Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника

• Название: Тайна Марухского ледника
• Автор: Владимир Гнеушев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Книга рассказывает о героической обороне Марухского перевала во время Великой Отечественной войны, доблести наших бойцов и командиров, не пустивших фашистов через Кавказский хребет. После выхода первого издания летом 1966 года на Марухский перевал поднялись сыны и дочери погибших здесь героев, оставшиеся в живых участники сражении на перевалах Кавказа. В память погибших был установлен обелиск и у подножия его замурована книга “Тайна Марухского ледника” и письмо комсомольцев Карачаево-Черкесии в будущее – молодежи 2017 года.

---

– Разрешите нам остаться. Вы уходите. Прикроем... Комиссар, внимательно осмотрев их, кивнул головой:

– Хорошо. Постарайтесь не погибнуть...

Кроме моряков, задерживать “ромашек” остались дядя Саша, Онищук и еще три солдата. Уходившие оставляли им патроны и гранаты...

До темноты они сдерживали немцев на этой крутой, обрамленной непроходимыми скалами, тропе. Моряки погибли почти все, потому что ходили от укрытия к укрытию во весь рост: “Не будем гадам кланяться”. Наступившая ночь пронзила темноту еще двумя-тремя залпами. Оставшиеся в живых бросились через гребень и, мимо тропы по осыпавшемуся из-под ног каменистому склону буквально покатились вниз. Остановились лишь утром, в лесу. Посмотрели друг на друга, и то ли нервная разрядка наступила, то ли действительно смешным показался вид друг друга, но только начали хохотать все, как сумасшедшие. Между тем вид их вряд ли был смешон: в кровь исцарапанные, избитые до синяков, в разодранной в клочья одежде.

Надо было двигаться дальше. Комиссар приказал пробираться назад, к Красному Карачаю, к партизанам. Продолжая спуск, искали глазами съедобные ягоды, обрывали на ходу свежие веточки, жевали, сплевывали горечь.

В середине дня услышали невдалеке пулеметную дробь и отдельные выстрелы. С тоской заглянули в опустевшие диски и магазины. У моряка – единственного, оставшегося в живых, – в автомате пусто. У артиллериста три патрона, у Онищука – два. У дяди Саши – пусто. Молча взял он из рук Василия Михайловича карабин, клацнул затвором. Блеснул на солнце один патрон, упал в траву. Поднял его дядя Саша, вставил в магазин своего карабина. Второй подобрал в траве, утопил его в карабин Онищука, закрыл затвор, спустил курок, отдал карабин.

– Чтоб живым не попадаться, – буркнул коротко... Через некоторое время сели передохнуть. Говорить от голода никому не хотелось. Молча привалились спинами к деревьям, вытянув по траве уставшие ноги. И вдруг где-то совсем рядом услышали немецкую речь и почти одновременно с этим долетел к ним вкусный запах пищи. Усталости, как не бывало. Словно кошки, бесшумно и быстро заскользили они вперед. Потом дядя Саша сделал знак рукой, дескать, оставайтесь на месте. Сам пополз дальше. Ожидание было мучительным, но вот дядя Саша появился вновь и показал на пальцах: шестеро! Схватил у артиллериста винтовку, вынул у него один патрон, погрозил пальцем, чтобы артиллерист молчал, вложил в свой патронник. Кивнул:

– Пошли...

Залегли метрах в пятнадцати от ничего не подозревавших немцев. Дышать опасно – услышат. Два гитлеровца поднесли к обрывистому краю площадки треногу, установили ее, а сверху – оптический прибор приладили. Офицер подошел, подвинул ногой футляр от прибора, сел на него и начал настраивать трубу. Чуть в стороне дымился костерик и около него хлопотал, напевая тихую незнакомую песенку, фриц с закатанными рукавами.

У наших, что в кустах, мелко дрожат руки – от страха или от ненависти... Всего шесть патронов в их магазинах и шестеро гитлеровцев перед ними!

Дядя Саша показывает Онищуку: бей того, что сидит, мишень неподвижная. Сам с артиллеристом выбрал тех, что с автоматами через плечо. Залп получился, как по команде. Офицер у прибора и один автоматчик свалились замертво, второй автоматчик схватился за руку и бросился бежать, но дядя Саша достал его вторым выстрелом. В этот момент моряк прыгнул на площадку и предстал там перед трясущимся от страха четвертым немцем, тем, что готовил обед. Тот попятился, забыл от страха, что находится на узкой площадке, рухнул в пропасть. Двое остальных успели скрыться.

Нашим было не до преследования. Они подобрали оружие, выбрали из карманов офицера документы и, прихватив котел с варевом, помчались в другую сторону. Онищук, правда, почти машинально сорвал с офицера Железный крест, который и до сих пор у него хранится, как память о странных днях боевого бродяжничества в горах Северного Кавказа.

Отойдя подальше, съели содержимое котла, сухие продукты приберегли и пошли, держась примерного направления на Красный Карачай. И вскоре встретили своих, которые расположились у рудника, что выше селения, у начала тропы на перевал Халега и на Марухский перевал. Комиссар выслушал донесение, молча достал блокнот и печать. Написал на листке бумаги, что такие-то и такие-то выполнили ответственное задание и при этом совершили подвиг. Приложил печать. Он в любой обстановке не забывал своих комиссарских обязанностей и выполнял их так же спокойно, как выполнял бы их в штабе дивизии. При этом он так несокрушимо верил в необходимость, скажем представления к наградам оказавшихся в кольце врагов советских людей, что эта его уверенность передавалась другим и всем становилось легче.

– Может, кто и донес до командования подобные свидетельства, – говорит Василий Михайлович, – а может, и нет. Важно не это. Важно то, что советские люди, попав в тяжелейшие условия, не покорялись врагу, сражались, пробивались к своим. И огромная заслуга в том была и нашего комиссара...

На коротком совещании решили идти на перевал, чтобы там соединиться со своими. Пошли по тропе, круто взбиравшейся вверх, и вскоре вышли на высокогорный кош. Людой : там не было, но солдаты быстро разыскали несколько кругов отличного сыра. Тут-то и появился “пастух”. Поговорив с комиссаром и командиром отряда, “пастух” куда-то исчез, но потом появился вновь, сопровождаемый крепко нагруженными людьми. В мешках, принесенных ими, были боеприпасы и немного провизии. Это все, чем могли помочь партизаны отряду...

Но мало уже оставалось в отряде бойцов, кто способен был продолжать дальнейший путь. Больные оставались. Остался и дядя Саша, у которого снова очень сильно разболелась раненая нога. Больше Онищук никогда не виделся с ним.

Многие простудились, так как в горах уже начались холода, выпал снег. Бойцы отряда были почти раздеты, лишь некоторые имели телогрейки. Партизаны, посоветовавшись, опять ушли и потом вернулись, неся шинели. Переодевшись и пополнив боеприпасы, отряд тронулся к перевалу, в сопровождении проводника – местного жителя.

Перевалы уже были заняты немцами. Отряд, вернее, то, что от него осталось, метался от одного прохода к другому, уходя от крупных встреч с противником, уничтожая мелкие его группы. Наконец, по нехоженому длинному карнизу, указанному проводником, бойцы вышли на широкий заснеженный склон, далеко внизу которого виднелся ледник. “Ромашки” заметили их и началась последняя схватка с ними, в которой погибли многие, в том числе и комиссар.

Было так. Немцы сконцентрировали огонь на центральной группе нашего отряда, в которой находился и комиссар. В одной руке у него был пистолет, во второй он держал три толовые шашки, связанные воедино, со взрывателем натяжного действия внутри. Такие самодельные гранаты использовались бойцами постоянно. Закладывали в шашку взрыватель, привязывали чеку проводком от радиокатушки, отпускали этот проводок на необходимую длину и бросали шашку. Она летела положенное расстояние, потом чека выдергивалась и раздавался оглушительный взрыв.

Так вот, комиссар, держа в руке подобную гранату усиленного типа и пригнувшись, хотел сделать перебежку поближе к позициям фашистов. В то же мгновение застучали немецкие автоматы. Комиссар споткнулся, упал, потом с большим усилием поднялся в рост. Немцы бросились к нему и тут он резко взмахнул рукой, в которой была граната. Взрыв, казалось, потряс все вокруг. Комиссара не стало, но и гитлеровцы, те, что были близко, попадали замертво. Остальные на мгновение пригнулись в укрытиях. Этого было достаточно для того, чтобы оставшиеся в живых наши бойцы сели на карабин и автоматы, упертые стволами в снег, и понеслись вниз по склону. Не все, правда, добрались до ледника. Уже у начала его в одном месте провалился снег, и несколько человек исчезли в гремящем потоке.

Ниже, где-то у языка ледника, бойцы услышали дробь автоматов и покашливание минометов. Мины пролетели над головами бойцов. Немцы тоже отвечали минометным огнем на передний край обороны, но не оставили в покое и прорвавшийся отряд, старались попасть если не прямо в солдат, то выше их голов, в скалы, чтобы поразить их каменными осколками. Это было страшно. Одна мина грохнула в скалу неподалеку от Онищука, и он тотчас почувствовал, будто ему оторвало ногу. Он упал и осмотрелся. Нога была цела, но из колена хлестала кровь. Видно, камень ударил касательно по колену. Разодрав рубаху, он замотал колено и поковылял вперед.

По леднику шли долго. Несколько человек провалились в трещины. Хорошо, если она неглубокая – вытаскивали. В глубоких исчезали навек. Доставить их было нечем.

Почти у конца ледника их встретили бойцы Закавказского фронта. С удивлением смотрели они на отощавших, обросших, оборвавшихся людей, с глазами, глубоко запавшими от пережитого. Потом повели к своим позициям и, накормив, отправили в тыл. Онищуку оказали первую медицинскую помощь и также отправили в тыл, в селение Захаровну, где находился госпиталь. Там впоследствии он узнал, что друзья его по небывалому походу, были отправлены сначала в Сухуми, а оттуда, кажется, в Кутаиси. Он не встретил больше никого из них ни в войну, ни после нее...