Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

– Не осуждай ее так строго! – сказал Симэнь. – В тот день она вообще была в дурном настроении. Иначе непременно вышла бы к тебе.

Впрочем, сколько раз эта негодница меня в дрязги впутывала, людей оскорбляла. Всыплю я ей!

– Он ей, видите ли, всыплет! – заругалась Гуйцзе и дала Симэню пощечину.

– Думаешь, у меня рука дрогнет? Кроме Старшей, от меня в доме всем женам и служанкам ох как доставалось! Ну хочешь, плетью раз тридцать или больше вытяну, а то, пожалуй, и волосы отрежу.

– Видала я тех, кто рубит головы, да не встречала тех, кто затыкает рты. Язык без костей, а где доказательства? Если ты такой решительный, отрежь у нее прядь волос и мне принеси. Тогда я поверю, что ты настоящий герой средь завсегдатаев квартала.

– Поспорим? – спросил Симэнь.

– Хоть сотню раз!

Симэнь провел ночь с Гуйцзе. На другой день они распрощались, когда наступали сумерки. Только Симэнь сел на лошадь, как Гуйцзе напомнила:

– Да увидят очи триумфальные знамена, да услышат уши благую весть. Если не принесешь, что обещал, лучше мне на глаза не показывайся.

Своим подстрекательством Гуйцзе возбудила Симэня. Домой он прибыл пьяный и направился прямо к Цзиньлянь. Она принялась всячески ухаживать за хмельным мужем – предлагала закусить и выпить, но он отказался. Чуньмэй было велено приготовить чистую постель и удалиться, заперев за собой дверь.

Симэнь сел на кровать и приказал Цзиньлянь разуться. Она не посмела ослушаться. Тогда он забрался на постель, но ложиться не спешил, а сел на подушку и приказал Цзиньлянь сначала раздеться, а потом встать на колени. Она со страху покрылась испариной, не зная в чем дело. Опустившись на колени, она тихо плакала.

– Дорогой мой! Скажи мне прямо, в чем я перед тобой виновата, и я умру со спокойной душой. Избавь меня от мучений в предсмертный час! Как ни будь осторожна, тебе, видать, все равно не угодишь. Так бери тупой нож и пили, чтобы я терпела твои пытки.

– Так ты не желаешь раздеваться? Ну, хорошо… – и Симэнь окликнул Чуньмэй: – Подай плеть. Там, за дверью висит.

Симэнь звал горничную, но та долго не откликалась. Наконец, она не спеша приоткрыла дверь в спальню. Цзиньлянь стояла на коленях, перед ней валялась опрокинутая лампа. Со стола стекало масло. Несмотря на приказания Симэня, Чуньмэй стояла, как вкопанная.

– Чуньмэй, сестрица моя! – взмолилась Цзиньлянь. – Спаси меня! Он опять хочет меня бить.

– А ты, говорунья, на нее внимания не обращай, – сказал Симэнь. – Принеси плетку, говорят тебе, бить буду потаскуху.

– Как же вам, сударь, не совестно! – урезонивала хозяина горничная. – Чем же моя госпожа вам так досадила, а? Наветы распутниц слушаете? Сами они бурю средь ясного дня поднимают, все под мою госпожу подкапываются, да еще и других втягивают. Какими глазами на вас смотреть будут? Не хочу я по-вашему делать!

С этими словами Чуньмэй хлопнула дверью и исчезла. Симэнь разразился хохотом.

– Ладно уж! Пока бить не буду! – заключил он. – Встань! Мне у тебя нужна одна вещь. Дашь?

– Милый! Моя кровь и плоть – все принадлежит тебе. Бери что только пожелаешь. А что тебе нужно?

– Прядь твоих волос.

– Дорогой мой! Вели броситься в огонь, я брошусь. Но волосы отрезать не дам. Хоть смертью стращай, не дам. С того самого дня, как меня мать родила, я ношу их вот уж двадцать шесть лет. Они у меня и так в последнее время сильно лезут. Сжалься надо мной.

– Тебя возмущает мой гнев, а что бы я тебе ни сказал, ты мне перечишь.

– Если уж я тебе перечу, то скажи, пожалуйста, кого же я слушаюсь! Скажи по-честному, зачем тебе эта прядь?

– Для волосяной сетки.

– Я тебе сплету. Только не давай мои волосы той потаскухе. Не желаю, чтобы она меня попирала.

– Никому не дам. Только позволь мне из твоих волос связать самое основание сетки.

– Если так, сейчас отрежу.

Цзиньлянь отделила большую прядь, и Симэнь отрезал ее ножницами под самый корень, завернул в бумагу и спрятал за пояс. Цзиньлянь, рыдая, упала ему в объятия.

– Во всем я слушаюсь тебя, – шептала она. – Только не забывай меня. Дели радости с другими, сколько душе угодно, но меня не бросай.

Необычно сладостными были той ночью их утехи.

На другой день Цзиньлянь накормила Симэня, и он отправился к Ли Гуйцзе.

– Где волосы? – спросила певица.

– Вот они.

Симэнь вынул из-за пояса прядь волос и передал Гуйцзе. Она внимательно рассмотрела их. То были в самом деле прекрасные, черные как смоль, волосы. Гуйцзе спрятала их в рукав.

– Посмотрела и давай, – попросил Симэнь. – У меня из-за этой пряди такая вчера неприятность вышла. Пока у меня от злости лицо не перекосилось, давать не хотела. Я ее обманом взял: мне, мол, для головной сетки. Видишь, я своему слову хозяин. Сказал – принесу, и принес!

– Какая невидаль, подумаешь! – проговорила Гуйцзе. – Уже и струсил? Ладно, домой пойдешь, отдам. Если ты ее так боишься, зачем же отрезал?

– Ее боюсь? Откуда ты взяла? – Симэнь засмеялся. – Тогда не стал бы ей и заикаться.

Гуйцзе позвала Гуйцин занять гостя за столом, а сама удалилась в укромное место и положила волосы Цзиньлянь к себе в туфли, чтобы постоянно попирать их своими ногами, но не о том пойдет речь.

Несколько дней подряд Гуйцзе не опускала Симэня домой. Цзиньлянь же, после того как у нее отрезали прядь волос, впала в уныние, не выходила из спальни, не пила, не ела, и Юэнян послала слугу за старой Лю, которая нередко заходила к ним пользовать больных.

– Госпожа страдает от тайной печали, – сказала старая Лю. – Гнев поселился в сердце, и госпожа не в силах от него избавиться. Головные боли и тошнота вызвали отвращение к пище.

Старуха развязала узел со снадобьями, достала оттуда две черных пилюли[8] и велела принять на ночь с настоем имбиря[9].

– Завтра старика своего приведу, – добавила она. – Пусть посмотрит, не ждет ли вас, сударыня, что дурное в грядущем.

– Ваш почтенный супруг может и судьбу предсказывать? – спросила Цзиньлянь.

– Он у меня слепой, но кое-что знает. Судьбу может рассказать, от нечисти избавить. Врачует иглоукалыванием и прижиганием, исцеляет от язв. А еще что умеет, сказать не могу. Одним словом, привораживает.

– Как это привораживает? – заинтересовалась Цзиньлянь.

– А вот как. Отец с сыном, скажем, не ладит, брат с братом ссорится, старшая жена с младшими женами ругается. Зовут тогда моего старика, ему обо всем поведают. Возьмет он талисманы, напишет всем духам таинственные свои знаки и в воду опустит. Даст наговоренной воды тому человеку выпить, и не пройдет трех дней, как отец ли с сыном сблизится, брат ли с братом душа в душу заживут или старшая жена перестанет браниться с младшими. А то, бывает, в торговле не везет, поле не родит, так мой старик сколько таким врата богатства открывал, истоки барышей показывал! Он и недуги врачует, и от скверны очищает, звездам молитвы возносит и планетам поклоняется – все может. Вот почему и прозвали его Лю Астролог. Помнится, пришла в семью невестка, так, из захудалых, и оказалась на руку не чиста. У свекрови крадет да матери в дом несет. Бил ее за это муж, когда узнал. Тогда мой старик и ворожил над ней. Написал два талисмана. Один сжег, а пепел под кадкой с водой закопал. Берут из нее воду и видят, как невестка ворует, а виду не подают. Другой талисман старик в подушку спрятал. Как ляжет на нее муж, так руки ему будто бы кто-то связывает. Перестал жену бить.

Цзиньлянь внимательно выслушала рассказ и наказала угостить старую Лю чаем и сладостями, а перед уходом дала три цяня на пилюли да еще пять отвесила на талисманы и попросила старуху с утра пораньше привести слепого Лю. Старуха ушла.

Ранним утром следующего дня старуха и в самом деле подвела к воротам слепого шарлатана. Симэня дома не было. Он еще не вернулся от Гуйцзе.

– Тебе чего, слепец? – спросил привратник, когда старуха ввела его в ворота.

– Мы к госпоже Пятой. Талисманы возжигать, – пояснила старуха.

– Вы к госпоже Пятой, проходите. Да глядите, как бы собака не покусала.

Старуха провела слепого в гостиную Цзиньлянь, которая находилась рядом с ее спальней. Они долго ждали. Наконец появилась хозяйка. Слепец отвесил ей поклон, и они сели. Цзиньлянь назвала восемь знаков[10], которые соответствовали году, месяцу, дню и часу ее рождения. Слепой шарлатан стал прикидывать на пальцах, потом сказал:

– Родились вы, сударыня, в год гэн-чэнь, месяц гэн-инь, день и-хай, час цзи-чоу[11]. Так! Восьмой день сезона установления весны[12] относим, стало быть, к первой луне. Как глаголет Истинное учение наставника Цзыпина[13], ясным и необычайным отмечены сии знаки. Однако, не сулит вам милости звезда-супруг, в потомстве есть преграда. А одинарное древо[14] знака «хай», прорастая в первой луне, цветенья сил не предвещает. Без преодоленья придет самосожжение. И потом двойной металл знака «гэн» с силой давит острие барана[15]. Звезда-супруг поставлен в затруднение. А облегченье наступит только после повторного преодоленья.