Вячеслав Рыбаков - Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)

• Название: Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)
• Автор: Вячеслав Рыбаков
• Жанр: Научная Фантастика

---

И это двадцать первый век…

И они еще имеют наглость заявлять, что американцы ошалели в свое время от такого простого и надежного способа контроля и начали внедрять у себя…

Зато не утерпели пожаловаться на местное население. Что за ров, поинтересовался Фомичев - без особого интереса, надо признать, рассеянно так… В ответ вполне можно было смолчать или ответить нейтрально, не выставляя напоказ своего презрения к народу, на земле которого вояки чудили; но нет. Переглянувшись и помедлив маленько, их экскурсоводы в два голоса наперебой принялись рассказывать, что окрестные казахи еще лет пять-семь назад приноровились коммуниздить важнейшие, понимаете ли, бесценные суперсекретные кабели и продавать как цветной лом. Будто тут может быть что-то секретное! Ото всех скрываемый уровень разрухи, разве что. Восстанавливать, чуть не пустил слезу чубатый капитан, в десять раз дороже, чем то, что воры могут за украденную медяшку выручить, да что там в десять - в сто… Одна соединительная муфта в месте разрыва потом - четыре тонны баксов. Детей засылают, женщин - чтобы уж с гарантией никаких силовых охранных мероприятий мы не предпринимали… А рвом мы периметр обозначили, чтоб хоть на машинах не подъезжали, они ж поначалу целыми грузовиками добычу вывозили, промышленно… Начинаешь проверять систему, носитель уже на старте, горючку заливать пора - и вдруг глядь: ни хрена не работает. Кто, что? А, понятно, давай искать, где клок вырван… Мы просто волками выли!

И такая звериная у него тоска в глазах леденела, у этого офицерика, такая в нем ощущалась бескомпромиссная жажда провести хоть разок это самое силовое мероприятие… Бабцев сразу почувствовал: тут-то бы этот мальчик разгулялся.

Ничего не меняется. Ничего…

Вот такие, наверное, с чистым сердцем, с полной уверенностью в своей правоте прикладами сгоняли в столыпинские вагоны татар и чеченцев. Обрывок кабеля он казахам пожалел! А ты спросил их, нужны тут твои кабели им, на их земле? Ты пришел к ним без спросу, они тебя не звали, и понатыкал тут своих кабелей и черт знает чего еще, на века отравил их землю злейшей химией, завалил дымящимися обломками от аварийных пусков, и все того лишь ради, чтобы безграмотный пузатый упырь, карикатура на человека, мог потрясать в ООН кулачишком да косноязыко, с кастратским привизгом кричать: “И если будут на нас гукать, мы так гукнем, что уже не будут гукать!”

Почему никто не чувствует этой боли, этого стыда? Как они все ухитряются?

Пожалуй, это было для Бабцева удивительней всего.

Вот привезли их к мемориалу. Да, погибли страшной смертью чуть не полторы сотни людей. Да, трагедия. Да, слезы, чего уж тут. Но ведь стоило только написать на их могилах: “За нашу советскую Родину”, как написали здесь, - и все обернулось глумлением.

Эта советская Родина в лице Неделина - а в тоталитарных системах Родина всегда принимает вид того или иного кабаньего рыла в орденах - своей тупостью чудовищно и бессмысленно спалила этих самых безвременно погибших, самодурски велев им всем работать на уже заправленной ракете,- и никто, ни один человек из этих уникальных специалистов и, понимаете ли, героев, не мог и не смел рылу возразить. Под трибунал захотели? Родина ждать не будет, Родина наметила сроки! А теперь, понимаете ли, “за Родину!” на их мемориалах, да еще и не просто так, а “за советскую!” Не просто за бифштексы, а за “ма-аленькие бифштексы…”

Хорошо хоть, нынешний запуск был беспилотным. Бабцев знал: его, с позволения сказать, коллеги, наоборот, очень жалеют об этом. Но когда пуляют с человеком на борту, накануне все непременно глядят “Белое солнце пустыни” - такой тут обычай. А для Бабцева это был давний рубежный символ.

Вот ведь странно - мальцом он, как и все, лишь повизгивал от восторга, когда этот Сухов крушил и крошил в капусту злых басмачей. Но уже лет в восемнадцать все как-то в одночасье перевернулось - даже не понять с чего.

Вдруг стало стыдно и совестно. Будто это он сам, Бабцев, убивал, сам калечил и глумился… и тем, что радовался, дурачок, суховской меткой пальбе, будто сам оправдывал и укрывал от расплаты бесчисленных мерзавцев, что под сенью прекрасных кумачовых словес гноили и морили, ломали руки и в блины раскатывали гениталии, заставляли родителей писать доносы на детей, детей на родителей, жен на мужей и мужей на жен…

Он еще пытался спорить с Семкой Кармадановым, горячась, нервничая, не в силах понять, почему он, Бабцев, видит теперь правду, а его ближайший на тот момент, не разлей вода друг отчего-то совсем не видит. “Да ты пойми: это же палач! - кричал он яростно и растерянно. - У него руки по локоть в крови! По плечи! С какой такой радости он пришел к ним в их пески и наводит свои дикие, мы теперь знаем точно, что дикие, порядки? Ну подумай! Чтобы про него в ту пору сказали: “Ты один взвода стоишь”, чтобы стать легендарным карателем - представь, какую уймищу невинного народа он должен был перебить!” А Семка только хлопал глазами - и видно было, что он подозревает не на шутку: друг его спятил. И ни на что его больше не хватило, кроме как на ошалелое: “Валька, он же наш…”

Вот именно тогда Бабцев понял раз и на всю оставшуюся жизнь: есть наши и не наши. И каждый сам находит критерии отбора в те и в эти. И понял: для него, Валентина Бабцева, подонок и убийца никогда не сможет стать “нашим”. Вот кто ПРОТИВ подонков и убийц - тот ему и “наш”. Будь он по формальным признаком кем угодно, хоть с того края света, хоть вообще с того света.

Он не знал тогда, правильно это или нет. Даже не задумывался над этим. Просто ему было тошно от таких “своих”.

Лишь через много лет он убедился, что это единственно верная и единственно достойная позиция, что в большом мире лишь она и пользуется уважением. Поэтому так легко он становился своим для совсем вроде бы чужих - от прибалтийских якобы ветеранов СС до чеченских так называемых боевиков…

Но выбрал он свою позицию не по расчету. Он же ничего этого в юности не знал. Просто он не мог иначе, и все. С детства не мог.

Так что возведение именно этого фильма в ранг священного, думал Бабцев, далеко не случайно. Вот зачем им космос. Вот чего они по большому-то счету от космоса ждут и хотят. Здесь не получилось, ручки оказались коротки, кишка тонка - так они хоть там жаждут утвердить русский орднунг.

Хорошо, что не пришлось смотреть это кино.

Хватило и того, что им дали увидеть и услышать. Страшные часы заправки, когда “красняк”, апофеоз русской смекалки, ободран с ракеты уже весь и на стартовой площадке - ни души. И едва не над головами начинают течь по широким шлангам, хлюпая и ворча, будто обыкновенное домашнее дерьмо, неотвратимые убийцы: смертоносный гептил, смертоносный амил и еще какая-то четырехокись азота, тоже наверняка вполне беспощадная к мягким козявкам в неспособных защитить, лишь не позволяющих сбежать погонах…

Или гептил не здесь? Слишком много сразу, все перепуталось…

Ну, пусть не азота, все равно не лучше.

И без перехода смех. Немного нервный после этих адских процедур и все-таки уже нормальный, уже обыденно ироничный, потому что, как всегда, грустное и смешное рядом. По традиции заправщиков кормят пловом. Плов горячий, пахнет грубо и пряно и дымится. Заправщики жгутся, вытирают жирные губы ладонями. И гордо рассказывают, почему с ними так чикаются: именно во время заправки все может рвануть, как ни при какой иной операции. Ну, помимо самого старта, разумеется, - но во время старта здесь никого не будет. Нам за вредность аж надбавки положены. Обычные лейтенанты, те, что голыми руками, примерзая к железу зимой и прикипая летом, проверяют на поставленной ракете узлы, контакты и разъемы, помаленьку лишая белоснежную тушу красного лоскутного одеяния, те получают две с половиной тысячи рублей в месяц. За свой героический и уже хотя бы по деньгам видно, насколько нужный Отчизне труд. А вот мы, “заправщики”, аж на сто тридцать рублей больше. И еще у нас усиленное питание: яйца, сливочное масло, молоко, сыр. Да только кто ж их видел. За свои деньги в магазине - оно, конечно, да, но… Так-то питание усиливать и депутаты себе умеют…

Словом, за нашу советскую Родину.

За нашу антисоветскую Родину…

За нашу никакую Родину.

Ничего не меняется. Как, друзья, вы не садитесь…

А потом главный миг. То, ради чего день за днем, неделя за неделей творится эта зловещая мистерия…

Бетон под ногами дрогнул. Едва ощутимо затрепетал, будто резонирующая струна. И накативший рев даже здесь, в подземелье, сварил воздух в крутой кисель. Нечеловеческий воздух.

А мгновением позже показался нечеловеческий огонь.

Из газоотводов бабахнули прямые, как жерди, ослепительные вихри. Потом люто полыхнуло где-то посреди - и уж оттуда, из потайной гремящей сердцевины огонь, сладострастно дрожа от могущества, попер вверх. Вспучилась плазменная гора. Огонь выпрастывался из-под земли неторопливо и вальяжно, как с достоинством рассвирепевший дьявол. Его пугающе неземная суть видна была сразу, он двигался вопреки всем законам природы: строго прямо и вверх. Лохматое, призрачное от жара ревущее солнце взошло из преисподней и, кинув позади себя невообразимой длины пламенное помело, полезло в небо.