Геннадий Ананьев - Князь Воротынский

• Название: Князь Воротынский
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: Гепта-Трейд
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».

Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.

---

– Еще бы.

– Ну, тогда – с Богом.

«Теперь будет с чем на острова за порогами возвращаться. Рязань – богатый город. Храмов одних не счесть. Иконостасы одни чего стоят! – размышлял Дашкович, вернувшийся на свое место в ханской свите. – Понимает хан, что за так казаки ему служить не станут». Увы, радость та оказалась преждевременной. Рязань не отворила ворот.

Мухаммед-Гирей в гневе: князь Василий признал себя данником, а улусник его не подчиняется!

– Мы сотрем с лица земли непокорных! – зло шипел хан крымский. – Возьмем город штурмом!

– Позволь, светлый хан, дать тебе совет, – осмелился вставить слово Дашкович. – Воевода рязанский не верит, что князь Василий дал тебе, хан, шертную грамоту, признав себя твоим данником. Пошли на переговоры с воеводой своих вельмож, пусть покажут ему грамоту Васильеву.

– Разумны твои слова. Так и поступим мы.

Он действительно повелел готовить посольство для переговоров, а воротникам немедля сообщить, чтобы передали те воеводе и знатным людям города, что будет прочитана им шертная грамота князя Василия. Пусть поспешат с ответом, не гневают своего повелителя, коим является для них хан крымский.

Известие это удивило воеводу, окольничего Ивана Хабара-Симского, ближних советников его и приглашенные на совет по такому случаю купеческие и ремесленные верхи. Мнения, как часто это бывает в момент опасности, разделились круто. Причем большинство стояло за то, что если про грамоту цареву басурмане не придумали коварства ради, придется открыть ворота и впустить нечестивых захватчиков, встретив их хлебом-солью. Спору положил конец Иван Хабар.

– Кто готов лизать сапоги татарские, вольно им покинуть город, а я ворот не отворю. Как не открыл в свое время родитель мой, Василий Образец, ворот Нижнего Новгорода и спас тем самым Нижний от разорения!

– Иль ты супротив царевой воли хочешь идти?! – с явным недовольством пошли в атаку сторонники покорности. – Сам государь если признал себя данником, то мы-то чего? На кого замахиваемся?!

– Бог рассудит нас. Опалу государя моего, если не по его воле что свершу, приму с покорностью. Только, как я разумею, поступаю я разумно. И еще… На первую встречу я не пойду. Вы вот так, всем миром, ступайте. Послушайте, что басурманы скажут, ответа никакого не давая. Скажите, сообщим, дескать, окольничему, за ним последнее слово. Вот и получится – за все я один в ответе останусь. На том и порешим. Сообщите ханским посланникам, что готовы де на переговоры.

Евстафий Дашкович, как только хан Мухаммед-Гирей получил согласие города на переговоры, вновь к нему со своим советом:

– Повели полусотне казаков сопровождать твое, светлый хан посольство. Своих гвардейцев еще добавь. Только ворота откроются, мы воротников побьем и – пусть мои казаки мчатся в город. Они в седлах станут ожидать сигнала.

– Пусть будет так, – подумав немного, ответил Мухаммед-Гирей. – Только непокорного воеводу не тронь. Живого нам его доставишь. Не хотел миром, на аркане притащат. Мы с ним сами поговорим.

Злорадная усмешка долго не сползала с лица хана. Он уже придумал казнь, какую свершит над высокомерным.

Увы, и этот план атамана Дашковича не удался. Представители города, выполняя наказ окольничего, не согласились открывать ворот, пока все ратники, сопровождавшие ханское посольство, не удалятся на полверсты от стены. А если ханские послы опасаются входить в город без охраны, горожане сами готовы выйти к ним. Тоже без охраны и без оружия.

Как ни метал громы и молнии Мухаммед-Гирей, как ни досадовал Дашкович, им ничего не оставалось делать, как принять условия упрямцев. Переговоры, как и следовало ожидать, окончились ничем. Высокомерно один из мурз прочитал цареву грамоту и потребовал, чтобы немедленно отворили бы ворота, не гневили бы властелина своего, светлого хана Мухаммед-Гирея; сословная делегация города покорно, как могло показаться, выслушала мурзу, иные даже кивали в знак согласия, но ответили так, как повелел окольничий.

– Мы люди подневольные. Как Иван Хабар скажет, так и поступим. Хотите здесь ждите его слова, хотите в иное какое время вновь впустим сюда.

Наседал мурза, серчая и горячась, требуя немедленного исполнения ханской воли, только горожане с прекрасно наигранной покорностью твердили одно и то же:

– Мы люди подневольные. Под царем ходим, а окольничий – око его здесь…

Взбешенный мурза пригрозил немедленным штурмом, но и этим не сломил покорное упрямство, и, в конце концов, прошипел злобно:

– Зовите своего Хабара! Мы будем здесь ждать его!

Не вдруг появился окольничий на площади у главных ворот, где шли переговоры. Добрый час испытывал он терпение ханских послов. И не каприза какого ради, а чтоб они в злобстве своем совсем потеряли разум. Появился в парадных доспехах, но без оружия. Сопровождала его целая дюжина ратников.

– Это – бесчестно! – воскликнул мурза. – Мы не взяли ни казаков, ни гвардейцев, отчего ты с охраной?!

Хабар-Симский махнул рукой ратникам, и те, моментально повернув коней, покинули площадь.

– Угодить гостю, хотя и незваному, для хозяина честь и радость. – И почти без паузы, опережая мурзу, заговорил окольничий о главном: – Мне поведали, будто шертная грамота царя нашего Василия Ивановича у тебя, почтенный мурза. Иль это такая бумажка, что любому мурзе можно ее с собой таскать?

– Вот она! – воскликнул гневно мурза и помахал свитком. – На ней печать вашего князя!

– Эдак, не показавши, любую бумажку можно выдать за грамоту. Можно, гляну?

– Покажи! – приказал мурза толмачу, передавая ему грамоту. – Пусть сомневающийся убедится.

Хабар-Симский доволен, что завел посла ханского. Взял цареву грамоту и растерялся. И в самом деле – шертная. Все возвращается ко временам батыевым. Выходит, волен хан и казнить и миловать. Но он-то не помилует. «Лучше в бою погибнуть, чем в бесчестии!» – решил он и сказал, будто сомневаясь:

– Писарь мой хорошо знает руку царева писаря, пошлю грамоту эту ему, пусть скажет, истинно ли царева она, либо подделана. Завтра в полдень дам ответ.

– Хан велит немедленно открыть ворота!

– Потерпите чуток. Завтра в полдень я скажу свое слово.

Будто кочергой в углях поковырялся окольничий либо палкой волков подразнил до предела. Орал взбешенный мурза, да толку от того чуть. Окольничий смиренно ответствовал ему, что, не проверив де истинность царевой грамоты, не может он ей подчиниться. Ничего не оставалось делать послам – покинули город, оставив в нем шертную грамоту. И только затворились за ними ворота, тут же разгорелся спор среди представителей сословий, но не по поводу того, выполнять ханские требования или нет (теперь уже всем было ясно, что если впустят татар, не жить городу), спор пошел о том, возвращать цареву грамоту ханским послам, либо нет. Большинство советовало вернуть от греха подальше, ибо боялись возможного царского гнева, что тоже далеко не мед, а так можно прикинуться, будто не поверили в подлинность грамоты. Идея эта понравилась Ивану Хабару-Симскому, только он повернул ее на свой лад.

– Кончаем базар. Грамоты я не верну. А в том, что она не государем писана, я убедился. Подложная она.

Сам-то он уверился, и по печати, и по руке царского писаря, что она настоящая. И еще в одном был уверен: штурма городу не избежать. Поставил точку разноголосому спору:

– Сейчас же станем готовиться к защите стен. Порох и ядра поднесем к пушкам, смолы как можно больше, только костры для нее разведем, как послов татарских завтра спровадим за ворота. Стрельцов и лучников тоже после этого на стены поставим. Пока же виду не подадим, будто штурм не сложа руки ожидаем. Так поведем, будто ни о каком штурме вовсе не размышляем. И еще… Главное. Без моего разрешения никого из города не выпускать. Никого! Кто нарушит это мое повеление, прикажу живота лишить! Впускать тоже по моему повелению! Через стены тоже чтоб даже мышь не проскользнула!

Осторожность не зряшная: вдруг среди вот этих, кто собрался решать судьбу города, окажется изменник, который поживы ради выдаст хану и намерения самого окольничего, и план подготовки к штурму. А такое ой как нежелательно! Особенно решение не возвращать грамоту.

И все же ворота ночью отворились, чтобы впустить настойчиво требующего представить его пред очи главного воеводы города. Окольничий, кому о том сообщили, велел без промедления доставить домогавшегося к нему в палаты, завязав прежде глаза.

Разговор был короткий. Перебежчик, из ногаев, не назвал имени пославшего его, сказал лишь, что верить тому, кто послал, можно и нужно, ибо он когда-то служил у князя Воротынского стремянным, а теперь нойон тумена.

– Велел передать, будто Мухаммед-Гирей подарил город казакам атамана Дашковича. На разграбление отдал. И еще сказал мой господин: крымский хан долго стоять под городом не станет, скоро убежит в свой улус оборонять его от астраханской орды. Все. Мне нужно сейчас же возвращаться.