Пьер Бенуа - Соленое озеро

• Название: Соленое озеро
• Автор: Пьер Бенуа
• Издательство: Издательство: Терра.
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01243-2: 5-300-01241-6

Пьер Бенуа (1886 — 1962) — французский писатель, член Французской академии (1931). Действие в авантюрно — приключенческих романах Бенуа переносится из покоев Версаля на просторы Северной Америки, из джунглей Индокитая в пустыни Африки. Динамичные, построенные на экзотическом материале, они отличаются психологизмом, эротикой и мистицизмом. Во второй том вошли романы «Кенигсмарк», «Дорога гигантов», «За Дона Карлоса» и «Соленое озеро».

---

— Вы ошибаетесь, — сказала Сара, — и вы поймете это, как только увидите ее. Она совсем по-другому хороша, чем я, знаете ли. Я не говорю об ее состоянии, — вещь, которая тоже может увлечь много возвышенных душ.

Гуинетт прикусил губу.

— До свидания, — сказала она.

И направилась к двери.

Внезапное смятение овладело духом Гуинетта. Его волнение перед этой худенькой девушкой росло, росло и вдруг стало беспредельным. Не была ли она его сестрой? Не была ли она повторением его самого? Все неприятности, которые он перенес в качестве бедного студента, его религиозные огорчения, его сомнения, его плохо сдерживаемая ненависть, его разочарования, его, наконец, мрачное самолюбие — все это, чувствовал он, толпилось и под этим маленьким девичьим лбом, чисто-начисто отполированным, под этими блестящими прядями, под этими опущенными ресницами, под этим узким корсажем, где, вероятно, ускоренно билось неистовое сердце.

— Сара! — позвал он. — Сара!

Она остановилась и высокомерно взглянула на него.

— Сара! Мисс Сара! Простите меня. Ах! Что вы здесь делаете?

— Где? — спросила она.

— Здесь. В этой стране?

— Я не понимаю, — холодно сказала она.

— В этой стране, сестра моя. Фу, какое отвращение! Евангелие все сделало, чтобы окончательно и определенно установить достоинство женщины. А что здесь сделали из этого? Я оплакиваю вас, сестра моя, оплакиваю вашу судьбу.

Она засмеялась сухим смешком.

— Кажется, я поняла вас, — сказала она. — Но не беспокойтесь так обо мне. Я буду свободной, пока буду желать этого. Даже выйдя замуж за мормона, я останусь свободной. Умная женщина всегда будет впереди несчастных, составляющих гарем ее супруга. Она сумеет превратить их в образцовых и дешево стоящих служанок. Что касается остального — и она презрительно улыбнулась, — лучше согласовать право и действительность без всякого лицемерия. Но есть подробности, о которых не след говорить молодой девушке.

Она подошла к книжному шкафчику.

— Я не хочу учить вас катехизису, — высокомерно сказала она. — Но ведь вы начали. Мне противно, когда человек, может быть, умный, повторяет глупости.

Она взяла брошюру с полки и протянула ее ему. Он машинально прочел заглавие.

— «Defence of Polygamy by a Lady of Utah»[2], — сказала Сара Пратт. — Прекрасно, защита многоженства. Та, кто написала это, не дура и не сумасшедшая. Это моя кузина, Белинда Пратт, умнейшая особа. В ее брошюре вы найдете массу побудительных причин, по которым разумная женщина может желать установления многоженства.

— Прочту, даю вам слово, — сказал Гуинетт. — Мы должны все читать.

— Сойдем, — сказала она. — Нас будут ждать.

На пороге они оба одновременно остановились.

— Сара, — шепнул Гуинетт.

Она держала руку на щеколде. Она была бледна и взглянула на него горестно-вопросительным взглядом.

— Сестра моя Сара — ведь вы позволите, чтобы я называл вас Сарою, — не правда ли?

Он дрожал. Он разом платил выкуп за все поддельные волнения.

— Что вы? — спросила она.

— Разрешите вы мне поцеловать вас? — умоляюще спросил он.

Она совершенно просто подставила ему свой лоб.

Глава четвертая

Отец д’Экзиль проснулся в понедельник утром в очень веселом расположении духа. Часов в девять он, с улыбкой на устах, видел, как уехали кататься верхом Аннабель и Рэтледж. Около одиннадцати часов он слышал, как они вернулись. Около полудня он стал обнаруживать некоторые признаки нетерпения.

«Еще, пожалуй, это животное надует меня!» — ворчал он.

Но несколько страниц «Слов Верующего», которые он прочел, чтобы подавить свою нервность и попасть на случай в тон, только усилили его беспокойство.

В четверть первого беспокойство его исчезло.

Кориолан вошел в его комнату.

— Внизу ожидает господина аббата господин священник в сюртуке.

— А! — сказал патер, — вот очаровательный человек, и притом человек слова! Куда ты дел его?

— Я провел их в столовую.

— Сейчас иду туда.

Как люди, заранее собирающиеся на поезд, опаздывают, так опоздал и он. Прошло добрых две минуты, пока он придумывал фразу, которою иезуит может сердечно приветствовать методистского пастора.

Наконец он спустился вниз. С утра он не выходил сегодня, и на ногах у него были еще его старые мягкие фетровые туфли.

«Эге-ге!» — пробормотал он, придя в столовую и остановившись на пороге двери, противоположной той, через которую ввели туда преподобного.

Тот стоял к нему спиною. Он был весь в черном и стоял у буфета. Отец д’Экзиль видел, как он брал в руки одно за другим то кофейник, то серебряный судок, то компотник из позолоченного серебра, как он взвешивал их в руке, разглядывал, поворачивал, словно для того чтобы увидеть штемпель.

— Здравствуйте, дорогой господин Гуинетт, — сказал иезуит.

Тот не вздрогнул. Степенно поставил он на буфет компотник, последнее, что он разглядывал.

— Здравствуйте, господин аббат.

— Вы, кажется, очень интересуетесь ювелирными изделиями, — любезно сказал отец д’Экзиль.

— Мой дед, — ответил пастор, — имя которого я ношу, был ювелиром в Балтиморе. Я очень мало смыслю в золоте и серебре. Достаточно, однако, чтобы знать, что это вещи очень высокой ценности. Какая жалость, господин аббат, какая жалость!

Он снова взял компотник в руки.

— В этой вот излишней посудине серебра столько, что на него могла бы два года существовать честная семья. Нет! Богатые или очень виновны, или очень легкомысленны.

— О! — весело сказал отец д’Экзиль, — подумаем и о тех, кто делает эту излишнюю посуду. Наверное, на скромный барыш вашего дедушки, вырученный им от продажи нескольких ком-потников в этом роде, вы получили образование, другой предмет роскоши, которым и пользуетесь во славу Господа нашего.

— Мой дед, сударь, умер бедняком, — сухо ответил Гуинетт.

Он снисходительно поклонился: в комнату вошла Аннабель. Иезуит представил их друг другу.

— Пойдем, посидим под верандой, хотите? — спросила молодая женщина.

Все вышли, она впереди. Пастор окинул ее быстрым взглядом, удивившим отца д’Экзиля. Он улыбнулся. Взгляд Гуинетта выражал восхищение, и иезуит почувствовал себя как бы польщенным этим.

На террасе курил Рэтледж. Он должен был ожидать появления преподобного, и тем не менее покраснел и со смущением пожал покровительственно протянутую ему руку.

— Получили ли вы письмо от миссис Рэтледж, вашей матушки? — осведомился пастор.

— Вчера я получил письмо, — уклончиво ответил молодой человек.

— И от мисс Маргарет, вашей сестрицы?

— И от нее получил письмо, — сказал Рэтледж.

И не без поспешности он заговорил о другом.

Еще не сели за стол, а уже все чувствовали себя очень неловко. Отец д’Экзиль с удовольствием констатировал, что нисколько не ошибся в этом отношении насчет способностей своего гостя.

«Она скучает, — говорил он самому себе, глядя на Аннабель. — А как она сердита на своего хорошенького лейтенантика за то, что он, как девчонка, оробел при этой скуфье. Ах! она не кончила...»

Отец д’Экзиль был неумолим. Едва подали первое блюдо, как он завел разговор об Эмерсоне. У него была двойная цель: прежде всего вывести из терпения Аннабель, не переносившую всего, что близко ли, далеко ли напоминало проповедь, а затем — отомстить Гуинетту за маленький перевес, который тот имел над ним накануне, на берегу Иордана, когда они спорили об Игнатии, о Франциске-Ксаверии и о Бобадилле.

Он в полной мере достиг того, чего хотел. Перед удивленным и все одобрявшим Гуинеттом он прочел целую лекцию о «Доверься самому себе» опасного американского мистика. Он закончил сравнением с Фенелоном и восторженно процитировал обаятельный отрывок:

«Что могли бы сказать мне Кальвин или Сведенборг, когда я весь горю чистой любовью и проникнут глубоким смирением? Основанная на авторитете вера — это уже не вера... Откуда же этот культ прошлого? Века — это заговорщики, воюющие с величием и здоровьем души. Человек не смеет сказать: „я думаю, я знаю“, но приводит слова какого-нибудь святого или мудреца.

В присутствии былинки или распускающейся розы он чувствует смущение. Розы, растущие у меня под окном, мало заботятся о древних розах, даже самых прекрасных; они суть то, что они суть; сегодня они живут в присутствии Бога...»

— По существу я мог бы сделать некоторые оговорки, — заключил он, — но форма прямо волшебная!

— И я могу сделать кое-какие оговорки; конечно, не те же, — сказал Гуинетт. — Вы знаете какие, лейтенант Рэтледж?

Офицер вздрогнул. И знаком показал, что не знает.

— Как, — с огорчением сказал Гуинетт, — вы не помните этой цитаты из Эмерсона? А между тем ее именно я взял как тему, когда полтора года назад произнес, по просьбе вашей матушки, речь в день рождения мисс Реджины Сполдинг.

Рэтледж покраснел, как пион.

— А кстати, — сказал преподобный, — я забыл, и извиняюсь в этом, спросить вас про мисс Сполдинг. Надеюсь, там все благополучно?