Поль-Эмиль Виктор - Ездовые собаки-друзья по риску

• Название: Ездовые собаки-друзья по риску
• Автор: Поль-Эмиль Виктор
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1980

Поль-Эмиль Виктор — известный французский полярный исследователь и писатель, участник многих экспедиций в арктические и антарктические области земного шара, и в большинстве из них его верными помощниками были ездовые собаки. С ними прошел он тысячи километров пути, многократно выручали они его в минуты опасности, и их он сделал главными героями этой книги. Поль-Эмиль Виктор мастерски рисует портреты животных, рассказывает об особенностях их поведения, показывает решающую роль ездовых собак в покорении обоих полюсов Земли.

---

Я люблю собак и уже доказал это. Думаю, что я их знаю. Но нужно быть честным и искренним, как если бы речь шла о собственных детях. И должен сказать, что собаки вообще животные умные, но не очень. Они гораздо умнее лошадей, но далеко не так умны, как кошки.

Впрочем, сначала нужно договориться о том, что такое ум. Значительно упрощая, можно было бы определить его как способность устанавливать причинные связи. Обезьяна, которая подбирает палку, чтобы достать банан, находящийся вне пределов досягаемости, доказывает этим, что у нее есть ум; а когда собака повинуется приказу «Тубо!», это только значит, что она хорошо выдрессирована. И не говорите мне, что есть животные умнее людей, например косатки или дельфины. Об этом ничто не свидетельствует. Самое большее, что тут можно, пожалуй, сказать, — это что их природная сообразительность развита лучше, чем у нас. А сообразительность у homo sapiens развита не более, чем, например, у кроманьонца.

Впрочем, вернемся к собакам. Я никогда не замечал ничего такого, что привело бы меня к выводу о большом уме ездовых собак. У них есть инстинкт, они легко поддаются дрессировке, понятливы. Пусть мне не приписывают то, чего я не говорил; я не сказал, что собаки — животные глупые. Я только сказал, что они не особенно умны, менее умны, чем кошки.

У меня много доказательств того, что ум у собак есть, но находится на среднем уровне. Вот одно из них, взятое из моего путевого дневника.

У некоторых моих псов намерзает лед между пальцами лап. Атеранги хромает, Тимертсит часто сходит с тропы и останавливается, чтобы выкусить лед. Когда ее постромка натягивается, она бегом возвращается на свое место. Иногда в раздражении кусает постромки, трется мордой о снег и начинает все сначала.

Чтобы не останавливать нарты, я сажусь на их край и подзываю ее. Она поворачивает голову, смотрит на меня и ковыляет ко мне. Сажаю ее на колени и зубами выкусываю кусочки льда у нее между пальцами. Закрыв глаза, довольная, она не противится.

Через полчаса снова забегает сбоку нарт, кладет голову мне на колено и смотрит на меня. Между пальцами ее лап снова намерзли льдинки, и она просит удалить их…

Скотти Аллен по поводу ума собак рассказывает удивительные истории.

Одна из них произошла в окрестностях Доусона, в лагере из числа тех, что вырастали за одну ночь и столь же быстро исчезали.

Его спутник Джордж резал сало на чурбаке. Напротив него сидела собака из тех, что разводят местные индейцы, вытянув шею, поджав хвост, и не спускала с сала глаз. Каждый раз, когда Джордж отрезал ломоть, она пыталась поймать его на лету, и каждый раз Джордж пытался прогнать ее, замахнувшись ножом, и клялся, что отсечет ей голову, если она не перестанет. Сзади Джорджа сидел другой пес той же породы. Первая собака привела Джорджа в такое раздражение, что он отошел от сала, чтобы выгнать ее. Тотчас же вторая собака завладела салом. Первая догнала ее, схватила кусок с другого конца, и обе скрылись в кустах, чтобы по-братски разделить добычу. Джордж вне себя встал на лыжи и гнался за ними целый километр до соседнего поселка, но так и не смог получить свое сало обратно.

Вторая история произошла с тремя собаками: они ловили рыбу совместно. Две из них — Нанни и Сиваш — кидались в пруд и плавали в нем, пугая рыб; рыбы выскакивали на отмель, где третий пес, Уайти, схватывал их и выбрасывал на берег.

А вот еще один случай одновременных, согласованных действий. Во время поездки по тундре летом с двумя собаками, каждая из которых несла двадцатикилограммовый груз, Скотти вспугнул зайца, собаки погнались за ним. Скотти позвал их назад и снял с них вьюки. Тотчас же первая стрелой помчалась по следам зайца, вторая же заняла позицию на холме, где улеглась, положив голову между лапами, и прижав уши. С этого наблюдательного пункта она внимательно следила за погоней. Собака, преследовавшая зайца, сделала круг и вернулась почти к исходной точке у подножия холма. Тогда лежавшая там собака вскочила и в свою очередь пустилась за добычей, между тем как первая заняла ее наблюдательную позицию. Этот маневр повторялся пять или шесть раз, пока заяц не стал проявлять признаки усталости. Тогда оба пса осторожно приблизились к обезумевшему, прыгавшему на месте зайцу и накинулись на него.

Рефлекс добычи пищи у эскимосских собак столь силен, что проявляется с первых же недель жизни. Пока щенок не приучился к повиновению в упряжке, он так мало отдает себе отчета в собственных силах, что дерется за кусок мяса со взрослым псом, сам еле держась на лапках.

У меня было три щенка примерно одного возраста: уже упомянутые Тимертсит с Экриди и Итлувинак (Косомордый), сын Кивиок, моей лучшей суки, и внук Арнатак (Многомужницы) из той упряжки, какую мы получили в 1934 году в наследство от Линдсея. Я назвал этого щенка в память его тезки, вожака упряжки, погибшего от истощения в конце нашего перехода через Гренландию. Как и мать, он был храбр, привязчив, но неуклюж. — С первого же дня, как его запрягли в нарты, он тащил их не хуже ветерана, упорно, неутомимо, не отвлекаясь.

В этот день охота была удачной; собаки получили по доброй порции мяса и жира и наелись досыта. На камнях валялось еще несколько кусков жира, а на позвонках оставалось достаточно мяса. Три щенка завладели этой добычей. Пока они тянули ее каждый в свою сторону, остальные собаки, хоть и сытые до отвала, собрались вокруг. Припав головами к земле, готовые прыгнуть, как только я отвлекусь, они ждали. Инеро (Подлиза) и Тиоралак (Пуночка), искоса поглядывая на меня, потихоньку, с самым безразличным видом подползали к кучке из трех ворчащих, копошащихся шариков. Итлувинак, постарше и сильнее, чем Тимертсит, хотел вырвать кусок мяса, в который та вцепилась, но она яростно защищала свою добычу и огрызалась, не спуская с нее глаз. Кончик морды, обычно белый, был измазан кровью, как и лапы и грудь.

Внезапно ситуация изменилась: Инеро, самый наглый, приблизился вплотную. Тогда все три малыша забыли о соперничестве и одновременно ополчились, оскалив зубки, против взрослого вороватого пса. Тимертсит расхрабрилась больше всех, ничуть не испугавшись огромной пасти, которая могла ее слопать одним глотком. Надо защищать свою пищу, это важнее всего!

Когда остались одни позвонки — они щенятам были не по зубам, — я отдал их Вапс, чьи сосцы начали разбухать — признак щенности.

Прыжок… Одним махом Тиоралак схватывает кость и носится с нею по лагерю, преследуемый всеми остальными псами. На бегу, распластавшись, вытянув шею, пытается разгрызть кость мощными челюстями. Когда это ему не удается и видя, что его настигает Аталик (Пятнистый), он изо всех сил старается проглотить добычу целиком, судорожно извиваясь, подобно тому как это делает удав.

Беготня продолжается в лагере и по скалам. Тиоралак бежит впереди всех то по кругу, то спиралью, то по восьмерке, то зигзагами. На одном из поворотов его обгоняет Инеро, опрокидывает толчком и вырывает добычу, становясь в свою очередь объектом преследования: вся свора, воя, гонится за ним по пятам. Обиженный Тиоралак, поджав хвост и визжа, подползает ко мне. Я собираюсь его утешить, как вдруг он одним прыжком выскакивает из-за скалы, хватает кость, оспариваемую собаками, и молниеносно улепетывает.

Кранорсуак кидается вдогонку, но, поскользнувшись, падает. Ангинек пользуется случаем, чтобы наброситься на него и задать трепку. Ангинек — скверный пес; я не люблю его манеру пользоваться своей силой, чтобы притеснять более слабых. Кидаюсь к дерущимся собакам, которые, рыча и воя, катаются по камням. Освобожденный Кранорсуак присоединяется к погоне за костью, а я хватаю Ангинека, зажимаю его голову между колен и колочу по морде рукояткой бича: он давно заслужил эту взбучку. Он мотает головой из стороны в сторону, пытаясь избежать ударов, и один из них попадает на мое правое колено… Наказав Ангинека, отпускаю его, и он тотчас же спешит на поле битвы, а я, прихрамывая, возвращаюсь в палатку.

Перед входным лазом нахожу Вапс, спокойно обгладывающую позвонки — предмет раздора, между тем как остальные псы исчезли из поля моего зрения, но я слышу, как они дерутся, сами не зная из-за чего…

Этот рефлекс добычи пищи у эскимосских собак, более эгоцентричный и ярче выраженный, чем у волков, объясняется, по-моему, тем, что у них отсутствует семейный инстинкт, который у волков, наоборот, сильно развит. Эскимосская собака не убивает своих сородичей лишь для того, чтобы убить, но все же это случается. (Если побежденный противник сдается, эскимосская собака принимает его сдачу.)

Вечером после первой поездки на нартах с Тимертсит и Экриди мне показалось, что один из псов, Ангинек, черный с белым воротничком, заболел. Хвост у него был поджат, шерсть влажная и свалявшаяся. Такое с ним бывало и раньше. Я освободил его и дал свежего мяса, которое он проглотил без всякого аппетита.