Михаил Пухов - Брошен ввысь

• Название: Брошен ввысь
• Автор: Михаил Пухов
• Жанр: Научная Фантастика

Космонавт XXI века Саша Ковров летел с Земли на Юпитер. Его ракета попала в аварию, и он замерз в космосе. Через полвека его встретила экспедиция к Альтаиру, оживила и взяла с собой, осваивать новую планету. Но 500 лет – слишком большое расстояние во времени. Саша и Вита, девушка из XXV века, не смогли ужиться с остальными колонистами и полетели дальше. Однако в их корабле был ещё и третий…

---

Михаил Пухов. Брошен ввысь История, скрытая в глубинах материи

Я

Розовые пенистые шары плавают в воздухе. Ударяются в стены и друг о друга – сливаются – дробятся на капли, в пыль, в радугу.

Все стены близко. Здесь душевая.

Это вода. Это кровь.

Тишина.

Я принимал душ. Потом взвыли сирены. Потом был удар. До этого были разгон и полет.

Почему тишина?

Дикая боль в плече. Вывих?

Жидкая пленка обтягивает лицо. Гравиционер не работает. Только аварийное освещение.

Невесомость.

Я плаваю в воздухе, в стайке розовых и красных шаров. Это моя кровь, смешанная с водой и шампунем.

Удар был страшный.

Сижу в воздухе, сдираю с лица клейкую корку.

Голый.

Кровь остановилась быстро. Голова как болячка. Перевязать ее нечем. Одежда за дверью, а дверь не открывается.

Как в анекдоте.

Рука вправилась. Сама вправилась, мяча начал сдирать корку с лица. Рассказать кому-нибудь – не поверят.

Здесь душевая. Сирены молчат. Гравиционирование не работает.

Я шел с Земли на Юпитер, экспрессом. Вез ребятам приборы и елку. Бедняги – каково им без елки?

Свет слабнет. Окон в душевой нет, только дверь, а дверь заклинило насмерть.

Воздух уже очистился. Розовые шары растянулись по стенам. К счастью, удар выключил воду. Иначе я бы давно захлебнулся.

Утонуть в космосе – это смерть. Маме было бы больно. А отец – что отец? Сам когда-нибудь буду отцом.

Вряд ли.

Стены душевой теплые – там горячая вода. Это я ее подогрел, перед тем как принять душ. Предусмотрительный.

Тепло. А то сидел бы сейчас голый где-нибудь в машинном отделении. Замерз бы. Правда, что делать голому рядом с компьютером?

Знобит. Граммов четыреста потерял. Все стены ею покрыты.

Удар был страшный. На что мы налетели? На метеорит?

При пяти мегаметрах в секунду хватит крупинки.

Но откуда крупинка, хотя бы мелкая? Путь проходил вне эклиптики. Разгон на Альтаир – потом поворот. К Юпитеру только так и летают. Для безопасности.

Но если не метеорит? Все едино. Что-нибудь искусственное, отработавший зонд 80-х годов.

Обидно, если зонд. Из мертвой главы гробовая змея. Встреча в прошлым, и прошлое убивает.

Обидно.

Аварийное освещение слабнет.

Знобит.

Нет, это стынут стены. В радиаторах мерзнет чада. Не только гравиционирование отключилось. Теперь все будет быстро.

Мы куда-то летим. Летим по инерции, как камень, брошенный ввысь. Но такой камень всегда возвращается. Он взлетает, замедляется. Потом падает вниз – все быстрей и быстрей. А мы?

Мы куда-то летим. Мы – это мертвый корабль и живой человек. Мы – это странный гибрид, противоестественное сверхсущество, знающее и прошлое, и будущее. Прошлое – памятью человека, будущее – траекторией корабля.

Всезнающее, но не бессмертное.

Еще жив. Удар был страшный. Жаль, что до поворота. Впереди Альтаир, мой маяк. До него тысяча лет. Еще час – и я, приняв душ, свернул бы к Юпитеру. Могли бы перехватить. Вместе с елкой. А теперь куда – к звездам? Зачем звездам елка?

Пять мегаметров в секунду, никто не угонится.

Нет, мне не холодно.

Льдинки носятся в воздухе. Розовые и красные.

Вероятно, это удар – он пришелся спереди – разрушил все. Пост управления, энергоблок, отопление…

Стены покрыты пленкой радужного льда. Освещение умирает.

Нет, это была не крупинка. Что-то большое. Крупинку расстреляли бы лазеры. Оттого и взвыли сирены от бессилия.

Наверняка отработавший зонд.

Уже темнота.

Один не вынес удара о Землю, другие сгорели, третьих задушил вакуум…

Нет, мне не холодно.

У каждого свой путь.

Хорошо, что медведь не съест мое мясо. Откуда это?..

Уже не холодно. Интересно, похож я буду на памятник?..

Спать.

Я И ОНА

Первое – это запах.

Запах травы и свежего сена, и весенней грозы, и сохнущих водорослей, и цветов.

Запах жизни.

Касание простыни и чьих-то пальцев к лицу.

Тепло.

Открываю глаза.

Ее лицо совсем близко. Смуглая кожа. Необыкновенные ресницы, добрые глаза. Выше – что-то еще: не то небо, не то потолок.

– Спите.

Что полагается думать, когда вот так пробуждаешься? Полагается думать так: я в раю, среди ангелов. Но крыльев не видно.

Как тепло!

Вероятно, хорошо умирать, гладя на красивую женщину. Но оживать так еще приятнее.

– Спите.

Закрываю глаза. Уютно, тепло и блаженно.

Вновь пробуждение. Птичий утренний гам. Маме было бы хорошо, если бы знала.

Никого нет. Вверху цветной потолок. Где-то окно. За окном орут воробьи.

Повернуть голову не удается. Ничем нельзя шевельнуть, только глазами.

Сколько прошло: минута, час, сутки?..

Было утро, был понедельник. Декабрь, незадолго до праздника. Я стартовал к Юпитеру, на экспрессе, в обход астероидов.

Новый год собирался встретить на Ио.

Ребятам нужны приборы – как они без приборов?

Трудно найти добровольца – рядом рубеж тысячелетий. Всем хочется встретить дома. В семье, с мамой, с товарищами.

Лишь мне все едино, где новогодняя ночь. На Ио – значит, на Ив.

Елку я тоже вез. И разноцветные лампочки.

Я стартовал, я набирал скорость, я летел в пустоте. Я прошел полдороги.

Потом я принимал душ. Потом мы во что-то врезались – не то в метеорит, не то в отработавший зонд 80-х годов. Меня заперло в душевой, и даже одежда осталась за дверью.

Потом я замерз.

Я шел в обход астероидов, на бешеной скорости, прямо в звезды. Перехватить меня не могли, и никто бы меня не догнал.

Но похоже, догонял.

– Как вы себя чувствуете?

Язык не русский, но понятный. Это мой язык, русско-американский космический жаргон. Как еще говорить с космонавтом, если не знаешь национальности? Откуда узнать, если даже одежда за дверью?

Кто же тебя догнал?..

– Какой теперь год?

Орут воробьи за окном.

– 2498-й. Спите.

Вот кто тебя догнал. Сначала ты врезался в прошлое, и оно тебя умертвило. Потом ты встретился с будущим, и будущее оживило тебя. Переход из вчера в завтра, из вечера в утро сквозь ночь.

– Спите.

Мы стоим у окна. Одежда у меня новая, удобная. Собственно, только шорты. За окном ветер, облака, солнце. Поле, лес, все как полагается. И нигде ни одного человека. Только Вита – ее так зовут.

Прошло 500 лет. Куда вы смотрели, демографы?

– Почему вы не говорите, кто меня вытащил?

В ее глазах странное. Она молчит, чего-то боится.

– Скажете?

– Пойдемте. Я покажу вам.

Шагаем по длинному коридору. Кивер на полу, и масса дверей. И опять ни одного человека. Для кого они, эти двери?

Вита идет впереди. Какие ноги, какие волосы! Отличные девушки живут сейчас на Земле. Или это специально – для оживления мертвых?

Конец коридора. Последняя дверь.

– Вы не пугайтесь.

Дверь исчезает.

Приборы, пульты, кресла. И прозрачные стены, а за стенами звезды.

Мы в космосе. Вот почему здесь никого нет.

Мы на космическом корабле.

МЫ

Стоим у окна рядом. За окном облака, поле, ветер. Чирикают воробьи. Все как настоящее. Спиной к нам на подоконнике умывается кошка. На воробьев не реагирует. Кошку не проведешь.

Вита рассказывает:

– Тебя заметили издалека. Решили, метеорит. Но ты летел слишком быстро. И траектории почти совпадали: точно на Альтаир. Тогда мы подумали, что это их зонд, возвращающийся от Солнца. Мы посоветовались с «Фениксом», и он послал катер на перехват. Взглянуть, что за зонд.

– Кто это «мы»?

– Электронная машина и я.

Женщина, компьютер и пришелец из прошлого. Бермудский треугольник XXV века.

– А кто такой Феникс?

– Наш дублер, автомат, он отстает на миллиард километров.

– Понимаю. А дальше?

– Катер затормозил, встретился с твоим аппаратом.

– Затормозил?

– Конечно. У нас же скорость гораздо больше.

Разумеется, они ведь летят к Альтаиру. Но когда мы были в рубке, звезды впереди выглядели обычно, без релятивистских искажений. И Солнце за кормой смотрелось нормально. Нормально для звезды.

Правда, преобразователь построить нетрудно. Такие задачи решались даже вчера, пять веков назад.

– На сколько больше?

– На порядок. Пятьдесят тысяч.

Пятьдесят тысяч. Как у Хемингуэя. Что-то не быстро. Но понятно. Сколько мы будем лететь на такой скорости?

– Потом катер пригнал к нам твой аппарат. Мы увидели, что это земной планетолет. Старый, разбитый. Даже не корабль, просто обломок.

– Расстроились?

– Да. Особенно машина. Но потом мы нашли тебя.

Она поворачивает лицо. Ее глаза. Нежность.

– Вита, скажи… Был я похож… на памятник?

– На памятник? Почему? Обычный замороженный человек. У нас сейчас все такие.

– Где?

– У нас на «Жар-птице». Все четыреста человек. Все, кроме дежурного.

– Четыреста?

– Да. Чему ты удивляешься? До цели пять парсеков. Дежурим по очереди, по три месяца.

– И сколько еще лететь?