Жюльетта Бенцони - Гордая американка

• Название: Гордая американка
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7107-0178-5, 5-7107-0185-8

«Гордая американка» – роман из серии «Женщины средиземноморского экспресса».

Двадцатидвухлетняя Александра Каррингтон, в девичестве Форбс, богатая красавица, плывет в 1905 году из своего Нью-Йорка в Париж, где намеревается предаться великосветским удовольствиям без мужа, главного прокурора штата Нью-Йорк, которого не отпускают дела. Она опасно флиртует с блистательным герцогом де Фонсомом, который воспылал к ней безудержной страстью. Добродетельная героиня пытается укрыться от воздыхателя в Каннах, Венеции, Вене… Сердечные муки – не единственное, что лишает ее покоя: испытания, выпавшие на ее долю за пять лет до этого в Пекине, не окончены и напрямую угрожают жизни богатой красавицы.

---

– Мало того! По-моему, он ненавидит его лютой ненавистью. Он не может ему простить пятое октября 1789 года, когда народ запрудил дворец, перебив стражу и подвергнув страшной опасности королевскую семью!

У Александры иссякли и вопросы, и доводы в защиту своей позиции. Она умолкла, задумчиво постукивая ложечкой по блюдцу с ананасами и поглядывая время от времени на Фонсома, который как ни в чем не бывало возобновил беседу с леди Энн. Теперь она смотрела на него другими глазами. Сам того не желая – а может, и сознательно – граф Орсеоло украсил голову своего друга ореолом несчастной монаршей любви, пусть Александра и была несколько разочарована новостью о том, что королевский фаворит позволял себе вполне земные привязанности вне монаршего будуара…

Тон ее голоса выдал ее чувства, когда ей пришлось отвечать Фонсому: тот, собравшись откланиваться, припал к ее ручке и попросил разрешения явиться на следующий день в «Ритц», чтобы засвидетельствовать ей и ее любезной тетушке свое почтение и передать себя в их полное распоряжение. Она с очаровательной откровенностью призналась, что будет счастлива с его помощью осуществить мечту, которую лелеяла с детства: посетить дворец Марии-Антуанетты. Ее глаза без ее ведома смягчились, а улыбка попросту ослепила молодого человека, который в первый раз понял, до чего она восхитительна. Ему подумалось, что снова насладиться клумбами и рощами Версаля в компании этого непревзойденного существа могло бы стать самым замечательным переживанием в его жизни. Правда, это станет реальностью только при условии, что он проявит терпение и не будет оскорблять ее пугливую гордость. Кто знает – быть может, ему удастся найти слабое место в доспехах этой Венеры, возомнившей себя Минервой? Она стоит того, чтобы ради нее потрудиться…Жан де Фонсом не оправдал ожиданий миссис Каррингтон: он не сразу предложил ей поездку в королевскую столицу с ее роскошным дворцом.

– Раз в Вене вы окажетесь только потом, то есть закончите свое паломничество там, где ему следовало бы начаться, то я предпочитаю следовать хронологии в обратном порядке. Завтра, если это вас устроит, я отведу вас в базилику Сен-Дени.

– А что это такое? – поинтересовалась мисс Форбс.

– Усыпальница французских королей, мадемуазель. Там покоится прах Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты. Надеюсь, вы сделаете мне честь и составите нам компанию?

– Мы все туда отправимся! – заявила Элейн Орсеоло. – Став венецианкой, я испытываю слабость к старым камням. Впрочем, это не распространяется на моего мужа.

– Мне это давно известно, – молвил Фонсом. – И это доставляет мне радость. Упорствуй в своем невежестве, друг мой, это сыграет мне только на руку, так как я окажусь в самой приятной из всех возможных компаний.

Однако на следующий день, явившись за подопечными в отель, он не смог скрыть улыбки: все три американки были одеты во все черные с головы до пят, словно собрались на похороны. Решив, впрочем, что это свидетельствует о трогательном почтении к почившим, он не стал делать им выговора. Траурное одеяние делало особенно привлекательным цвет кожи Александры, а руки ее, обтянутые перчатками, сжимали букетик пурпурных роз – впечатляющая драматическая нота.

– У меня такое впечатление, будто я сопровождаю королеву Женевьеву на могилу короля Артура, – тихонько сказал он ей, помогая сесть в экипаж.

Она удивленно взглянула на него.

– Королеву Женевьеву?

– Я присвоил вам это имя при первой же нашей встрече.

– Вряд ли я показалась вам достойной его, заявившись в «Максим».

– Увы. Но я быстро наградил вас этим титулом снова.

Спутницы не обратили внимания на их короткий диалог. Они восхищенно рассматривали его чудесную лакированную карету темно-зеленого цвета с черной упряжью; на дверцах красовались гербы – золотой лев, увенчанный герцогской короной, среди ромашкового поля. Внутри карета была обтянута зеленым бархатом; такого же цвета была ливрея кучера и одежда лакея на запятках. Белоногие гнедые, нетерпеливо перебиравшие копытами, привели бы в восторг даже придирчивого дядюшку Стенли.

Прочитав немое удивление во взгляде миссис Каррингтон, Фонсом улыбнулся и ответил на вопрос, который она не позволила себе задать:

– О, нет! Французская знать состоит не из одних только горемык, изнывающих в ожидании богатых американских наследниц, способных вернуть былое сияние их потускневшим гербам.

– Но я… – пролепетала она, застигнутая врасплох и оттого залившаяся густой краской.

– Ведь вы именно об этом думали, не так ли? Скажем, на ужине у Роанов?

– Верно. – Она решила больше не тушеваться. – Признаюсь, меня посетила там именно эта мысль. Видимо, по этой самой причине вы, столь титулованный господин, все еще не женаты…

– И в моем-то возрасте! – со смехом закончил за нее герцог. – Вы спелись бы с моей матушкой – вот кто пребывает в неутешном горе! Она все еще ждет, чтобы нашлась особа, которая сумела бы повязать меня по рукам и ногам.

– Ваша мать проживает с вами под одной крышей? – осведомилась тетя Эмити, как всегда, без обиняков.

– Изредка. Чаще всего я занимаю наш особняк на улице Барбе-де-Жуи один. Она предпочитает фамильный замок Фонсомов в Вермандуа, а еще больше – свой родной венецианский дворец… – Улица Барбе-де-Жуи? Звучит знакомо…

– Значит, вы неплохо знаете Париж, мадемуазель! Мои соседи – архиепископ Парижский и романист Поль Бурже. Живу, если хотите, между дьяволом и Господом Богом.

Древнее аббатство Сен-Дени, превращенное в базилику и поднятое из руин за сорок лет до этого Виолле-ле-Дюком, фасад которого был сильно разрушен прусскими снарядами в 1870 году, разочаровало гостей. Все три американки в один голос выразили сожаление его плачевным состоянием; возмущению Александры не было границ, когда, вдоволь навосхищавшись величественными королевскими гробницами внутри базилики, она обнаружила в пыльном, сумрачном склепе две коленопреклоненные статуи – короля во время коронации и королевы в платье с высокой талией, каких она никогда не носила, – воздвигнутые поверх саркофагов.

– Позор! – прошептала она в гневе, не смея повысить голос. – Пещера! Ваша республика заточила ее в пещеру, и пещера эта…

– «похожа на склад королей», – прошептал Жан, припоминая строки Эдмона Ростана из эпилога к его «Орленку». – У вас создастся такое же впечатление от посещения Склепа Капуцинов в Вене. Что до республики, то она тут ни при чем. Просто наверху не осталось места…

Не удостоив его ответом, она преклонила колена, с безграничным обожанием возложила свой букет к ногам королевы и застыла в задумчивости, не обращая внимания на шушуканье спутниц, которые продолжили осмотр склепа. За ее спиной остался стоять герцог, он хранил молчание и комкал в руках шляпу. Когда она направилась к выходу, он поспешил за ней.

Желая отогнать неприятное чувство, охватившее его самого, испытывавшего стыд из-за того, что он так давно не бывал в Сен-Дени, он предложил женщинам пообедать в ресторане «Каскад» в Булонском лесу, но те в голос запротестовали, объяснив, что им сперва нужно побывать в отеле, чтобы переодеться. Затем к ним присоединился Орсеоло, и трапеза получилась восхитительной.

– Что вы собираетесь показать нам теперь? – спросила миссис Каррингтон.

– Последнюю темницу королевы в «Консьержери». На беду, башня превращена в часовню.

– У вас это вызывает сожаление?

– Да. Память лучше хранить, когда все остается в прежнем виде. И все же, увидев это узилище, вы лучше поймете, какой скорбный путь она проделала, начиная с Версаля.

– А когда мы попадем в Версаль?

– Немного терпения. Я должен испросить разрешения. В следующие несколько дней чета Орсеоло закружила Александру в вихре удовольствий. Они знакомили ее со своими парижскими друзьями, после чего неминуемо следовало приглашение на прием. В компании Элейн она прочесывала магазины, слушала в огромном зале «Трокадеро» замечательный симфонический концерт и посетила в галерее «Дюран-Рюэль» выставку полотен Клода Моне, посвященных лондонской Сене. По вечерам к ним присоединялся граф, и они отправлялись в театр или на великолепный прием. Там частенько можно было встретить Ориньяков и, конечно же, Фонсома, который делал все, чтобы проводить как можно больше времени с той, которая пленяла его все сильнее.

Нисколько не сомневаясь, что супруг нагрянет со дня на день, Александра с головой ушла в удовольствие, которое ей доставляла компания молодого кавалера. Ей нравилось танцевать с ним, болтать с ним в уголке гостиной – но исключительно об искусстве и истории, видеть его гнедого рысака у дверцы своей кареты – Орсеоло нанял для нее экипаж на все время ее пребывания в Париже – во время ритуальной пятичасовой прогулки в Булонском лесу, когда по чудесной аллее Акаций дефилировал весь Париж. Он был очаровательным спутником, эрудитом, но отнюдь не педантом, неизменно галантным, забавным и, главное, никогда не позволяющим себе даже намека на чувство, выходящее за пределы невинного приятельства. Более того, его чинность вызывала у молодой женщины тайное сожаление. Завладев столь лакомой жертвой, эта кокетка злилась, что не может тиранить его с милой жестокостью, которой она в совершенстве владела. Было бы неописуемо приятно и его обратить в рабство, а потом спровадить небрежным жестом, когда он осмелится запросить большего, нежели простые знаки расположения!