Карен Фоссум - Глаз Эвы

• Название: Глаз Эвы
• Автор: Карен Фоссум
• Жанр: Полицейский детектив

Норвежская королева детектива впервые на русском языке!

Редко испытываешь подобное напряжение и леденящий ужас, поданные настолько тонко и убедительно. Карин Фоссум удалось создать такую атмосферу, которая захватывает целиком и держит в напряжении до самой последней страницы, добиваясь эффекта полного погружения в настоящий кошмар.

Лейтенант Конрад Сейер ведет расследование…

---

– Мне это никогда не съесть, – жалобно протянула Эва.

– Надо себя заставлять, – заявила Майя решительно. – Это дело тренировки. Чем больше ешь, тем больше у тебя растягивается желудок и тем больше ему надо еды, чтобы заполниться. Всех дел‑то на несколько дней. Сама знаешь, тебе уже не двадцать лет; когда женщине ближе к сорока, надо, чтобы на костях было побольше мяса. Господи, нам скоро сорок!

Она воткнула вилку в «Наполеон», крем потек во все стороны. Эва смотрела на нее, чувствуя, что Майя, как всегда, начинает командовать, а она может расслабиться и делать только то, что ей говорят. Так было, когда они были девчонками. Но в то же время она обратила внимание и на пальцы подруги, унизанные золотыми кольцами, и на браслеты, звеневшие на запястьях. Видно было, что Майя – женщина обеспеченная.

– Я здесь полтора года живу, – сказала Майя. – Ужасно глупо, что мы не встретились раньше!

– Да я в городе почти не бываю. Мне здесь и делать особо нечего. Я живу в Энгельстаде.

– Ты замужем? – осторожно поинтересовалась Майя.

– Была. У меня маленькая дочка, Эмма. На самом деле не такая уж маленькая. Она сейчас у своего отца.

– Значит, одна с ребенком.

Эва почувствовала, что внутренне съеживается. Майя сказала это так, что все стало выглядеть исключительно жалким. А то, что ей нелегко живется, и так было видно с первого взгляда. Одежду себе она покупала в магазинах «секонд‑хэнд», а Майя, наоборот, выглядела шикарно. Кожаная куртка и кожаные сапоги, «Левис». Такая одежда стоит целое состояние.

– А у тебя есть дети? – спросила Эва, подставляя ладонь под ватрушку, с которой сыпалась сахарная пудра.

– Нет. А зачем они мне?

– Ну, они бы заботились о тебе, когда ты состаришься, – объяснила Эва просто. – И стали бы твоим утешением и радостью на закате жизни.

– Эва Мария, ты ничуть не изменилась. Значит, в старости? Да брось, неужели ты думаешь, что люди заводят детей именно поэтому?

Эва невольно рассмеялась. Она снова чувствовала себя девчонкой, она как бы вернулась в детство, когда они были вместе каждый божий день, каждую свободную минуту, за исключением летних каникул, когда ее отправляли на каникулы к дяде в деревню. Ох, эти каникулы были просто невыносимыми, такими скучными, ведь рядом не было Майи.

– Ты еще пожалеешь об этом. Подожди.

– Никогда ни о чем не жалею.

– Да. И правда, я помню. А я вечно жалею обо всем.

– Эва Мария, с этим давно пора завязывать. Вредно для здоровья.

– Но я не жалею о том, что у меня есть Эмма.

– Ну, это понятно, кто же жалеет, что у него есть дети. А почему ты развелась?

– Он нашел себе другую женщину и переехал к ней.

Майя покачала головой.

– И насколько я тебя знаю, ты помогала ему укладывать вещи, когда он уходил?

– Ну, почти. Он такой непрактичный. Кроме того, это лучше, чем сидеть сложа руки и смотреть, как из дома выносят мебель.

– А я бы на твоем месте ушла к подруге и распила с ней бутылочку.

– У меня нет подруг.

Они доедали пирожные молча. Только иногда то одна, то другая качала головой, как бы не в силах поверить, что судьба снова свела их вместе. Им надо было так много друг другу рассказать, но они не знали, с чего начать. Эва снова вспомнила, как она сидела на каменных ступеньках и смотрела на зеленый грузовик.

– Ты не ответила ни на одно мое письмо, – неожиданно сказала Майя слегка обиженно.

– Да. Папа все время говорил мне, что я должна написать, но я не хотела. Я была так сердита из‑за того, что мы переехали, мне было так горько. Наверное, я хотела ему отомстить.

– Но я‑то была ни при чем.

– Да уж, такая я балда. По‑прежнему куришь? Она полезла в сумку за сигаретами.

– Как паровоз. Но не это дерьмо.

Майя нашла в кармане куртки пачку «Ред микс» и начала сворачивать самокрутку.

– А чем ты занимаешься?

Эва покраснела. Вопрос был вполне невинный, но она ненавидела его. Ей вдруг захотелось солгать, но обмануть Майю было непросто. Эве это никогда не удавалось.

– Я сама себя часто об этом спрашиваю. По правде говоря, ничем особенным. Пишу картины.

Брови Майи удивленно поползли вверх.

– То есть ты художница?

– Ну, наверное, хотя мало кто так считает. Я хочу сказать, что мне нечасто удается продать мои картины, но я считаю, что это преходящее явление. Я бы не продолжала этим заниматься, если бы не была в этом уверена.

– То есть ты вообще нигде не работаешь?

– Не работаю? – Эва даже рот разинула от удивления. – А ты что, думаешь, картины сами собой появляются? Разумеется, я работаю! И не по восемь часов, скажу я тебе. От такой работы никогда нельзя освободиться, ложишься спать и продолжаешь думать о работе. Покоя – никакого. Все время хочется что‑то переделать, изменить.

Майя кривовато улыбнулась.

– Прости, я неудачно выразилась. Я имела в виду другое, думала, может, ты еще где‑то работаешь, я имею в виду, получаешь зарплату.

– Тогда у меня не будет времени писать картины, – сказала Эва угрюмо.

– Понятно. Наверное, много времени надо, чтобы написать картину.

– Примерно полгода.

– Что? А ты что – пишешь такие большие картины?

Эва вздохнула и щелкнула зажигалкой. У Майи был кроваво‑красный маникюр, руки ухоженные; а на ее собственные руки смотреть не хотелось.

– Никто не понимает, как это трудно, – сказала она с отчаянием в голосе. – Всем кажется, что это просто блажь.

– Я в живописи совсем не разбираюсь, – призналась Майя. – Меня просто немного удивляет, что кто‑то сам выбирает себе такую жизнь, если все это так непросто.

– Я ее не выбирала.

– А кто выбирал?

– То есть, я хотела сказать… Человек становится художником, просто‑напросто потому что вынужден это сделать. Потому что никакого выбора нет.

– Это мне тоже непонятно. Выбор есть всегда.

Эва решила не входить в объяснения. Она съела оба пирожных, чтобы доставить удовольствие Майе, и чувствовала, что ее немного подташнивает.

– Лучше расскажи мне, чем ты сама занимаешься. Ты явно зарабатываешь больше, чем я.

Майя закурила свою самокрутку.

– Наверняка. Я тоже работаю на себя. Так называемый «свободный предприниматель». У меня небольшая фирма, только один служащий. Работаю очень много, хочу накопить денег. Но к новому году собираюсь с этим кончать. Переберусь на север Франции, открою небольшую гостиницу. Может быть, где‑нибудь в Нормандии. Давняя мечта.

– Господи, правда?! – Эва курила, ожидая продолжения.

– Работа тяжелая, требует самодисциплины, но дело того стоит. Я ее рассматриваю просто как путь к достижению цели и не отступлюсь, пока не получу то, что хочу.

– Да уж, это я прекрасно понимаю!

– Ох, если бы ты была сделана из другого теста, Эва, я бы предложила тебе со мной сотрудничать. – Она легла грудью на стол. – Без всяких капиталовложений с твоей стороны. С полным обучением. Ты бы за рекордно короткое время могла Целое состояние заработать. Вот чем тебе следовало бы заняться. И откладывала бы деньги на собственную маленькую галерею. Ты вполне могла бы на нее накопить – ну, сейчас прикину – за пару лет. Если хочешь знать, все остальные пути к цели – мура. Надо всегда искать самый короткий.

– Но чем же ты занимаешься, в конце‑то концов?

Она удивленно смотрела на подругу. Майя скомкала салфетку, пока произносила свою тираду, и теперь смотрела прямо Эве в глаза.

– Давай назовем это «работа с клиентами». Мне звонят, записываются, а я их принимаю. Знаешь, потребности у людей бывают самые разные, а эта ниша на рынке всегда существует. Я бы сказала потребность в любви глубока, как Марианская впадина. Проще говоря, я – «жрица любви», так это целомудренно называют. Или, как говорили в старые добрые времена, – шлюха.

Эва покраснела.

Должно быть, она ослышалась. Или же Майя просто хочет ее подразнить, она всегда любила ее дразнить.

– Что ты сказала?

Майя улыбнулась уголками губ и стряхнула пепел.

Эва ничего не могла с собой поделать. Она все смотрела и смотрела, но уже совершенно по‑другому, на золотые украшения, на дорогую одежду, на часы, на кошелек, лежащий рядом с кофейной чашкой, который, казалось, вот‑вот лопнет от купюр, а потом перевела взгляд на лицо подруги, как будто увидела его впервые.

– Тебя всегда было легко шокировать, – сухо произнесла Майя.

– Да уж, честно говоря… Прости меня, но к такой информации я была не готова.

Она действительно чувствовала себя крайне неловко.

– Но ты же не ловишь клиентов на улице, то есть, я хочу сказать, ты выглядишь не так…

– Нет, Эва Мария, не ловлю. И не колюсь. Я много работаю, как все люди. Правда, не плачу налоги.

– А тебя… А многие об этом знают?

– Только мои клиенты, а их немало. Но большинство из них – постоянные. И это на самом деле неплохо, земля, как известно, слухами полнится, предприятие процветает. Не могу сказать, что я лопаюсь от гордости, но и стыдиться мне нечего.