Валерий Барабашов - А смерть подождет

• Название: А смерть подождет
• Автор: Валерий Барабашов
• Издательство: ОАО ИПФ «Воронеж»
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5-89981-423-3

1995 год. Первая чеченская война. В Гудермес, в составе опергруппы, направляется младший лейтенант милиции кинолог Олег Александров. Его боевой друг, лабрадор по кличке Линда, активно помогает оперативникам в поиске оружия, взрывчатки, а также боевиков полевого командира Рамзана Гадуева. В отместку боевики устраивают засаду на автомобиль, в котором опергруппа едет на задание… Тяжело раненый офицер, ставший инвалидом, не сдаётся судьбе, не оставляет любимого дела, добивается того, чтобы остаться на службе в органах внутренних дел.

---

Теперь летели телефонные звонка отсюда, из Ханкалы, в Грозный: нужна кровь, много крови! Погибает наш боевой товарищ, младший лейтенант милиции…

* * *

Поздно вечером, в «Вестях» Нина Алексеевна услышала:

— Сегодня на автомобильном шоссе Грозный — Хасавюрт совершено бандитское нападение на автомобиль Вологодского ОМОНа. Есть убитые и раненые. Ведётся следствие.

Нина Алексеевна схватилась за сердце.

— Миша!… Вологодский ОМОН! Олег же там, с ними! Он звонил тогда, помнишь?!

Михаил Яковлевич, одетый по-домашнему, в пижаму, уже стоял рядом с пузырьком корвалола.

— Нина, пожалуйста, успокойся. Нам бы сообщили…

Им сообщили буквально через четверть часа. Из далекого Грозного раздался резкий телефонный звонок.

— Это майор Бояров, зам командира ОМОН… Михаил Яковлевич? Пожалуйста, возьмите себя в руки…

— Что? Олег?

— Да. Он ранен. Тяжело.

Нина Алексеевна выхватила у мужа трубку.

— Алло! Это мама Олега!

— Я думаю, вам надо приехать сюда, Нина Алексеевна. Олег потерял много крови, мы ему помогаем, но…

— Мы приедем! Приедем! — рыдала она, а Михаил Яковлевич держался, сам хлебнул из пузырька, приказал себе «Спокойно! Думай и принимай, меры. Нельзя раскисать, нельзя! Сына надо спасать… Значит, там плохо, очень плохо. А слезами Олегу не поможешь.»

Да, мужчина не должен паниковать.

Мужчина обязан стиснуть зубы и действовать, искать выход из любого положения, из любой ситуации, какой бы она ни казалась безвыходной.

* * *

Что могут простые российские родители — экономист областного статистического управления и музыкант, преподаватель музыкального училища — если их единственное чадо попало в беду?

О-о, родители могут многое. Они могут всё!

Особенно солдатские матери.

В мгновение ока Нина Алексеевна превратилась в саму энергию. Сердце её, помыслы, воля, чувства — всё теперь было подчинено одной цели: ехать, лететь, мчаться в эту распроклятую Чечню, к сыну, который изуродован бандитами, лежит где-то в госпитальном коридоре, истёк кровью, неподвижен и нем. Майор Бояров, который звонил им и сообщил о состоянии Олега, конечно же, что-то скрыл, не сказал всей правды. Он понимает, что и такое известие для родителей — страшная вещь, но, видимо, не всё можно было сказать по телефону: у них, у родителей, должны остаться силы на то, чтобы ехать туда, в Грозный, помочь сыну. ещё он, Бояров, сказал, что кое-что предпринято для спасения их сына, ему уже перелили или переливают кровь, многие из омоновцев Придонска отозвались на призыв врачей, но всё равно положение серьёзное, нужны экстра-меры, вмешательство классных специалистов, иначе…

Фразу можно было не продолжать, ясно же что стоит за этим «иначе». Бояров пощадил их, родителей. И, конечно, помог, хотя бы тем, что разыскал Олега, сообщил о несчастье, организовал сдачу крови.

Далеко заполночь Нина Алексеевна позвонила Марине. Телефон долго не отвечал, но наконец в трубке прозвучало сонное, протяжное:

— Алё-о-о…

— Мариночка, это Нина Алексеевна.

— Что-то случилось, Нина Алексеевна? С Олегом?

— Да. Он…

— Он погиб?

— Его… Нам позвонил Бояров, майор… Олег тяжело ранен, Марина.

— Боже! Я как чувствовала!… Как это случилось, Нина Алексеевна? Вы знаете подробности?

— Нет, не знаю. Мы завтра, а точнее, уже сегодня летим в Чечню с Михаилом Яковлевичем.

Нина Алексеевна не смогла сдержать слез, умолкла, а Марина на том конце провода сурово молчала. Выдавила наконец из себя сдержанное:

— Скажите Олегу, если застанете его в живых, что я…

— Марина, что ты говоришь?! Как можно?!

— Простите, Нина Алексеевна, я тоже сейчас не могу собраться с мыслями… Словом, скажите, что я желаю ему скорейшего выздоровления, и быть мужественным.

— Ты не поедешь с нами, Марина? Ты же знаешь, как много для него значишь!

Пауза в трубке была долгой и томительной.

— Н-нет, Нина Алексеевна, я не поеду. Меня, наверное, не отпустят. И вообще…

— Олег любит тебя, Марина! Ты это хорошо знаешь!

— Знаю. И я люблю его. Ваш Олег — замечательный парень. Скажите ему, что…

— Что сказать, Марина? Я не расслышала.

— Пусть быстрее выздоравливает. Этого я желаю ему от всей души.

Нина Алексеевна положила трубку.

Она ничего не скажет сыну об этом разговоре. В конце концов, Марина не давала Олегу никаких обещаний. Она — не его невеста. Она обещала подумать над его предложением стать женой…

Что ж, теперь действительно есть над чем подумать.

* * *

В комнату, где жила опергруппа капитана Смирнова, не вернулся никто.

В Омск и в Екатеринбург улетели два цинковых гроба, «груз-200», с телами Алексея Смирнова и Дмитрия Шевцова.

В Вологду — тело Михаила Кузьменкова.

Тело Вахи Бероева забрали родственники.

Лейтенантов Рыжкова и Шорохова отправили по домам — лечиться в своих больницах.

Олег Александров лежал без сознания в военном госпитале Владикавказа, его перевезли туда через сутки.

Линда — бедная, осиротевшая, голодная — металась на привязи у своей будки, не брала еду из чужих рук и безотрывно смотрела на железные ворота контрольно-пропускного пункта омоновского городка Гудермеса: не возвращается ли большой, крытый тентом грузовик, на котором уехал её хозяин?

Нет, грузовик не возвращался.

Но он должен, обязан вернуться! Ведь хозяин сказал, когда уезжал: «Сидеть! Жди!»

И она ждала.

Нос её все эти первые, вторые, третьи и четвертые сутки был обращён к воротам.

Что-то случилось с хозяином. Он где-то задержался.

Надо ждать, так он велел.

… Всё тот же майор Бояров послал одного из своих омоновцев в Гудермес и наказал привезти Линду в Грозный. Как-никак это была служебная, обученная собака, оставлять её на произвол судьбы было нельзя. Она — член опергруппы, на её счету — немало стволов, взрывчатки. Линда ещё принесёт пользу. Только работать теперь, по всей видимости, будет уже с другим кинологом. Даже если Олег Александров и выживет, — какой из него теперь кинолог? Перебита правая рука, изуродована нога. Жаль, не повезло парню. Хотя бы жить остался!

Придонскому ОМОНу пора было уезжать, каких-то три дня оставалось. Если бы не это «чэпэ» на дороге, Александров вернулся бы домой живой и здоровый. Но!…

Судьба, одним словом.

Омоновец, которого послали за Линдой и личными вещами Александрова, долго не мог найти общего языка с собакой. Линда не давалась в руки, скалила зубы, рычала и из будки не вылезала.

— Ну чего ты, глупая, — говорил этот медлительный парень с сержантскими погонами, который, честно говоря, боялся собак, а те, как известно, это хорошо чувствуют. — Я тебе и поесть принёс — глянь, какая колбаска, тебе такую вряд ли тут давали. И домой тебя хочу отвезти, в Придонск. Ты же хочешь домой?

— Р-р-р-р-р-р… ворчала Линда, и было не понять как она относится к словам сержанта.

— Хозяина твоего убили, — продолжал он, сидя у будки на корточках. — Ты должна это понять. И для тебя война кончилась. Вставай давай, и пошли, а то машина уйдёт. Что мне потом с тобой делать?

Линда не понимала слов парня, смотрела на него печальными глазами, в которых он прочитал невысказанную боль и тоску.

Наконец, вздохнув, Линда покорилась сержанту и пошла за ним — в новую жизнь, в неизвестность.

Глава девятая

Смена отрядов Придонского ОМОНа в Грозном должны была состояться на днях, в УВД Михаилу Яковлевичу посоветовали ехать вместе с новым отрядом, но разве можно удержать мать, искалеченного, умирающего милиционера?!

Уже этим вечером Александровы улетели в Москву, а оттуда — во Владикавказ, где находился Олег.

* * *

Военные госпитали мало чем отличаются друг от друга: два-три этажа главного лечебного корпуса, ещё несколько зданий поменьше, подсобные помещения, белые халаты в широких коридорах, скучные лица больных и раненых, специфический, тяжелый запах лекарств, несвежего воздуха в палатах.

Олега они нашли в одной из таких палат, где лежали трое «тяжёлых» — забинтованных, мрачных молодых мужчин, которым судьба уготовила это серьёзное испытание: госпиталь, операции, физические и душевные муки.

Нина Алексеевна со страхом смотрела по сторонам, на калек-собратьев по несчастью её сына. У одного парня поверх одеяла лежала забинтованная, с кровавыми ещё пятнами культя руки; другой сидел на койке, поджав под себя здоровую ногу, другая была без ступни; третий, укутанный бинтами по самую шею, видимо, отходил сейчас от операции — лежал с отрешённым лицом и закрытыми глазами, тихо стонал.

Олег лежал в дальнем углу палаты. Он был в сознании.

Он узнал родителей, слабо, незнакомо улыбнулся. А они его не сразу и признали — так он сильно изменился, исхудал, осунулся, выглядел ужасно бледным, беспомощным. И тоже был весь в бинтах, в больничных запахах и был сейчас под капельницей.