Карел Чапек - Первая спасательная

• Название: Первая спасательная
• Автор: Карел Чапек
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Господи, какая команда!" - с радостью думает Станда, и глаза у него закрываются. Дед Суханек настойчиво трещит ему о чем-то, может о том обушке, но Станде все безразлично; вдруг ему становится так хорошо, словно он маленький и засыпает, а взрослые еще беседуют, но это уже какое-то непонятное бормотанье... иногда только звякнет стаканчик о поднос...

- ... ну, же, Мартинек, спой нам что-нибудь, - слышится настойчивый голос Пепека.

- Неудобно,--смущается крепильщик.

Мартинек такой аппетитный. Взглянешь на него - и представляешь себе избу с амбаром, там пахпег соломой и коровами; в стойле кто-то шумно вздыхает, должно быть лошадь...

- Да ну тебя, - отнекивается крепильщик Енда. - Гляди, Станда-то уже спит...

- Я не сплю, - блаженно уверяет Станда и проваливается в приятную тишину...

Станда проснулся оттого, что голова у него вдруг упала на край стола. Что это? А, Мартинек поет, зажмурив глаза и откинув голову; он поет высоким мягким голосом, упираясь руками в стол. Пепек качнул головой в сторону Матулы, - тот положил локти на стол и плачет, крупные слезы бегут по его багровым щекам. Андрее слушает с видом знатока, сосредоточенно склонив голову чуть набок, как делают господа на концертах; Адам неподвижно смотрит па Мартинека, а Ханс... Ханс отложил свои бумаги и карандаш и тоже слушает. И великан Мартинек поет вЫСОКИМ голосом, откинув голову и прикрыв глаза, откуда только берется такой нежный голос в этакой могучей груди! Станда оперся подбородком о стол, чтобы удобнее было слушать. "Еще!" - с наслаждением думает он и закрывает глаза.

- Теперь какую, ребята?

-- "Зачем вам плакать, очи голубые..."!

- Иди ты! Послушай, Мартинек, спой "Не мелю, не мелю"!

- Ладно! "Не мелю..."!

И Мартинек поет. Станда сонно моргает. Теперь поют все, "пес" Андрее дирижирует рукой и поетон вторит, закрыв глаза, похожий на кукарекающего петуха; Пепек делает губами "м-ца, м-ца"; дед Суханек блеет тонко, как козочка; Адам стискивает руки между колен и, уставясь в землю, тихонько басит.

Адам поет! Станда впросонках ничему больше не удивляется,- а то Адам еще сразу замолчит, заметив, что за ним наблюдают. Ханс придвигает стул и наклоняется к Мартинеку. Андрее перестал кукарекать и освобождает место для Хансена, но тот качает головой и нагибается через широкое плечо Мартинека, заглядывая ему чуть ли не в рот. Крепильщик не замечает этого; упираясь обеими руками в стол, он поет.

Должно быть, Хансену хочется петь вместе со всеми - губы у него шевелятся. Коробка андресовских сигарет наполовину пуста... Как все замечательно получилось, радуется Станда и с наслаждением поводит плечами, будто натягивает одеяло до подбородка. Братцы, какая у нас команда, просто необыкновенная! И Мартинек посмотрел на Станду и дружески подмигнул - спи, дружок, спи!

Когда Станда опять проснулся, голова его лежала на могучей руке крепильщика. Господин Хансен уже опирался локтем о стол шахтеров и на самом деле смотрел Мартинеку прямо в рот; Мартинек пел тихо, потупив глаза, а Андрее, Пепек, Адам - все делали губами только "пом-пом-пом, пом-пом-пом", точно аккомпанировали на струнах. Почему же так тихо, подумал было Станда, и тут Мартинек прервал песню.

- Лежи уж ты, - сказал он Станде, а Ханс кивнул: "Лежи, мол, и ладно".

"Вот и хорошо", - думает Станда, утыкаясь носом в жесткий рукав Мартинека. И снова начинается "пом-пом-пом, пом-пом-пом"; и молодой высокий мужской голос заводит песню о солдатчине.

XVI

Кто-то трясет Станду.

- Вставай, по домам пора.

Станда очнулся и не сразу понял, где он. Товарищи уже на ногах, подтягивают штаны, берутся за шапки. Станде неловко, что он так крепко заснул, и он судорожно зевает.

- Где господин Хансен?

- Уже ушел, и Андрее тоже.

Ну, спокойной ночи, ребята, спокойной ночи, Станда, значит, завтра в пять, и за дело; команда с шумом выходит на темную улицу. У Станды слегка заплетаются ноги, затекшие во время сна, он ни черта не видит в этой непроглядной тьме. Но кто-то его ждет, кто-то подходит к нему - да это Адам.

- Нам ведь по пути, - гудит Адам, шагая во мраке. Станда постепенно начинает распознавать что-то вроде дороги; он вздрагивает от ночного холода и окончательно просыпается. Рядом идет Адам - длинный, сутулый - и молчит; о чем с ним говорить?

- Как было хорошо, - благодарно вздыхает Станда.

Адам судорожно глотнул.

- Хорошо... очень... - бормочет он.

- Сколько времени?

- ... Час ночи.

Неужели так поздно? Станда припоминает, как Адам со скорбными глазами делал "пом-пом-лом", когда пел Мартинек, и невольно усмехается про себя.

Интересно, что сделает Адам, если ему сказать, что я его люблю? У Стаиды, откровенно говоря, уже вертится на языке это признание, по он все же предпочитает промолчать.

- Вы любите господина Хансена? - спрашивает он вдруг.

- ...Да, - отвечает Адам.

- Парень что надо, раз к нам пришел. Жену дома оставил, а сам пошел к команде. Вы когда-нибудь видели его жену?

- Н-нет. Не видел.

- Красивая женщина, высокая такая. Знаете, как они подходят друг к другу - это не часто встречается. Должно быть, они страшно счастливы. Когда двое так любят друг друга...

Адам ни гугу, слышно только его тяжелое дыхание. Станда вдруг замолчал, прикусил язык: и в самом деле, именно об этом-то и не надо говорить с Адамом...

- А какая жена у Мартинека? - поспешно меняет он разговор.

- ...Не знаю.

- Вот отец, этот Мартинек! Только и знает, что дети, дети, дети... То-то радость, должно быть, когда человек так крепко детишек любит, брякнyл Стана и опять пожалел - ах, вернуть бы эти слова! Адам ничего не сказал, даже не вздохнул, точно в нем вce замерло. Такое дурацкое слово... точно ты камень швырнул в пропасть; страшная тишина, камень все летит, летит, конца не видно, боже, какая глубина! Наконец доносится стук - камень упал на дно; Адам перевел дух и прибавил шагу. Станда не знает, о чем еще заговорить; глубоко несчастный, он бежит вприпрыжку рядом с длинным Адамом, кусая губы.

- Как вы думаете, удастся спасти тех троих? - спросил он, когда молчание стало совсем невыносимым.

Адам почему-то долго обдумывает ответ, - Не знаю, - бормочет он погодя.

- Хотел бы я видеть, - не унимается Станда,что там без нас сделали.

- ... Может, уже проходку начали, - выдавливает из себя Адам. - Если там воздухопровод в порядке... Вам нравится... тебе нравится работать в шахте?

- Что вы имеете в виду? - озадаченно спрашивает Станда.-Работать в завале?

- Нет, вообще, - рассеянно бормочет Адам. - Вообще работа в шахте.

- Ну, я уже привык, - браво отвечает Станда; это не совсем так, но никто не должен об этом знать.

- А мне... не по душе как-то, - медленно говорит Адам. - Мне все кажется, вроде на меня что-то падает.

- Вам страшно, когда вы едете вниз? - изумился Станда.

- Э, страшно... Чудно мне. Вот когда я внизу работаю... тогда уж ничего такого в голову не приходит, понимаешь? Это только когда клеть вниз идет... точно проваливаешься.

- А давно вы...

- Двенадцать... двенадцать лет. Думал, со временем пройдет. - Адам почесывает длинной рукой затылок.- Я только спросить... у тебя тоже такое глупое ощущение?

Станде странно, что Адам заговорил о себе; может и мне рассказать ему что-нибудь о себе... например, что я, собственно говоря, человек ученый и только несчастное стечение обстоятельств привело меня сюда? Адам, конечно, понял бы...

Станда чувствует особую симпатию к этому высокому тихому шахтеру; ему хочется сказать Адаму что-нибудь задушевное, серьезное, что навсегда останется между ними двумя.

- У тебя, кажись, есть книжки, Станда, - с расстановкой произносит Адам. - Я раньше тоже читал; да у всякого свое... - Адам, видимо, колеблется, - не дашь ли какую Марженке...

- С удовольствием, - поспешно отвечает Станда, чтобы Адам не заметил, как в нем все дрогнуло.

- Она... много читает, - задумчиво продолжает Адам. - Понимаешь ли, я... тоже иной раз заглядываю в ее книжки, да... да непонятно мне это.-Адам остановился. - Откуда люди могут знать, о чем пишут! Вот ведь глядишь на человека... всю жизнь... и не знаешь о нем ничего, хоть тресни. Да и как... к примеру... можно догадаться, кто что думает или чувствует? А в романах... все известно. Ей-богу, не понимаю я этого... - Адам покачал головой и снова двинулся вперед. - Тебе-то легче! Ты человек ученый...

- Откуда вы знаете?

- Говорили. Однако ни к чему это, тоже когданибудь все позабудешь. Понимаешь, шахта... из нее не выбраться.

- Почему?

- ...Не знаю. Глядишь на остальных... как на чужих, точно они из дальних стран, что ли. Мне все кажется, притронусь к чему - и испачкаю углем. И всегда так... не переборю себя ни за что... Марженка шьет ведь... А я уж и не вхожу в комнату, чтобы чего не измазать. Не знаю... тебе не кажется, как мне, что ты весь в угольной пыли?

- Кажется! - торопливо подтвердил Станда, и сердце его заныло от жалости. Бедняга Адам! Бедняга Адам, как он хочет что-то оправдать, что-то o-бъяснить! Бедный, растерянный Адам!