Жюльетта Бенцони - Чужой

• Название: Чужой
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы

Прошло восемь лет после гибели Агнес на эшафоте и разлуки с Мари-Дус, единственной в жизни любви Гийома, главного героя трилогии. Умирающая Мари-Дус вызывает его в Англию, чтобы доверить ему Артура, их сына. Мальчик отвергает отца, его заботы и всю семью отца, видящего в нем чужого.

---

– Потому что я не смогу улежать в постели. Слишком много мыслей лезет в голову. Высплюсь в следующую ночь.

– Это еще не скоро, но я знаю, что тебя увещевать бесполезно, поэтому я выпью кофе с тобой вместе... Если только тебе это не мешает.

– Ну что вы, мешает! Я всегда так счастлив, когда вы здесь!

– Я тебе помогаю, когда ты в этом нуждаешься, это нормально. Вы – моя семья, дети и ты...

Налив кофе себе и ему, она села со своей чашкой у огня.

– Хочешь, поговорим о прошлой ночи... или помолчим? – спросила она, прервав молчание.

– Я хочу поговорить с тобой, но не о прошлой ночи, мне хотелось бы забыть ее поскорее. Меня интересует только будущее. После этой мерзости я хочу говорить только о радостном и веселом.

– Ты торопишься все восстановить? Мне кажется, что ты слишком спешишь.

– Да. С этого надо начинать. Я хочу вернуть прежний красивый вид Тринадцати Ветрам, построить для всех новое счастье...

– Что ты понимаешь под словом «всех»?

– Я надеюсь, для себя в первую очередь. Может быть, потому, что я чуть не потерял все. Этой ночью я понял, что у меня остался шанс, один только шанс, познать еще годы счастья до того, как я умру. Поэтому я тороплюсь.

– Не вижу связи.

– Увидишь! В тот день, когда мы будем праздновать восстановление Тринадцати Ветров, я попрошу Розу выйти за меня замуж.

Мадемуазель Анн-Мари ничего не ответила, но хрупкая фарфоровая чашка задрожала и зазвенела в ее старых, но ловких и твердых еще руках. Она закрыла глаза, чтобы скрыть волнение. Однако не смогла сдержать слезу, расстроившую Гийома. Встав с кресла, он, прихрамывая, подошел к своей старой подруге и грузно опустился на низенький стул, на котором Элизабет любила сидеть в детстве.

– Это вас так огорчает?

– Да нет, глупый! Если я плачу, то от радости! Только почему ты раньше не принял это решение?

– О! Я думаю, что вы об этом догадываетесь! До смерти Мари я всегда надеялся, что она ко мне вернется, но я тогда понял, что надеялся напрасно. Может, потому, что я страдал меньше, чем мне казалось, может быть, потому, что Роза была здесь. Мне было достаточно зайти к ней, увидеть ее улыбку, почувствовать ее тепло... Теперь...

– Теперь ты боишься, чтобы кто-нибудь другой не увел ее? Например, твой канадский друг?

– Вам это известно? Как вам удалось узнать? Вы же лежали в постели из-за сильного бронхита все время, пока свирепствовала оспа, помешавшая вам приехать сюда!

– Если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету! – воскликнула она нравоучительным тоном. – В данном случае роль горы очень хорошо исполнял Потантен, когда отправлялся за покупками. Кроме всего прочего, эта женитьба доставит мне удовольствие. Только...

Ее колебание отозвалось в сердце Гийома тревожным эхом:

– Вы боитесь, что Роза откажет мне, что она не ответит на мои чувства?

– Я почти уверена, что она тоже тебя любит. И это с тех самых пор, как она вышла на Рождество из кареты. Как сейчас вижу вас обоих, когда ты поцеловал ей руку. Она была так красива, а ты потерял голову от восхищения, и она была так счастлива от этого!

– Значит, вы меня одобряете?

– Без сомнения. Однако позволь дать тебе один совет: постарайся отправить дочь Мари в Англию, как только она поправится! Ты не можешь просить Розу войти в дом, пока дочь другой – и какой другой! – будет находиться здесь. И я боюсь, что в этом у тебя будет проблема.

– Почему? После всего, что она пережила, она захочет пристать к спокойному берегу и как можно подальше отсюда. Кроме того, ее жених начнет, пожалуй, думать, что время тянется слишком долго...

Акушерка встала, подошла к нему, положила руки на его плечи, пристально глядя ему в глаза.

– Не пытайся придумывать для себя причины, в которые ты сам не веришь! Ты знаешь, что это будет трудно сделать, потому что ты был довольно глуп... или довольно слаб, чтобы сделать из нее любовницу.

– Она мне не любовница! – возразил Гийом. – Я признаюсь, что мы провели ночь вместе в Овеньере, только одну ночь! Я не знаю, что со мной случилось, но я сразу же пожалел об этом, и когда я поехал за ней, то пошел спать в трактир в Порт-Байе. Она знает, что я ее не люблю и хочу, чтобы она уехала.

Мадемуазель Леусуа опустила руки, пожала плечами и вздохнула.

– Пожелаем, чтобы отъезд состоялся! Это нужно... для тебя и для нее. Здесь она подвергается опасности.

– Опасности? – недоверчиво переспросил Тремэн.

– Не жизнь ее, но, может быть, рассудок! Скоро ты будешь единственным, кому это неизвестно, Гийом, но в доме происходят странные вещи...

И она начала пересказывать рассказы мадам Белек и Потантена о странных событиях рождественской ночи, о портрете, который не остался висеть на стене в комнате Артура, и о беспокойстве Китти.

– Ты расспросил Артура о причине его пребывания в комнате мисс Тримэйн прошлой ночью? – спросила она.

– Да, конечно! Он нам все рассказал. Однако эта история с платьями, снятыми с вешалок и сваленными в кучу, мне кажется бредовой. Какой призрак, если таковые существуют, стал бы развлекаться подобными глупостями?

– Я с тобой согласна. Это мне кажется слишком, и я думаю, что здесь замешана рука человека. Тем не менее призрак Агнес, умершей без раскаяния и насильственной смертью, живет в этих стенах, которые она желала сохранить за собой. Она слишком ненавидела Мари, и эта ненависть перешла на Лорну.

– Что же мне делать теперь?

– В ближайшее время ничего особенного. Лорна будет спать по крайней мере до вечера благодаря дозе опиума, которую Пьер Аннеброн предписал ей, а завтра посмотрим. Одно ясно: она очень плохо выглядит! Возможно, что пережитое очень ее потрясло.

Высказывая такое мнение, мадемуазель Леусуа была очень оптимистична. И вскоре это стало весьма очевидно. Когда Лорна пришла в себя, то оказалось, что она в самом деле очень больна. И до такой степени, что семейный врач Аннеброн всерьез забеспокоился. Бледная, с ввалившимися глазами, с болезненной складкой в уголках губ, она лежала, свернувшись клубочком в постели, судорожно цепляясь за одеяло, а сердце ее учащенно билось. Приступы слез сменялись депрессией, и было невозможно вытянуть из нее ни слова. Ночью дом оглашался криками от преследовавших ее кошмаров. Она впадала то в столбнячное состояние, то в озноб, то покрывалась таким потом, что Китти была вынуждена менять ей белье... Лорна разрешала входить к ней только Китти и доктору, и, Бог знает почему, мадемуазель Анн-Мари. Она выглядела так плохо, что никого не хотела видеть, даже младшего брата.

– Он ненавидит меня почти так же, как маленькая сварливая девчонка и другой мальчишка, – повторяла она с маниакальным упорством. – Гийом единственный, кто не желает мне зла, но с таким лицом я не могу ему показаться...

Иногда она цеплялась за Пьера Аннеброна и клялась ему, что ее пытались отравить. Поэтому она потребовала, чтобы ее сиделки пробовали каждое блюдо, подаваемое ей. Но чаще всего она соглашалась лишь пить молоко и пила его в большом количестве.

– Тебе не кажется, что она сходит с ума? – спросил Тремэн у врача.

– Нет, но пережитая история очень подействовала ей на нервы. Откровенно говоря, я считал ее более крепкой. И я думаю, нет ли у нее природной склонности к определенной форме истерии, от которой усиливается невроз, вызванный пережитым страхом...

– А как ты думаешь... это надолго?

– От нескольких дней до нескольких месяцев и даже лет. Но успокойся, – сказал он, увидев, как его друг побледнел. – Я очень надеюсь вывести ее из этого состояния, как только она начнет вести нормальную жизнь. Я выписал ей довольно сильные успокаивающие средства. С другой стороны, даже если тебя это шокирует, страх быть отравленной – не такая уж плохая вещь: молоко в этих случаях действует очень эффективно. Кроме того, как только она встанет на ноги, она захочет поскорее уехать от всех опасных людей на другой берег Ла-Манша. Мои британские коллеги завершат лечение... Гийом ожил. С самого начала болезни Лорны он не переставал бояться, что ее пребывание в Тринадцати Ветрах будет длиться вечно. В этом он видел главное препятствие для своего счастья, еще более серьезное, чем война, о которой все больше и больше поговаривали в столице. Ему было неясно, как он сможет отправить двух женщин по морю, ощетинившемуся пушками, если начнутся военные действия. Разве что самому Доставить их в хороший порт, самому попасть в плен и подвергнуть риску корабль.

Дети разделяли его тревогу, особенно Элизабет. Нисколько не испытывая жалости к своей кузине, она все труднее переносила ее присутствие в доме. Элизабет постаралась даже переехать в другую комнату, чтобы не быть соседкой Лорны.

– С вашего разрешения, отец, я буду жить в комнате моей матери до тех пор, пока у нас находится кузина, – сказала она Гийому твердым тоном, не терпящим отказа. – Я вернусь в свою комнату, как только она уедет...