Жан-Ришар Блок - «…и компания»

• Название: «…и компания»
• Автор: Жан-Ришар Блок
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1987

В романе «…и компания» Жан-Ришар Блок прослеживает историю еврейской семьи фабрикантов Зимлеров на протяжении восемнадцати лет. После поражения во франко-прусской войне Зимлеры, уроженцы Эльзаса, не пожелали оставаться под немцами и приобрели новую фабрику в городе Вандевре, одном из центров текстильной промышленности на западе Франции. В основе романа – история семьи Эрзогов, родственников жены Блока Маргерит. Картина получилась правдивая. Роман Блока – одно из первых значительных произведений о буржуазной семье, созданных в XX веке.

---

— Ты тоже пойдешь с нами на вокзал, — спокойно обратилась Сара к Жозефу.

— И я тоже, — живо вставил Жюстен, уже отпущенный на каникулы. Но его тут же осадили:

— Не мешайся не в свое дело.

Тем не менее Жюстен принял участие в этой экспедиции, и было бы очень жаль, если бы его не взяли. Хотя бы потому, что дядя Жозеф представлял нынче совсем особое зрелище. Прежде всего, когда они всей семьей вышли из ворот, дядя обернулся и внимательно оглядел фабрику. Трудно решить, враждебно или почтительно. Но эта хитрюга Лора, которая шла с Жозефом рядом, успела-таки расслышать, как он прошептал:

— В конце концов они правы. — Это сильнее всего.

Лора, конечно, ничего не поняла, но, будучи настоящей женщиной, почувствовала глубочайшее удовлетворение. Дядя Жозеф шагал впереди какой-то не своей обычной, а решительной, твердой походкой. По противоположному бульвару прошли дамы Лефомбер. Жозеф довольно небрежно снял перед ними шляпу, а шагов через сотню покровительственно сделал ручкой «милейшему Булинье». Жюстен готов был поклясться, что дядя Жоз даже насвистывал, и насвистывал носом, если, конечно, можно свистеть этим органом.

Поднявшись по насыпи до вершины холма, компания остановилась перед вокзалом и обернулась поглядеть на Вандевр. Было принято любоваться видом городка как раз с этого места. Во всяком случае, так советовал путеводитель, и правильно советовал.

В сгущавшихся декабрьских сумерках загорались первые огоньки. Меж берегов канала медленно текла черная густая вода. Из фабричных труб вырывались серые клубы, неясный гул стоял над скопищем фабрик, дыма и тумана.

Жюстен и Лора с увлечением начали свою любимую игру: они угадывали отсюда, чья какая фабрика. Обычно их споры разрешал Жозеф, и на сей раз Лора, а за ней и Жюстен, оба вне себя от возбуждения, бросились за помощью к дяде.

— Правда, это фабрика Юильри, вон та, с тремя трубами, направо от рынка? Да?

— Пф! — ответил дядя Жозеф. — Да бросьте вы вашего Юильри; его это фабрика или нет, какая вам разница? В самом ближайшем времени «Торговый дом Зимлера» пустит ко дну все эти прогнившие лодочки. Тогда вам незачем будет ломать себе голову — чья да чья эта фабрика!

Представители молодого поколения никогда не видели дядю Жозефа в таком воинственном настроении, никогда не слышали, чтобы он так странно говорил, как-то усекая концы слов, и очень удивились, когда он круто повернулся и быстро пошел вперед, не добавив ни слова.

Семейство Зимлеров догнало дядю только на вокзале и то лишь потому, что бабушка Сара прибавила шагу, услышав издали гневный голос Жозефа.

Действительно ли железнодорожный служащий надерзил Жозефу, или сам Жозеф слишком грубо спросил его насчет запаздывавшего парижского поезда — трудно было решить, тем более что сами противники, с багровыми лицами, стоя в кругу молчаливых слушателей, надрывались от крика, уже не помня, с чего началась ссора.

— Жозеф! — крикнула Сара, подбегая к сыну. У нее была наследственная боязнь всяких публичных скандалов.

Человек в белой фуражке властно раздвинул толпу.

— Ну-ка, Шофай, потрудитесь замолчать.

— Кто ему позволил говорить со мной, как с собакой? Видали мы таких пруссаков…

— Если вы сейчас же не заставите его замолчать…

— Ступайте немедленно в дежурную, Шофай, и чтоб я вас больше не слышал. Если у вас есть жалоба, доложите мне, когда успокоитесь.

— Какова наглость…

— Прошу вас, сударь, пройдемте в помещение. Там вы объясните мне, в чем дело.

— Нет, спасибо, я не собираюсь подавать на него жалобу. Но советую ему мне на глаза не попадаться.

— Как вам будет угодно, — согласился владелец белой фуражки, который за двадцать лет во всех тонкостях изучил науку угождать публике и покрывать своих служащих, — и все это за две тысячи франков в год.

Впрочем, Жозеф не придал особого значения своему торжеству. И когда Сара с Герминой стали вполголоса, но весьма ядовито поносить и железнодорожную компанию, и ее служащих, и вообще весь Запад, Жозеф раздраженно повернулся к ним спиной.

Это позволило ему увидеть два зажженных фонаря — предвестников знакомого фаэтона. По счастью, длинный свисток возвестил о приближении поезда. Шофай пробежал к противоположному краю платформы, нагнулся и перевел стрелку. Вдоль всего перрона прозвучал гудок локомотива, и, откликаясь на его камертон, заплясал в своей стеклянной клетке колокольчик.

— Я же тебе говорил, что мы опоздаем, — прогнусавил разъяренный голос где-то у входа на перрон, легко покрыв собой все вокзальные шумы. В ответ раздался звонкий смех, и Жозефу очень захотелось, чтобы здесь каким-нибудь чудом появился сам дьявол и уволок в преисподнюю весь вокзал вместе с публикой.

Паровоз медленно шел вдоль перрона, таща за собой с десяток маленьких вытянутых коробочек, высоко сидевших на своих осях. Кондукторы налегали на тормоза. И вдруг, будто от толчка, из вагонов градом высыпали закутанные пассажиры; они бросались к ожидавшим их родным, наполняя весь дебаркадер гулом голосов.

Пожалуй, не было никого, укутанного теплей, чем Элиза Штерн, по зато не было никого дороднее и свежее Элизы с ее пронзительным хохотком и непременным запахом орехового масла.

Жозеф не так уж был заинтересован этим зрелищем, чтобы не заметить худощавого верзилу, попавшего прямо из вагона первого класса в нежнейшие объятия господина Лепленье. Илэр, который вышел на перрон, очевидно по собственному почину, подбежал к хозяину и, заулыбавшись самой настоящей из всех своих неофициальных улыбок, быстро вскочил в вагон и появился на ступеньках, держа саквояж и два изящных чемодана свиной кожи, а также шашку в ножнах.

— Как мило, что ты сам пришел нас встретить, — просюсюкал в ухо младшему Зимлеру медовый голосок, а Жозеф в это время думал: «Ага! Так это Жюльен Лепленье!»

И беспричинная тоска, глодавшая Жозефа последние дни, чуть было не погнала его навстречу этому человеку. Зоркий глаз господина Лепленье-старшего заметил эльзасца. Когда оба столкнулись у выхода, старик сухо дождался поклона и ответил на него широким взмахом шляпы. Шествие Зимлеров привлекло неодобрительное внимание лейтенанта драгунского полка.

Как ни ухищрялся Жозеф пропустить вперед господина Лепленье, тот с неизменной своей вежливостью давал дорогу дамам, в результате чего у выхода из вокзала получился легкий затор. Возле тротуара стоял фаэтон, и сама мадемуазель Лепленье держала вожжи.

Хотя газовый рожок висел у входа скорее для надобностей железнодорожных служащих, чем для удобства пассажиров, все же тусклый его свет заливал весь узкий проход и не оставлял никакой надежды проскользнуть незамеченным. Элен приветствовала дам Зимлер с очаровательной любезностью. Ей ответил легкий, сдержанный взмах черных эгреток, украшавших шляпки Сары и Гермины. Целые полгода, обливаясь холодным потом, Жозеф старался припомнить, поклонился ли он мадемуазель Лепленье или просто по-хамски отвернулся, сам понимая, что заслуживает пощечины.

И надо же было случиться, чтобы Ипполит и Миртиль, неожиданно придя на вокзал, столкнулись с родными в этом самом месте, — тут же начались бесконечные объятия, замелькали воздетые к небесам руки, раздались поцелуи и громогласные восклицания, — и все это на глазах Элен. Что касается Элизы, то она, не скрывая животной антипатии к прекрасной незнакомке, поспешила подчеркнуть свои законные права на Жозефа. Когда фаэтон, увозивший на передней скамейке отца и дочь и на задней — Жюльена, промчался мимо эльзасцев, они даже не повернули головы. Илэр бегал взад и вперед, проходил, к великой своей гордости, закрытым для публики ходом, — ведь только он мог собрать и унести весь багаж лейтенанта.

Следует добавить, что две пары юных глаз вынесли из этой молчаливой сцены весьма поучительный урок.

Время, которое Жюльен Лепленье решил посвятить своим близким, истекало на следующий день в десять часов утра. Примерно около этого срока лейтенант уже прибыл к некоему господину, которого бури Четвертого сентября вернули в гражданский ранг, одели в штатское платье и принудили давать лошадей напрокат по часам. Господин Аптиньи преклонялся перед высокомерной осанкой Лепленье-младшего, равно как и перед его ненавистью к республиканскому правительству. И конечно тот не скрыл ничего, что лежало на сердце у него и у всего Вандевра. Запасшись нужными сведениями, Жюльен вскочил на коня и дал довольно большой крюк, чтобы взглянуть через монокль, презрительно топорща усы, на жалкую фабричку господ Зимлеров из Бушендорфа. Потом, полный самых свирепых замыслов, он поскакал в Планти,

Жюльен решил выбрать для разговора время, когда отец пойдет показывать ему своих гриффонов, — каждый приезд сыну приходилось отбывать эту не слишком благовонную повинность, — и он приступил к беседе с чисто драгунской простотой.