Илья Дубинский - Примаков

• Название: Примаков
• Автор: Илья Дубинский
• Издательство: © Издательство ЦК ВЛСКМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

---

Дружба Шмидта с Примаковым началась еще в нейтральной зоне – ничейной полосе, разделявшей Советскую Россию и оккупированную немцами Украину. Царский прапорщик военного времени, коммунист с трехлетним стажем, Шмидт появился в лесах Унечи в августе 1918 года после неудачного восстания. Он возглавлял часть повстанческих сил Полтавщины, а коммунист, бывший царский подполковник Крапивянский – повстанцев всей Черниговщины.

Потом комбриг Шмидт вместе с червонными казаками освобождал Харьков, Полтаву, Кременчуг, Подолию. Весной 1921 года, не закончив курса в академии, явился к нам. И привез с собой еще одного «дезертира учебы» – кавалера двух боевых орденов Ивана Константиновича Бубенца, в прошлом командира чапаевской конницы, любимца Фурманова, Фрунзе.

Офицер военного времени, гвардеец, он создал боевой отряд, развернувшийся позже в один из чапаевских полков.

…В кабинете у Примакова оба моих начальника объяснили мне цель вызова. Надо было в срочном порядке составить «Памятку для бойца». В районе, кишевшем петлюровскими бандами, иные наши товарищи становились жертвой своей беспечности. И не только рядовые. Нелепо, но геройски погиб командир 10-го полка Федор Святогор. Его боевой орден нацепил себе потом атаман Гальчевский…

Виталий Маркович положил предо мной стопку толстых книг в добротных переплетах. Труд Филлиса о выездке лошадей. «Обряд службы» полководца времен Екатерины II Румянцева – учителя великого Суворова. Книги по тактике конницы, по истории военного искусства.

– В академии посылать пока не можем – надо кончать с бандами, готовить части к переходу в казармы. А учиться мы должны все, – сказал тогда мой командир корпуса, – Вот и надо читать, набираться ума, да еще помнить о товарищах… – Примаков велел мне после прочтения первой книги направить ее с ординарцем командиру 8-го полка, а тот дальше, вплоть до командира 12-го полка 2-й дивизии Александра Горбатова. – Это вторая причина вызова, – сказал Виталий Маркович. – А есть еще и третья, – с какой-то загадочностью добавил он. – Поедем…

Выйдя из-за огромного дубового стола, Примаков направился к дверям. Вслед за ним пошли и мы – начальник штаба корпуса Семен Туровский, его заместитель Владимир Микулин, Шмидт, адъютанты комкора – Кузьмичев и Пилипенко. Сели на лошадей. Проехали не торопясь по тенистым улицам Садов, свернули на Вороновицкую дорогу.

Справа и слева от нее виднелись пестрые поля – куцые наделы хлеборобов.

Вдали показались незасеянные горбы Малых Хуторов, а на них темные силуэты ветряков, флегматично размахивавших своими огромными ажурными крыльями. Вожак кавалькады, раскурив на ходу трубку, перевел коня в резвую рысь, а вскоре – в манежный, а потом и в полевой галоп. Мы все вслед за Примаковым взлетели на крутые горбы.

Но что это? Наваждение или мираж? Примаков, не сворачивая, полетел на ветряки. Уже слышно ленивое поскрипывание высушенной солнцем и ветрами вращающейся их оснастки. Мальчик, боевой конь комкора, видать, приученный уже к этому номеру, шевельнув ушами, с ловкостью циркового акробата устремился в просвет между двумя вращающимися крыльями.

Повинуясь своему, как мне тогда казалось, сумасбродному всаднику, конь, радостно фыркая, обскакал вокруг ветряка и остановился как вкопанный у бревна-правила. Примаков, шумно вздохнув, застыл в седле…

Пришел черед остальным. Конь Феди Пилипенко, почувствовав легкий удар по крупу, громко заржал и умчал своего всадника вниз, к ближайшим хатам Малых Хуторов.

Каково было мне, новичку? Увидев разбитую мою голову, меня бы не осудили. А вот если бы я спасовал…

Потом уж я вычитал в книгах, что подобным же образом учил своих офицеров мужеству и отваге знаменитый Зейдлиц – начальник кавалерии Фридриха Великого.

Неизвестно, в каком возрасте знаменитый Зейдлиц резвился со своими гауптманами[15] под крыльями ветряков. Самому старшему в кавалькаде Примакова, Владимиру Микулину, который был почти в полтора раза старше каждого из нас, стукнуло тогда тридцать один. На обратном пути в Винницу он, когда-то водивший и боевые самолеты, дружелюбно подтрунивал над своим бывшим комиссаром:

– Добро, что в той мукомольне четырехлопастный пропеллер… А есть и о шести лопастях…

В то время, когда мы все жадно стремились к науке, большой знаток конницы Микулин научил нас многому. Он же нам передавал опыт прошлого. Но не все из большого опыта великого Зейдлица было достойно подражания…

Прошло два года. Мы с Горбатовым только что на подступах к Изяславу провели учение на встречный бой. Но даже после изнурительной для людей и коней работы еще оставался порох… Вправо от проселка, в низине, бурля и петляя, неслась на запад многоводная Горынь. Из всего прочитанного в книгах, полученных мною в Виннице, в памяти возник опять тот же Зейдлиц. Подражая ему, поднял высоко руку. И если там, под Малыми Хуторами, вслед за Примаковым скакала сборная кавалькада, то здесь, под Изяславом, вслед за своим командиром шла на коротком галопе строевая единица. Кто бы осмелился свернуть?

А вот и крутой спуск к реке. Несколько пугливых всхрапов, и резвый Занзибар, сразу же потеряв под копытами дно, вытянул вперед голову, поплыл. Широким фронтом развернутых взводов, линия за линией, с визгом всадников и храпом лошадей полк врезался в быстрые потоки Горыни.

Мы и раньше занимались форсированием вплавь водных преград, но… к этому долго и тщательно готовились. Каждый знал, что ему делать. Каждый знал, что ничем не стесняемое животное само выплывет и вынесет на другой берег даже неумелого пловца. Лишь бы он вовремя соскочил с коня в сторону течения и не забыл ухватиться за гриву. Не надо было опасаться того, что неумелый всадник, испугавшись опасности, дернет повод и облегченная в воде лошадь легко опрокинется через голову, потянет на дно и седока. Но… если у командира смена сухого белья хранилась дома, то у бойцов она была с собой, в переметных кобурах седла. И если командир был тогда некурящим, то у бойцов махорка хранилась в карманах брюк…

Так что даже благополучно закончившийся эксперимент меньше радовал бойцов, нежели их командира. А Горынь все же была коварной рекой… Подмокшее белье и отсыревшая махорка – пустяки. Но можно было обойтись и без тех малых огорчений, без издержек роста, если бы мы подражали Зейдлицу не слепо, с закрытыми глазами, а с оглядкой…

Из принимавших ту несоленую купель хочется назвать начальника штаба полка, ныне генерала Андрея Ковтуна, сотника Петра Ратова, ныне генерала, – москвича, взводного командира, тогда свеженького выпускника кавалерийской школы, а татом отважного командира кавалерийской дивизии в Великую Отечественную войну, обосновавшегося на отдых в родном Орджоникидзе генерал-лейтенанта Леонида Сланова, его однокашника, тоже командира взвода нашего 7-го полка, Сергея Худякова, закончившего войну маршалом авиации, казака сабельной сотни Павла Вахния, ныне отставного майора, – киевлянина.

…Как-то заглянул в тот же Изяслав наш командир корпуса. Тесно общаясь с комсомолом, шефом червонного казачества, мы по просьбе уездного комитета в тот день приняли участие в общем воскреснике. Разгружали шпалы на перегоне Изяслав – Шепетовка. Во главе бригад стояли комсомольцы-путевики. Нашим бригадиром был шустрый паренек по фамилии Сорока. Примаков работал вместе с нами. Накрапывал дождик, и на командире корпуса был довольно убогенький плащик.

Сорока вдруг собрал всех нас, чтобы вести к станции – полоть траву на путях. А Примаков сказал, что сначала надо кончить одну работу, а затем браться за другую. Бригадир, взглянув свысока на потертый дождевичок комкора, вскипел:

– Ты еще будешь меня учить…

А Примаков возразил ему спокойно, с мягкой улыбкой, которая у него появлялась всегда перед едким словом:

– Молодой человек, были у нас добрые рубаки Сороки – и рядовые, и взводные, и даже сотники. Их я учил ленинским словом. Но был еще в прошлом году на Подолии известный кат – атаман петлюровской банды Сорока. Я его учил острым казачьим клинком… Хочется думать, что вы из первых Сорок. Так что не будет большого промаха, если я кое-чему поучу и вас…

Обращение ЦК комсомола Украины к червонным казакам в связи с принятием шефства над корпусом червонного казачества. 1922 г.

И тут наш бригадир сразу узнал в том участнике воскресника командира корпуса червонных казаков. Стал извиняться, просить прощения. А Примаков ему в ответ:

– Есть много зловредных бактерий. Но самый страшный вирус – это вирус высокомерия…

…Тогда у Малых Хуторов, под Винницей, главенствовал Примаков, но все мы знали, кто был инициатором подобных сногсшибательных экзерсисов. Из всех первоклассных знатоков конного дела, должно быть, самый утонченный попал в наши ряды. Владимир Иосифович Микулин, пройдя в царской армии путь от корнета до подполковника, командовал бригадой под Перекопом и во время боев за Галицию летом 1920 года.