим, не удержавшись и в счет возмещения морального ущерба, Адель продырявила острыми ножницами подушки, матрас, сиденье стульев и разбила стоявшие на камине изящные хрупкие вещицы, не поместившиеся в ее сумке. Чтобы никто не мог ими любоваться после нее!

Выйдя на крыльцо, она еще раз испытала удовлетворение, увидев кабриолет вместо обещанной тележки, ни на секунду не усомнившись в своих достоинствах, тогда как просто-напросто кабриолет в отличие от тележки имел козырек, благодаря которому Потантен берег от дождя свой ревматизм. Залезая в коляску, Адель старалась надменно держать голову, к единственной радости тех, кто вышел на крыльцо посмотреть спектакль: конюх, Виктор и Лизетта. Она укатила, как оскорбленная королева.