Максим Калашников - Война с Големом

• Название: Война с Големом
• Автор: Максим Калашников
• Жанр: Политика

 Логическое продолжение "Кода Путина".

---

Одного моего знакомого выгнали из трубопроводной компании (с очередным путинцем во главе) по смехотворному поводу: он слишком часто ходил курить на улицу — в офисе же этого нельзя делать. Охранник отметил: 26 раз за день! Ну, и человека выгнали. Плевать корпорации на то, умеет ли он творчески работать, или нет.

В такой атмосфере разве будут расцветать талантливые люди с яркими идеями и креативными способностями? Нет — тут выживут лишь прирожденные рабы, бюрократы по сути своей, моральные монстры. Совершенно неконкурентоспособные в мире, где требуются как раз гении и одержимые мечтатели. Как корпорации превращают работников в инвалидов своим неототалитаризмом, хорошо видно из статьи К.Аверченко, что я взял из «Известий». Это — исповедь россиянского корпоративного менеджера.

«Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по девять часов — с десяти утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если составить график жизни, то получится, что мы проводим друг с другом времени больше, чем с женами, родителями, друзьями. Больше, чем спим. Больше, чем отдыхаем. Мы — сослуживцы. Коллеги. Мы небрежно пользуемся профессиональной лексикой — прайсинг, мерчандайзинг, кросс-промоушн, холд-бэк и мисандерстендинг, мы называем склад стоком, а запчасти — спейрес, мы освоили способ разговора по двум телефонам и е-мейлу сразу.

Мы влились во всемирный рыцарский орден менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки нашего теневого ордена — торговые марки. Рядовые носят Benetton, сержанты — Berghaus. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre Cardin. Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegnia. Наша медаль «За отвагу» — золотой Parker в нагрудном кармане, наш орден Ленина — Patek Phillipe на левом запястье. Tissot и Longines мы дарим нашим солдатам за храбрость.

В наших родовых замках — свободная планировка, дубовый паркет, кондиционированный воздух с запахом сосны, гостевые ванная и туалет, подземный гараж и дрессированный консьерж, который сохраняет правильное выражение лица в любых ситуациях. Мы не демонстрируем знакомым боевые топоры с насечками по количеству убитых врагов — мы заслуживаем уважение квадратными метрами. Вместо «он сбил двух фрицев под Ейском» мы говорим «у него сто сорок квадратов на Октябрьской». Наших политруков зовут GQ, FHM и XXL. Мы не задаем вопросов. Они не могут ошибаться. Они знают ответы на все вопросы. Будь готов. Будь в строю, говори, думай и делай как говорят. Веди себя по уставу.

Любимый галстук лимонного цвета вместе с очками с голубыми стеклами отправляются на свалку. Мы пристроились и мимикрировали, скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед жизнью. Мы храбримся и делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего для никого и получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше ничего мы можем купить, тем полнее мы думаем, мы живем.

Место, где мы проводим большую часть жизни, похоже на морг, каким он бывает в американском кино. Цветовой спектр — от белого к светло-серому. Цветные и яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят чужеродно и шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда, бросая вялый вызов моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно меняя порядок серых кубов в белой комнате. Странно, как будто передвижением ящиков с телами можно сделать обстановку в мертвецкой более непринужденной.

Мы — полицаи. Вместо того чтобы спрятаться в лесу с вилами и снять «шмайссер» с убитого фрица, мы напялили на рукав повязку с крестом и истово принялись заслуживать у оккупантов корову и земельный надел. Мы — японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали честь нашего древнего самурайского рода, но и это не станет для нас пропуском в чарты биллборда, слов все равно не разобрать. Мы самозванцы. Признаком завоеванной свободы считается возможность поздно приходить на работу либо не ходить на нее вовсе, проводя время в фитнес-центрах, ночных клубах и борделях. Часто все три заведения оказываются под одной крышей и с той же вывеской.

Мы разучились совершать даже самые простые действия, не подвергая их ненужному анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила место диалогу со вторым «я» у открытого холодильника. Мы научились относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья, бекон (сальмонелла, сублимат, холестерин). Раньше я давился йогуртом, успокаивая себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный йогурт был индульгенцией за пять сигарет. А вот недавно я прочитал в GQ, что йогурт губительно влияет на мозг. Черт, я так и знал. Похоже, в наше время безопаснее всего курить. У меня на кухне — с десяток хитроумных девайсов для приготовления кофе. Итальянская эспрессо-кофеварка, армянская турка, вьетнамская ситечко-кастрюлька, французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы ко мне в гости пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из них мог бы рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут.

Ко мне вообще не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с ними икеевскую мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные мужские разговоры о любовницах и бизнесе, мне плевать на женские истории о детях. Я не умею дружить. Я социопат. Часто я смотрю в окно и представляю, как все эти дома внезапно сотрясает мощная взрывная волна от сброшенной пару секунд назад на Тверскую атомной бомбы. Тогда бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в лицо: ну что, дождался?! Что ты видишь умирая — аристоновский холодильник? «Рено Меган» турецкой сборки? Зато первый взнос небольшой, страховка каско, салон — нет, я кожаный не стал делать. Ребенка, который в детстве мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет, ни разу не познав, каково это — пробираться влажными джунглями с «калашниковым» на шее или убегать берлинскими подворотнями от преследующих тебя агентов Ми-5. Все, что ты делал, — старался вкуснее пожрать, больше выпить и изощреннее потрахаться. Ты — банальность, вчерашняя новость, дешевое повидло. Я убью тебя, потому что у тебя — мое лицо…»

Вы прочли крик души человека, превращаемого в россиянского корпоративного зомби, в биоробота. Русскость уничтожается, уничтожается даже родной язык: уж и устройства называются «девайсами». Тот, кто это говорит, еще сопротивляется Машине-По-Производству Зомби-Уродов. А другие уже не сопротивляются, превращаясь в бесплодные организмы с жалкими мыслями.

Я не удивляюсь этому. Корпорации в РФ обречены на такую роль, потому что лишены творческого, дерзкого начала. Они провинциальны, вторичны, «сервисны». Как ни ругай современную Америку, но в ней есть корпорации-созидатели, дерзкие покорители миров. Там есть компании, строящие космические корабли и самолеты с гиперзвуковыми двигателями, ведущие исследования и работы в глубинах океана, изобретающие новую технику. Там есть фирмы, совершающие прорывы в биологии и нанотехнологиях. Там люди плачут от счастья и обнимаются, когда на испытаниях успешно взлетает новая ракета или работает суперпрограмма. Они похожи на русских совсем недавних времен, так же ликовавших в корпорациях Туполева и Ильюшина, Королева и Челомея.

Но в Россиянии этого нет! Пришли в упадок корпорации покорителей небес, обветшали и опустели. Поднялись иные «суперкомпании»: по добыче сырья, продаже мобильных телефонов и импортных тачек. Корпорации бескрылых торгашей и ходячих кассовых автоматов. В них нет творчества и дерзновенного порыва. Им не нужны гениальные конструкторы и изобретатели. Их идеальный сотрудник — подлый биоробот с приклеенной фальшивой улыбкой. И здесь Мерзкая Реальность плодит неконкурентоспособных монстров, лишенных национальной гордости, творческих способностей, русской культуры. На место инженера Лося, собирающего марсолет в холодном сарае, на место учителя Циолковского, рассчитывающего трассы перелетов к другим планетам в провинциальной Калуге, приходит тупой и душевно неполноценный продавец сырой нефти. Место юного Королева, собирающего планер в компании таких же фанатиков-творцов, занимает стандартизованный мальчик в стандартизованном офисе.

Страна погружается в кадровый мрак. Становится людской пустыней. Нежитью. Кандидатом на полный и окончательный распад…

Некомпетентность покрывается большой кровью?

В моем любимом фильме детства «Волшебный голос Джельсомино», вышедшем на экраны в 1979-м, есть песенка, которую поет клика обманщиков-пиратов. Гангстеров, захвативших власть в одной несчастной стране. Испоганив ее, поломав экономику и ввергнув народ в нищету, мерзавцы решили устроить войну с соседней Турындией. Дабы пробудить в подданных патриотизм, заставить их теснее сплотиться вокруг Рыжего короля и забыть о трудной мирной жизни. А заодно и нажиться на бойне. И они поют: