Геннадий Ананьев - Князь Воротынский

• Название: Князь Воротынский
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: Гепта-Трейд
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».

Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.

---

Дьяк ничего не рассказал о делах во граде царственном, но келарь монастырского подворья в Москве, приехавший попутно со своими нуждами, наверняка привез достаточно новостей, о которых поведает архимандриту. Возможно, он ради этого и приехал, ибо вместе с дьяком возвращается в Москву. «Попробую выведать у настоятеля», – решил Воротынский, томимый неизвестностью. Но пока он выбирал для этого удобное время, сам архимандрит позвал его к себе. Усадил в своей просторной и светлой келье и сразу же, без обиняков, словно обухом по голове:

– Окованы боярин думный Иван Шереметев и Дьяк царев Михайлов. Брат Ивана Шереметева Никита обезглавлен.

– Что творится?! – с тоской воскликнул князь Михаил Воротынский. – Герои Казани! Ужас крымцев!

И сам же опешил от неожиданного откровения: все, кто готовил поход на Казань, был душой его, затем отличился во время осады и при штурме города, все – в опале. Все до одного. А за плечами Ивана Шереметева, Данилы Адашева и за его, княжескими, еще и славные дела в сечах с крымцами. Не может такого быть, чтобы случайное совпадение. Не может быть? Архимандрит тем временем продолжал, ничего не ответив на восклицание князя:

– Алексей Адашев, земля ему пухом, удавлен по царскому повелению…

Вот это – новость! Завтра и его, князя, удавят. Княгиню с детьми тоже. Пошлет царь заплечных дел мастеров и – конец всему. Архимандрит продолжал:

– Пыточная в Кремле не лодырничает, по горло кровавой работы. За грехи наши тяжкие наказу ет нас Господь Бог ожесточением души, лишает разума доброго, питая злым.

Князь Воротынский даже поежился, в яве представив себе пыточную. Хотя прошло уже столько лет, сейчас он ощутил тот удушливый запах паленого мяса, почувствовал ту нестерпимую боль, словно ему вновь неспешно рисуют разогретым до белого каления железным прутом православный крест на ягодицах; он вроде бы теперь вот поднял на свои руки безвольное тело отца, и у него вырвалось:

– Нет! Нет! Только не пыточная! Лучше пусть здесь удавят!

– Бог милостив, сын мой, – с бесстрастным спокойствием проговорил архимандрит. – Бог милостив. Не резон, князь, томить душу прежде времени. На все воля Божья.

Совет верный. Чему быть, того не миновать. Но, понимая это, все же не легко одолеть тоску и тревогу, которые вспыхнули в душе с новой силой от услышанного. Хотя он и постарался казаться спокойным, когда вернулся в свой дом, но княгиня сразу же заметила, что муж кручинится больше прежнего. Спросила:

– Что, сокол мой, печалит тебя? Какая лихая весть?

Хотел ответить неправдой, что все, мол, в порядке, лишь хандра безотчетная навалилась, но уж слишком ясными глазами глядела на него княгиня-лада, в которых виделась и тревога, и боль, и желание ободрить любимого супруга.

– Келарь монастырского подворья в Москве приезжал. С дьяком, что нам цареву милостыню привозил. Вот настоятель и позвал меня…

– Худые новости?!

– Да. Алексей Адашев удавлен. Князь Иван Шереметев и дьяк царев Михайлов окованы. Князь Никита Шереметев обезглавлен.

– О, Господи! – воскликнула княгиня, прижалась беспомощным ребенком к могучей груди мужа, всхлипнула раз да другой, но вот напружинилась, распрямилась гордо и, опаля супруга решительным взглядом, заговорила твердо: – Если Богу угодно позвать нас к себе, значит – позовет. Встретим тот миг без низости. Вместе. А пока… стоит ли прежде времени хоронить себя? Будем жить пока живется.

Убеленный сединами, много изведавший в жизни настоятель крупнейшего монастыря и молодая женщина, не знавшая ничего, кроме девичьего терема и ласковости мужа, не сговариваясь, сказали одно и то же. Но более всего успокоила князя Михаила Воротынского решимость княгини-лады без страха и упрека разделить с ним участь его. И он кивнул согласно.

– Как Бог рассудит.

Впрочем, что ему еще оставалось делать, как не уповать на Господа Бога, да еще на милость царя-самовластца? Никак не мог он повлиять на события, которые раскручивались в Москве. До царя – далеко, остается лишь молиться Всевышнему.

Жизнь князя Михаила Воротынского и в самом деле висела на волоске. Устарели сведения, привезенные келарем московского монастырского подворья, а может, не все он знал. Еще до ссылки князя Воротынского отправил царь Иван Васильевич вестового к князю Дмитрию Вишневецкому, чтобы тот оставил Хортицу, более не зля крымского хана. Милостиво царь звал его в свой царственный город, обещая чины и богатый удел. Князь Вишневецкий ответил царю ласково, но твердо: не видит, дескать, резона оставлять крымцам даже не за спасибо то, чего они не могли взять силой. Ответ тот пришел уже после того, как князь Воротынский отбыл к Белоозеру. Случись он раньше, расправа царя с Воротынским могла быть куда как круче, хотя Иван Васильевич по отношению знатного воеводы, слуги ближнего, имел свои, ему только известные планы.

Во всяком случае князь Михаил Воротынский и брат его, князь Владимир Воротынский, были ему еще нужны. Особенно князь Михаил. Но под горячую руку чего не накуролесишь? Самовластец, он и есть – самовластец.

Ответ князя Дмитрия Вишневецкого развязал еще более рты корыстолюбцев, окружавших царя. Они норовили всячески очернить в глазах царя многих князей и бояр, связанных дружбой и родством с князем-неслухом, который оттого не подчинился воле государевой, что надеется на поддержку друзей. Особенно доставалось князю Михаилу Воротынскому, который рекомендовал Ивану Васильевичу обласкать Вишневецкого.

– Не заговор ли, хитро задуманный? – вроде бы вопрошали они царя, давая повод к размышлению. – Не учинить ли розыск?

И так – день за днем. Едва не склонился к дознанию царь Иван Васильевич, но победило все же его, личное. Он позвал тайного дьяка и велел послать одного или нескольких своих людей отравить князя-упрямца Вишневецкого. С Михаилом Воротынским поставил себе так: «Дьяк Разрядного приказа что скажет, по его слову и определю, как поступить».

Удалось всыпать в кубок с вином яд, но то ли малая доза оказалась для могучего князя-воеводы, то ли не весь кубок князь Вишневецкий осушил, только живым он остался. Не медля ни часу, сбежал к Сигизмунду, который приставил к нему самых искусных лекарей.

На Воротынского вновь пошли в атаку царские лизоблюды-изверги. На одном настаивают: начать розыск. Только и на сей раз царь устоял. Нужен ему еще Воротынский. Нужен. Первая отписка от дьяка Разрядного приказа получена восторженная. Все в уделе ладно. Украины российские отменно оберегаются. Дьяк обещал отписать в ближайшие месяцы подробно об устройстве в уделе сторожевой и станичной службы, когда самолично объедет всех голов стоялых и станичных и когда осмотрит сторожи и засеки. «Князь мне еще послужит. Его время еще далеко».

Для всех, равных родами своими царскому, и для всех, чей ум и прилежание служат на благо России – для всех у Ивана Васильевича определено время. Но и для тех, чьими руками исполняется его черная воля, тоже есть время. Только знает о нем он один, и никогда, даже в самую разудалую пьянку, не проговорится.

Но очередные жертвы, к его досаде, выскользнули из рук Ивановых: прознав об угрожаемой опале бежали к Сигизмунду братья Черкасские, Алексей и Гаврила, с которыми Михаил Воротынский сотовариществовал по порубежным делам; но самое главное – успел уйти от расправы Андрей Курбский, уж никак не виноватый ни в каких крамолах. Еще молодой, но уже прославившийся воевода успешными победами в сечах, участник почти всех знаменитых завоеваний Ивана Васильевича, верно служивший царю и Отечеству, имел лишь одну вину – был другом Адашева.

Самовластец в гневе. Велит дознаться, кто уведомил Черкасских и Курбского об опале на них. Застонала пыточная с новой силой, зашлась дикими криками от нестерпимой боли, заскрежетала зубами от бессильной ненависти к палачам – все безрезультатно. И тут Басманов с Вельским, в какой уже раз, принялись нашептывать, особенно в разгар скоморошества, когда ум царев затуманен хмелем:

– Все воеводы, кто сверстник Курбского, – в один клубок сплетены. Ни пытками, светлый царь, не распутаешь, ни ссылками не разъединишь. Путь один: всех – на плаху.

Он и сам так же считал. Он начал уже вносить изменения в очередность расправ, им намеченных, и выходило так, что братья Воротынские оказывались в числе первых изменников. А чтобы выглядело это хоть немного правосудно, решил искать повод. Позвал тайного дьяка и без лишних уверток повелел:

– Пошевели своих людей, что у князей Михаила и Владимира Воротынских. Не верю, чтоб не замешаны были в крамоле.

– Князь Михаил Воротынский ни с кем сношений не имеет, только часто беседует наедине с настоятелем.

– Вот видишь!

– Князь Владимир будто бы задремал. Из палат своих – никуда. Гонцов тоже ни к кому не шлет.

– За нос водят! Не иначе! Приглядись пристальней.

– Хорошо, государь.