Далия Трускиновская - Шайтан-звезда

• Название: Шайтан-звезда
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-8199-0265-3

Когда в небе загорается и подмигивает Шайтан-звезда, – на земле рождаются дети со странной судьбой. Их переносят из края в край джинны, они спасают обреченных и водят в бой отряды, волшебные ожерелья раскрывают им свои тайны. Но одна беда преследует этих людей – они сгоряча дают необдуманные клятвы, а потом вынуждены их исполнять, хотя сердцем тянутся к чему-то совсем иному…

---

– Эта распутница заблудилась в пещерах, о аль-Абдар, и нет нам нужды выезжать на дорогу.

– Нас никто не увидит здесь, о дядюшка, – отвечал другой, – а госпожа не стала бы посылать за нами, если бы твердо была уверена, что эта развратница пропадет в пещерах.

– Просто никто не прошел эти пещеры полностью, и не узнал всех их секретов, и не затягивай свои разговоры, о ослиный хвост! Если есть два выхода из долины, то может быть и третий. А когда эта распутница доберется до города и расскажет о том, где она побывала, – ты будешь благодарен палачу, если он всего-навсего повесит тебя! Мы должны найти ее, отрубить ей голову – и в этом будет наш отдых от ее зла!

* * *

– Мы не видели никаких караванов, возглавляемых женщинами, о господин, – сказал мужчина средних лет, которого Джабир аль-Мунзир обнаружил на краю маленького поля, где пшеница, казалось, была при последнем издыхании. – Здесь не проходят караванные дороги. Но совсем недавно, когда я только начинал сев, ко мне подъехал человек на хорошем верблюде, сопровождаемый невольниками. И назвался он купцом, торгующим медной утварью. Он искал жену, которую у него, как он сказал, похитили и повезли вон туда. И он тоже расспрашивал о небольшом караване, который принадлежал женщине средних лет. Земледелец показал рукой в направлении далекой горной гряды.

– Откуда он знал это? – спросил аль-Мунзир.

– А разве я должен был задавать ему вопросы? Он заплатил мне два дирхема за то, чтобы задавать вопросы мне, о господин, а не самому их выслушивать.

Поняв намек, аль-Мунзир достал деньги и, наклонившись с коня, протянул их мужчине.

– Клянусь Аллахом, ты дал мне десять дирхемов! – воскликнул тот.

– Значит, я могу задать тебе впятеро больше вопросов, чем купец, – усмехнулся аль-Мунзир.

– Из всех сыновей арабов, что когда-либо садились на коня и подвязывали к ноге копье, ты – наилучший, – убежденно сказал земледелец. – Меня зовут Хасан, и сам я, и моя семья – к твоим услугам, о господин. Как насчет того, чтобы поесть в моем доме?

– Я охотно отдохну и поем в твоем доме, о друг Аллаха, – сказав это, аль-Мунзир соскочил с коня и расправил помявшуюся фарджию. Вежливость не позволяла ему ехать верхом, когда человек, оказавший ему гостеприимство, идет пешком. Равным образом исконная вежливость жителя пустыни не позволила Хасану удивиться цвету лица аль-Мунзира. Этот всадник никак не смахивал на айара или простого разбойника, он был чисто одет на городской лад, говорил на прекраснейшем арабском языке – а до цвета его кожи пусть будет дело тем отцам и матерям, которые захотят или же не захотят отдать за него своих дочерей.

В селении, куда Хасан привел аль-Мунзира, хижины тесно жались одна к другой, как соты в улье, все они были высотой в человеческий рост, обмазаны глиной и кое-как побелены. Окон аль-Мунзир не увидел, но обнаружил нечто забавное – стены были изобретательно изукрашены большими и маленькими лепешками сохнущего на жарком солнце верблюжьего помета. Он же сох на крышах, выложенный в виде зубцов и башенок, так что каждая хижина походила бы на маленький замок, если бы не одно обстоятельство. Хижины соприкасались крышами, и выходило, что одна и та же крыша простирается на полдеревни, покрывая несколько улиц, каждая из которых шириной была в три, а то и в четыре мужских шага.

Селение было построено на берегу чахоточной речушки, по берегам которой лишь и разрослась молодая свежая зелень. А во все стороны от этого оазиса, за маленькими полями, тянулись одни пески и камень, поросшие кое-где серыми метелками, похожими на полынь.

Проходя следом за Хасаном по узкой улочке к его дому, аль-Мунзир слышал за своей спиной встревоженные голоса девушек и женщин. Он расправил прямые плечи и приосанился – пусть поглядят, ибо такие плечи, такую широкую грудь и такой узкий стан, а также такой великанский рост они здесь не скоро еще увидят. Аллах свидетель – во всех своих бедствиях аль-Мунзир сохранил некоторую гордость своим сложением, достойным древних воителей, да и как было не гордиться, раз сам аль-Асвад, будучи ниже на целую голову, им восхищался?

Угощение оказалось самым простым – ячменный савик во всех возможных видах, и в похлебке, и запеченный, а также гороховая похлебка и сухие фрукты. Но пища была вкусной и горячей, за что аль-Мунзир возблагодарил Аллаха.

За едой он не задавал Хасану вопросов, зная, что тот и сам скажет все, что знает, после трапезы. Так и вышло.

– Наши дети ходят собирать верблюжий помет за фарсанг, а то и полтора фарсанга от деревни, – сказал Хасан. – Ты видишь, господин, что мы только его и кладем в очаги, у нас нет здесь дров и хвороста, но, благодарение Аллаху, верблюжьего помета хватает. Там проходят караванные тропы, и дети знают, где бывают стоянки, и обходят колодцы. Но уже несколько лет мои сыновья приносят топливо из одного места, куда мог бы забрести только христианский отшельник, а они выискивают такие углы, куда правоверный без большой нужды не пойдет и не поедет.

– Что же это за место, о Хасан? – спросил аль-Мунзир, не торопя рассказчика, давая ему говорить так, как ему приятнее.

– Те горы, которые видны с моего поля, о господин, – горы неприступные, и лазить по ним стал бы лишь бесноватый, хотя там, наверно, и есть какие-то тропы. Караванные пути на протяжении целого фарсанга проходят вдоль их подножия, и там есть небольшой колодец с каменной бадьей, чтобы поить животных, поэтому дети ходят туда и знают там все окрестности. А добираются дети обычно до Черного ущелья, хотя караваны проходят стороной от него.

– Должно быть, это очень узкое ущелье с высокими стенами, – предположил аль-Мунзир.

– Да, его потому и прозвали Черным. Кроме того, в него невозможно войти, потому что из него вытекает быстрая река с порогами, настолько сильная, что тащит за собой камни и крутит их, как пучки шерсти. У нее нет берегов, о господин, стены ущелья встают прямо из воды, поэтому никто и никогда не поднимался вверх по течению и не рассказал, каковы ее истоки. Дети иногда доходят до этой реки и возвращаются обратно с верблюжьим навозом, потому что раз в месяц или даже чаще кто-то устраивает стоянку на берегу реки, у самого входа в ущелье, и разводит костер, и готовит пищу. Зачем это делается – знает лишь Аллах великий. Может быть, караван, который ты ищешь, оставил следы на том берегу?

– А купец, ты говоришь, уехал к тем горам и не вернулся? – переспросил аль-Мунзир.

– Я не хочу сказать ничего дурного, о друг Аллаха, но мы его здесь больше не видели.

– Говорил ли ты ему про стоянку на берегу?

– Нет, но я предупредил его, что в горах стоит крепость горных гулей.

Джабир аль-Мунзир усмехнулся.

– Что делать гулям в таком уединенном месте, о Хасан? – спросил он. – Они ведь злодействуют там, где ходят караваны, и заманивают путников, и пожирают их, и только одно непонятно – как люди потом узнали, что их пропавшие товарищи съедены? Ведь не было случая, чтобы гули вернули родственникам обглоданные кости.

– Не смейся над такими вещами, о господин, – вполне серьезно попросил Хасан. – Во-первых, караваны у подножия гор все же проходят. Во-вторых, гулей видели на вершинах и крутых откосах. И оказалось, что среди них есть и женщины, и мужчины. Я сам раньше думал, что гули – это женщины.

– Как же вы не боитесь пускать туда детей? – удивился Хасан.

– Наших детей они не трогают, о господин. Так что остерегайся, ради Аллаха! Может быть, тот купец тоже повстречался с ними.

– Гули примут меня за своего, о Хасан, – вполне серьезно сообщил аль-Мунзир, а когда Хасан уставился на него в полнейшем ужасе, пояснил: – Они решит, что я из племени чернокожих зинджей, а значит, тоже ем людей. И мы поладим.

– А правда, что у людей из племени зинджей ноздри – как отверстия кувшина, и одна губа – как одеяло, а вторая – как башмак? – оценив шутку, спросил Хасан.

– Среди них встречаются уроды с приплюснутыми носами, огромными ноздрями и выпяченными губами, но все они высоки, статны, сильны, и если хозяин, что приобрел таких рабов, не побоится дать им в руки оружие, они будут хорошо драться, о Хасан. И еще они великолепны в плясках. А теперь возблагодарим Аллаха, и я отправлюсь в путь. Я хочу засветло добраться до ущелья и осмотреть место стоянки.

Наполнив дорожный пищевой мешок сотрапезника, Хасан послал двух из своих шести сыновей показать аль-Мунзиру наилучшую дорогу. Они провожали его целый фарсанг, не забывая высматривать по дороге верблюжий помет, а потом аль-Мунзир дал мальчикам по данику (и для них, чей отец считал сокровищем десять дирхемов, даник был не меньшим сокровищем), а сам поскакал к ущелью.

И прибыл туда Джабир аль-Мунзир вовремя.

Он как раз осматривал место стоянки на берегу шумной речки, соображая, откуда пришли те, кто разводил здесь костер, и куда они ушли. И осмотр аль-Джабир производил, не сходя с коня, потому что собирался сразу же пуститься в дальнейший путь.