Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки»

• Название: Гибель «Русалки»
• Автор: Фрэнк Йерби
• Издательство: Терра-Азбука
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0248-9

Сэм и Джейк: дети служанки из таверны и вора, кончившего жизнь на виселице, в 1780 году попадают в Америку и выдают себя за сыновей английского лорда – сэра Персиваля Фолкса… Невероятные приключения их потомков, аристократов с плебейской кровью, и описывает Фрэнк Йерби в своем увлекательном романе.

---

Она медленно поднялась с колен.

– Перебинтуешь сама, – сказала она Билджи. Резкость собственного тона неприятно поразила ее. Она вовсе не хотела давать волю своим чувствам.

– Да, госпожа, – покорно сказала Билджи. Пруденс поняла: ей нужно время, чтобы подумать.

А когда он смотрел на нее своими большими черными глазами, она ни о чем не могла думать. Ей начинало казаться, что он видит ее насквозь, знает все ее мысли и чувства…

Главным же чувством, овладевшим ею (она понимала это и не могла обманывать себя, унаследовав от отца беспощадную честность), было не возмущение и гнев по поводу этого вопиющего нарушения христианского кодекса морали, а мучительная боль, вызванная чисто женской ревностью.

«Я его совсем не знаю, – в ярости твердила она себе. – То, что я говорила ему, истинная правда: мне не с чем сравнивать – ведь папа так оберегал меня… А он – торговец рабами, человеческой плотью. Чуть ли не атеист. Не знаю, уродлив ли он или все-таки красив, как языческий бог. Папе следовало быть дальновиднее. Если бы он брал меня в свои поездки, я бы имела возможность видеть и других белых мужчин и не стояла бы сейчас в полном смятении, уже наполовину влюбившись в него, незнакомца, которого встретила какой-то час назад…»

Гай улыбнулся ей.

– Стоит покинуть пределы миссии, – мягко сказал он, – и мир становится совсем иным…

– Не спорю, – сказала она резко. – Однако должна вас разочаровать, мистер Фолкс. Проповедник – мой отец, а не я. И вообще, ваша жизнь меня совершенно не касается…

– Неужели? Думаю, вы не правы. Я свято верю в братство людей. А вы меня разочаровали. Я-то уж предвкушал, как прекрасная миссионерка спасет мою душу. Теряюсь в догадках: зачем же вы тогда пришли сюда?

– Меня прислал отец, – не сразу ответила Пруденс. – Вокруг миссии разгорелась война, и он увидел, что дикари Диакьяра вытворяют с женщинами. Я не хотела уходить, но папа обещал, что, если станет совсем плохо, он пришлет гонца с просьбой о помощи. Мы можем на вас рассчитывать, мистер Фолкс?

– Разумеется. Насколько я знаю, ваш отец весьма достойный человек. Думаю, что тот вред, который он причинил, насаждая религию, неподходящую для Африки, не так уж велик по сравнению с пользой, что он приносит, знакомя негров с простейшими навыками гигиены и врачуя их болезни. Я и сам хочу послать к нему нескольких пациентов…

– Иначе говоря, – холодно заметила Пруденс, – вы обеспокоены состоянием их тел, а не душ. Что ж, это понятно. Чем здоровее африканец, тем дороже его можно продать, не так ли, мистер Фолкс?

– Совершенно верно. Однако я нерадиво отношусь к своим обязанностям хозяина. Что бы вы хотели на обед, мисс Стаунтон?

Пруденс покраснела и не сразу ответила.

– Прошу прощения, – сказала она наконец. – Все-таки я у вас в гостях, а вам приходится напоминать мне об этом. Я вела себя отвратительно. Пожалуйста, простите меня, мистер Фолкс.

– Вас не за что прощать, – улыбнулся Гай. – Пойдемте, я покажу вам факторию, пока повар стряпает ваше любимое блюдо. Какое именно, мисс Стаунтон?

– Люди, живущие в миссии, – печально сказала она, – не могут позволить себе такую роскошь, как любимые блюда. Пусть это будет ваша повседневная пища, мистер Фолкс.

– Прекрасно, – сказал Гай. – Что ж, пошли?

Глава 18

Лунный свет, озаряющий серебряным сиянием все небо, едва пробивался сквозь кроны деревьев. С моря дул ветер, деревья колыхались и рассеивали свет, так что весь пейзаж находился в постоянном движении. Стайка обезьян, что-то лопоча, пронеслась по верхушкам тамариндов. Хрипло прокричала кукушка. Потом все стихло, кроме шума волн, которые накатывались и разбивались о берег, и кровь в ее висках, казалось, пульсировала в ритме морского прибоя.

Она лежала на спине, глядя в потолок. Ветер глухо шуршал в листве баобаба, и на ее лице отражались попеременно то тень от листьев, то лунное серебро. Ей чудилось, что она ощущает кожей смену света и тени, как ощущала бы легкие, щекочущие прикосновения травинки в детской руке.

В пятне лунного света, отраженного зеркалом на потолок, пробежала ящерица и с шуршанием скрылась.

А Пруденс Стаунтон лежала, сжимая и разжимая тонкие пальцы, с трудом сдерживая слезы.

«Я не должна думать, – говорила она себе, – не должна. Он совсем не такой, о каком я мечтала: атеист, торговец человеческой плотью – злой, жестокий человек. Нет… он мог бы позволить своим воинам убить знахаря, но ведь не позволил. В его душе есть добро, но оно загнано вглубь. Я могла бы помочь ему, могла бы…

Только я ему не нужна. Он такой сильный, ужасно сильный, он горд и не ведает сомнений. Если бы я смогла помочь ему прозреть, убедить его бросить это гнусное занятие, какие чудеса могли бы мы сотворить вместе, если бы эта сила была обращена на службу Господу. Я была бы тогда так счастлива – и мне не нужно больше никаких сравнений. Он так красив, как я себе и представляла: высокий, с этими дерзкими глазами, насмешливым и нежным ртом…»

Внезапно Пруденс села, свесив длинные, стройные ноги со своего ложа. На ней была только сорочка: в Фолкстоне не нашлось ночной рубашки, а свои она взять не догадалась. Пруденс прошла к зеркалу и уселась перед ним. Ей не пришлось зажигать лампу с пальмовым маслом: на этой стороне комнаты, залитой лунным сиянием, было светло как днем. Она сидела, разглядывая свое отражение в зеркале. Фигура хорошая – если бы не худоба, ее можно было бы даже назвать красивой. Немного побольше бы мяса на костях, думала она, но знала, что, наверно, так и останется худой…

Пруденс сидела, вслушиваясь в рокот прибоя, шорох деревьев, шум, который поднимали пробегающие обезьяны, писк летучей мыши, и чувствовала, как в ее крови все сильней, отчетливей, яростней звучат голоса мрачных и жестоких африканских богов.

«Он прав, – всхлипнула она. – Прав! Они никогда не переходили через горы. Ни Иегова, ни добрый, кроткий Иисус! Африка не место для них и никогда им не будет. Здесь правят Джу-Джу, Дамбалла, Болози, Эсамба – все эти ужасные черные боги, которые бормочут что-то в ночи… А я…»

Она вдруг вся напряглась, услышав, как Билджи напевает сладкозвучную любовную песенку. Ее голос, негромкий, хрипловатый и нежный, звучал в насыщенной ароматами темноте тропиков. Пруденс сидела и слушала, а по щекам ее текли жгучие слезы.

«Это несправедливо, несправедливо… Она с ним – черная африканская дикарка. А я… я…»

Пруденс туго, обеими руками, обтянула сорочкой грудь так, чтобы хлопчатобумажная ткань как можно рельефнее обрисовала ее очертания. Плотно сжала губы, подалась вперед, разглядывая себя в зеркале.

Все же у нее красивое тело, но со вкусом подобранное платье может сделать его еще красивее. Родись она на сто лет позже, ее стройную мальчишескую фигуру сочли бы весьма изящной…

Пруденс отшатнулась назад, устыдившись того, что делала. Отвернувшись от зеркала, она быстро оделась и вышла в залитую лунным светом ночь.

Она застыла у перил веранды, глядя поверх темных силуэтов деревьев, окаймляющих берег, на широкую лунную дорожку, ослепительно блестевшую на темной воде. Она не знала, как долго простояла так, ни о чем не думая, не шевелясь, будто растворившись в ночи, исполнившись ее безмятежного покоя, когда что-то, даже не звук, а скорее некое ощущение, внезапная вспышка сознания, заставило ее обернуться, и она увидела в тени тамаринда тлеющий кончик сигары, мерцающий, словно красная звездочка.

Он вышел навстречу ей из тени дерева в лунный свет.

– Что, не спится, мисс Стаунтон? – спросил он спокойно.

– Нет. А вам?

– Тоже, как видите, – сухо сказал Гай.

– Почему же? – спросила она, стараясь не обращаться к нему по имени. Она не хотела опять называть его мистером Фолксом.

Он долго смотрел на нее, прежде чем ответить:

– Мне следует сказать вам правду или ничего не значащую любезность?

– Правду, – твердо сказала она.

– Я уже больше двенадцати лет не видел белой женщины. И я, честно вам признаюсь, взволнован, что такая молодая и красивая женщина гостит у меня. Хочу сказать больше…

– Больше? – эхом отозвалась Пруденс.

– Гораздо больше. Я человек не особенно стеснительный, мисс Стаунтон. Но мне никогда не доводилось встречать дочь миссионера. Чувствую, что религия очень много значит для вас, и в этом-то вся загвоздка…

– В чем же тут загвоздка?

– Я придерживаюсь убеждения, что все женщины похожи друг на друга, как сестры, и до сих пор ни разу в этом не обманывался. Еще не встречал такую, которую бы долгое время угнетало сознание своих человеческих слабостей. Но вы другая, Пру… Я хотел сказать, мисс Стаунтон…

– Зовите меня Пру, – мягко сказала она. – Мне это нравится, я, пожалуй, даже огорчилась сейчас немного, когда вы вспомнили о приличиях и стали столь церемонны. Пру звучит очень по-дружески…

– Тогда зовите меня Гай. Вы другая. Большинство людей воздают хвалу Господу, а потом при случае всегда находят причину позволить себе то, за что они осуждают других. Но вы вряд ли себе такое позволите. Может быть, вы никогда не простите себе, если сойдете с пьедестала, на который вас вознес отец. Вас может больно ранить, если вы обнаружите, что в ваших жилах течет кровь, а сердце подвластно человеческим страстям…